Ответ я узнал вечером этого же дня. Мама (она работала учителем русского языка и литературы) сообщила, что в воскресенье, седьмого числа, в школе проходила олимпиада то ли по физике, то ли по математике (проводили её как раз в нашем крыле), сюда съехались ребята из всех общеобразовательных учреждений района, и здесь произошло ЧП: умерла учащаяся одной из сельских школ. «А она почернела?» – с замиранием сердца спросил я. «Да, стала вся страшная-страшная, и ещё говорят, что она оказалась сплошь покрыта зловонными струпьями, хотя приехала на олимпиаду бодрая и здоровая», – ответила мама.
На следующий день эти слова подтвердил Жора Михайлов: его мать, учительница физики, сама была на олимпиаде и видела, что стряслось с несчастной девочкой. Она не рассказала об этом сразу, поскольку не хотела пугать сына, но потом решила поставить его в известность: а вдруг это какая-то заразная болезнь? Если так, то надо уделять повышенное внимание вопросам личной гигиены – регулярно мыть руки, не пользоваться чужими вилками, ложками и посудой (а в столовой это происходило то и дело) и не тянуть в рот всякую дрянь.
На большой перемене после третьего урока возле моей парты собрались Нилов, Ерёмин, Обухов и Михайлов. Мы стали обсуждать случай на олимпиаде, который уже перестал быть секретом: весть о нём облетела всю школу. Каждый старался привести убедительные доводы в пользу того, что это – единичный случай: мол, девчонка, наверное, утром съела какую-то гадость, вот с ней беда и приключилась; или её бешеный зверь укусил – это, конечно, хуже, потому что можно заразиться, но ведь в ветеринарной службе есть всякие действенные препараты – специалисты ими всё обработают, и будет полный порядок.
Все наши рассуждения и логические заключения в одну секунду разрушил дикий крик, раздавшийся в коридоре. Мы переглянулись и, не сговариваясь, в одну секунду выскочили из класса.
Зрелище, представшее перед нами, было действительно страшным. Спиной к окну и лицом к нам как-то странно, враскорячку – локти на подоконнике, ноги полусогнуты – стоял второклассник Яковлев. На лбу, щеках и шее его то вспухали, то опадали водянистые волдыри, будто ему под кожу ежесекундно впрыскивали какую-то субстанцию (впоследствии я неоднократно видел подобное в фильмах ужасов). Из перекошенного рта текла мерзкая жидкость, глаза потеряли всякое сходство с органами зрения нормального человека и походили на два бездонных чёрных колодца. В нескольких метрах от Яковлева находились три девчонки из параллельного 1 «в»; одна из них, Марина Дмитриева, обладавшая мерзким визгливым голосом, как раз и орала дурниной.
А Яковлеву, по всему видать, было очень и очень плохо. Он корчился, гримасничал и выталкивал из себя вместе с мутной жижей блеяние и сипение. Ногти его с такой силой скребли по подоконнику, что оставляли глубокие борозды на покрашенной поверхности. Между тем посмотреть на мучения парнишки сбегались всё новые и новые зеваки. В конце концов они заслонили от нас Яковлева, но мы нашли способ посмотреть на происходящее: обогнули толпу сбоку и влезли на банкетку. Это позволило нам стать свидетелями самого захватывающего и запоминающегося эпизода: сначала на виске ученика вспух очередной шарик, но не исчез, как раньше, а лопнул, выплюнув тягучую буроватую жидкость, затем такой же нарыв возник и тотчас же прорвался на подбородке, а потом чудовищно вздулось всё горло, будто у самозабвенно квакающей лягушки. Послышался тонкий писк, за ним – такой звук, будто расползается ткань, и горло ученика разорвалось. Оттуда извергся водопад всякой гадости – даже удивительно, как это помещалось в тщедушном тельце пацанёнка, – и окатил наблюдателей с головы до ног (к счастью, на нас не попало ни капли – мы находились достаточно далеко).
Все моментально запаниковали и бросились бежать, толкаясь, налетая друг на друга, падая, поднимаясь и падая снова. Охваченные ужасом, они не видели того, что успели увидеть мы: тело Яковлева с разодранным горлом, с неестественно запрокинутой назад головой, с растопыренными руками сделало им вслед несколько шагов, затем на пару секунд застыло, внезапно выпрямилось, развернулось вокруг собственной оси и картинно рухнуло на пол.
