Второй случай был по-настоящему страшным. Я до сих пор с содроганием вспоминаю тот хмурый день в самом начале ноября, когда осенние каникулы были уже на пороге. В класс влетел запыхавшийся Юра Костров и сообщил, что группа шестиклассников, прознавших о наших запасах, уже спускается к нам с третьего этажа. «Мне старший брат сказал, – говорил Юра, судорожно хватая воздух ртом. – Он их отговаривал, но они мало того, что не послушались, так ещё и дали ему по морде. Что делать будем?»

Одни заголосили, что надо всё отдать грабителям. Тон у пораженцев задавала противная белёсая девочка, которую звали Вероника Чинёнова. Но другие – и, что отрадно, их было намного больше – заявили, что дадут отпор. Тем, кто боится, предложили покинуть помещение; Чинёнова и с ней ещё четыре человека так и сделали, остальные же стали деятельно готовиться к обороне.

Нам повезло, что Наталья Михайловна, точившая лясы с другими учителями начальных классов где-то в другом крыле первого этажа, оставила ключ от кабинета на столе. Мы заперлись изнутри, вооружились подручными средствами – металлическими линейками, увесистыми деревянными пеналами, шваброй, совком и учительской указкой – и стали ждать.

Долго ждать не пришлось. Уже через минуту в коридоре послышался топот ног; кто-то дёрнул дверь и, убедившись в том, что она закрыта, разразился страшной руганью. На дверь обрушился град сильных ударов, но она выдержала натиск. Некоторые из нас уже облегчённо вздохнули, но не тут-то было: шестиклассники грянули тяжёлой банкеткой в стену класса, на метр от пола сделанную из ДСП, а выше – из толстых окрашенных с обеих сторон стёкол в деревянных рамах. Одно из стёкол разлетелось на куски, и в образовавшемся отверстии тотчас же нарисовалась красная потная физиономия ученика по фамилии Тимохин. Но тут не растерялся Юра Костров, вовремя предупредивший нас о готовящемся нападении, а теперь без содрогания лицом к лицу встретивший чудовищную опасность: он вонзил в глаз врагу полуметровую деревянную указку, да так сильно, что она прошла через всю полость черепа и остановилась только тогда, когда натолкнулась на затылочную кость.

Тимохин дико вскрикнул и дёрнулся в одну сторону, Юра тоже пошатнулся, но в противоположном направлении; указка хрустнула, и окровавленный шестиклассник упал навзничь со страшным обломком в глазу. Жуткий рёв друзей поверженного противника красноречиво дал нам понять, что в случае падения нашего оборонительного пункта пощады не получит никто. Вновь на дверь посыпались удары, одновременно с этим разлетелось ещё одно стекло. Сразу двое разъярённых и пышущих жаждой мести гадёнышей полезли внутрь.

И опять натиск окончился полным провалом. Первый нападающий, известный сорвиголова и баламут Кондратьев, просунув руку внутрь, схватил Костю Ерёмина за полу форменного пиджачка и потянул к себе, но стоявшая рядом Настя Кирюшина подхватила с пола большой острый осколок стекла и полоснула им негодяя по запястью. Фонтан крови оросил всё вокруг – это девочка так ловко ударила малолетнего бандита, что перерезала вену. Кондратьев заорал дурниной и тотчас же отпрянул, пытаясь зажать глубокую рану.

Вторым из тех, кто попытался прорваться внутрь, был мерзкий малый по фамилии Степанов. Ударами ноги он вышиб из рамы осколки стекла, которые могли его поранить, и только после этого полез в класс, причём не головой вперёд, а сначала закинув правую ногу. Конечно, он не получил указкой в глаз, как Тимохин (да у нас и указки-то больше не было), но избежать повреждений не смог: тихий и мирный ученик Виталик Обухов, в непосредственной близости от которого оказалась нога Степанова, деловито наклонился и взятыми с учительского стола ножницами перехватил супостату ахиллово сухожилие.

У меня в ушах до сих пор стоит истошный вопль, не вопль даже, а какой-то поросячий визг, который издал Степанов. Он свалился на пол, но не в коридоре, где был бы в безопасности, а в нашем классе. Само собой разумеется, его стали бить чем ни попадя по чему ни попадя, и этот отвратительный тип узнал, что рассерженный первоклассник, защищающий своё добро, – суровый и беспощадный противник. Степанова пинали ногами, хлестали грязной половой тряпкой, царапали ногтями, кусали и, скорее всего, растерзали бы на части, не раздайся за дверью грозный голос Натальи Михайловны: «Открывайте, открывайте!».