Стук упавшего трупа вывел нас из оцепенения. Мы соскочили с лавки, забежали в класс и захлопнули за собой дверь; Нилов бросился к учительскому столу, схватил с него связку ключей, безошибочно выбрал нужный и быстро запер кабинет изнутри.
Мы перевели дух и осмотрелись. В классе кроме нас пятерых оказались ещё четыре человека: Бородин, мирно дремавший за своей партой, только сейчас продрал глаза и теперь непонимающе вертел головой по сторонам; Воронина, у которой после взрыва, устроенного Лыковым в сентябре, были серьёзные проблемы с нижней челюстью, предпочитала не выходить на переменах в коридор, чтобы её ненароком не уронили и не зашибли, потому-то и сейчас сидела на своём месте; Анохина и Лаврова, отличавшиеся сообразительностью, успели заскочить в класс чуть раньше нас и теперь с опаской выглядывали из-под парт.
Звеньевой Алексей Нилов, пользовавшийся у одноклассников уважением за здравомыслие и рассудительность, сразу взял командование на себя. «Так, ребята, у нас проблемы, – с места в карьер начал он. – В школе, по всему видать, эпидемия. Чтобы выжить, нам надо стать сплочённой командой и действовать заодно». «А ты-то откуда знаешь, что у нас эпидемия? – недовольно пробурчал заспанный Бородин. – Ишь, доктор выискался!» «Действительно, – поддержала Бородина Анохина, – почему ты уверен, что это эпидемия? Да, мы знаем, что в воскресенье умерла девочка, да, сейчас на наших глазах погиб мальчик, но это ещё не повод делать скоропалительные выводы». «Не повод? – зловеще прищурился Алексей. – А вы замолкните на минутку и прислушайтесь, а потом скажете, прав я или нет».
Все притихли, и сразу же в наши уши ворвалось множество звуков, приглушённых стенами и дверями, но оттого не менее зловещих. Звон разбитых стёкол, топот множества ног, грохот где-то наверху от падения чего-то тяжёлого – возможно, книжного шкафа, – и крики, крики, крики… Всё это свидетельствовало о том, что в школе происходит нечто страшное.
«Ну что, теперь убедились? – спросил Нилов. – Всё предельно ясно: та девка, приехавшая на олимпиаду, занесла к нам какую-то дьявольскую заразу. Только что на наших глазах отбросил копыта Яковлев из 2 «а», и, думаю, сейчас смерти следуют одна за другой по всему зданию. Слышите этот шум? Из-за одного Яковлева такой сыр-бор не поднялся бы». «И что же нам делать?» – поинтересовалась Анохина. «Предлагаю пока что затаиться здесь, – сказал звеньевой. – Тут, как мне кажется, мы находимся в относительной безопасности. Дверь надёжно закрыта, еда и вода есть (Алёша имел в виду ящик с нашим продовольственным фондом, ключ от которого висел на связке, оставленной Натальей Михайловной, а также две банки воды для поливки цветов), в туалет можем ходить на половое ведро. Главное – обойтись без дрязг, ссор и склок, все вопросы решать только сообща. Согласны?»
Все согласились с Алексеем. Первым делом мы расставили наблюдательные посты – пятерых человек к дверям, четверых к окнам. Правда, возможностей вести наблюдение у нас особо не было: из замочной скважины удавалось рассмотреть только небольшой кусочек коридора с банкеткой, на которой мы стояли во время агонии Яковлева, а из окон – одни лишь деревья, вплотную подступавшие к школе. Но наблюдение даже за столь ограниченными секторами дало некоторые результаты, благодаря которым мы убедились в правоте Нилова. Сначала среди деревьев удалось различить несколько детских фигур, с трудом ковыляющих по глубокому снегу. Две вещи явственно указывали на то, что они спасаются от кого-то (или чего-то): во-первых, они шли в одной форме, без верхней одежды, а на улице был мороз под двадцать градусов – значит, они выскочили из школы впопыхах; во-вторых, там, где они брели, никогда не было никаких тропинок, одни заросли, следовательно, опасность была настолько велика, что заставила их пойти этим непроторённым путём. А ещё в замочную скважину Жора Михайлов увидел некое существо, на четвереньках проскакавшее мимо нашей двери туда и сразу же обратно. Существо передвигалось быстро, и Жора не успел толком его разглядеть; единственное, что он успел заметить, – большой горб на спине.