Вот так мы ответили на вызов, брошенный старшими учениками. Это была победа. И хотя позже всех нас затаскали на допросы, это не могло уменьшить значения эпохального события. А завершилось всё, к счастью, благополучно: следователи из милиции, опросив участников и свидетелей кровавого побоища, получили неопровержимые доказательства того, что вся вина в этом деле лежит на шестиклассниках.

Заводил хотели привлечь к уголовной ответственности, но не стали, ибо все они волею судьбы получили по заслугам, ведь это были Тимохин, Кондратьев и Степанов. Первого врачи районной больницы спасти не смогли – он скончался в хирургическом отделении на четвёртый день после схватки, а вот второго и третьего поставили на ноги, хотя Степанов совсем охромел и отныне был обречён ходить с палочкой. Когда они вернулись в школу, их встретило всеобщее презрение – как же, быть битыми, да ещё кем – первоклассниками! – и с тех пор они превратились в изгоев. В них словно бы что-то надломилось…

Вспоминаются мне не только победы и удачи, но и поражения. Очень было обидно, когда не удалось спасти самого забитого мальчика в классе – Дмитрия Минаева. Если 1 сентября он пришёл в школу совершенно здоровым и в меру упитанным ребёнком, то к концу первой четверти словно бы стал тенью прежнего себя. Несмотря на то, что ему ежедневно перепадала кое-какая пища из нашего фонда, и на то, что Наталья Михайловна лично следила, чтобы его не вышвыривали из столовой и не съедали его порцию, он день ото дня становился всё слабее и слабее.

Мы с Костей Ерёминым и Виталием Обуховым относились к Диме хорошо, поэтому и решили во что бы то ни стало помочь. Обухов выдвинул предположение, что Минаев исхудал из-за глистов, и мы с этой версией согласились. Решено было достать лекарство от этой хвори, для чего требовалось посетить медицинский кабинет на втором этаже (он находился рядом со столовой).

Мы планировали попросить школьную медсестру дать нам либо микстуру, либо таблетки, либо – на крайний случай – средство для инъекций, но, когда пришли, её на месте не оказалось, хотя кабинет и был открыт. Пользуясь случаем, мы тихонько туда заскочили (болтавшиеся по коридору старшеклассники не обратили никакого внимания на такую мелюзгу), вытащили из шкафчика со стеклянными дверцами два приглянувшихся нам пузырька, а со стола взяли большой шприц с толстой иглой.

Вернувшись, мы обнаружили, что Минаеву совсем худо; он побледнел, покрылся мелкими каплями пота, громко икал и всё стремился сползти с парты на пол. Стало ясно, что действовать надо быстро. Подхватив товарища под руки, мы оттащили его в тамбур под лестницей, где был запасной выход на улицу, и принялись лечить.

Из трёх докторов грамоте обучен был только я, потому мне пришлось читать надписи на пузырьках. В первом была желтоватая прозрачная жидкость; называлось лекарство «Ивермеквет». Все очень обрадовались, когда я сообщил, что это противопаразитарный препарат – именно то, что нужно. Правда, предназначался он для сельскохозяйственных животных, в первую очередь для крупного рогатого скота и свиней, но на данный аспект никто внимания не обратил.

На этикетке было написано, что инъекцию коровам надо делать из расчёта 1 миллилитр на 50 килограммов живой массы, и я предложил вколоть Минаеву полмиллилитра. Но Костя и Виталик не согласились со мной и заявили, что мы имеем дело с запущенным случаем, поэтому такой маленькой дозой никак не обойтись. Если уж колоть, то весь пузырёк, то есть десять миллилитров. Доводы показались мне убедительными, и я согласился.

Опыта проведения подобных процедур ни у кого из нас не было, но всё прошло на удивление хорошо: Константин зажал Минаеву рот, я скрутил ему сзади руки, а Обухов набрал лекарство в шприц и вкатил пациенту укол прямо через штаны. Вслед за этим Обухов наполнил шприц тёмно-красным содержимым второго пузырька (это был «Ферровет», использующийся для профилактики и лечения железодефицитных анемий у сельскохозяйственных и домашних животных) и сразу же сделал ещё одну инъекцию, объяснив свои действия необходимостью закрепления результата.