«Ну, что будешь брать? – спросил старшеклассник. – Тесак или шпалер?». «Да я же говорю – мне что-нибудь от волков надо, – сказал покупатель. – Ножом-то я от волка, пожалуй, не отобьюсь… А пистолет как, надёжный?» «Надёжный, слово даю. Сам делал. В додачу к стволу насыплю горючей смеси на десять выстрелов и дам несколько подходящих по калибру шариков от подшипника. Заряжать надо с дула – сперва насыплешь порох, потом загонишь шарик, а вот к этому отверстию поднесёшь горящую спичку. Тут не то что волка – медведя насквозь просиборит! Единственный минус – перезаряжать долго. Но это ничего – даже от одного выстрела грохот будет такой, что все волки разбегутся!» «А сколько просишь за него?» «Пять рублей, потому как вещь хорошая». «Ладно, покупаю». «Тогда пойдём на крыльцо, там тебе всё отдадим, чтобы никто из учителей не увидел».
Продавец, один из его товарищей и покупатель направились к выходу, а Нилов шепнул: «Ребята, двигаем отсюда, чтобы нас не успели запомнить». «А что такое?» – удивился Костя. «Дык они его сейчас на улице убьют, деньги заберут, а пистолет при себе оставят, – объяснил Алексей. – И нас потом постараются убрать, потому как мы – невольные свидетели. Сейчас вернутся, увидят, что мы здесь ошиваемся, подзовут и скажут: «Детки, мы тут деньгами богаты, сейчас и вам мелочишки отсыплем; только выйдем на улицу, а то тут темно, плохо видно». А на улице заведут нас за уголок, горлышки ножами пересмыгнут и бросят на поживу собакам». Испуганные такой перспективой, мы моментально дунули назад по коридору, ловко лавируя между встречными, и остановились только возле дверей своего класса.
Здесь было уже не так людно и шумно, как в начале ярмарки, но всё равно достаточно интересно. На полу около бюста Ленина возились второклассники Носов и Кульков: конфликт между ними возник из-за того, что они оба нацелились купить у Оли Синёвой последний оставшийся бутерброд, и никто не хотел уступать. Пока они самозабвенно тузили друг друга, бутерброд купил и не отходя от прилавка умял третьеклассник Шаров.
Неподалёку от дерущихся стоял на четвереньках Серёжа Никитин из 1 «в»; его безудержно рвало. Как объяснили нам его одноклассницы Быкова и Дмитриева, Сергей продал вещей на целых два рубля и на все эти деньги набрал различных деликатесов: домашней выпечки, варенья, сала, вяленой рыбы и прочего. Сожрав в один присест целую гору продуктов, Никитин некоторое время кайфовал, привалившись спиной к стене и сыто отдуваясь, но продолжалось это недолго: вскоре желудок ребёнка, для которого столь обильная пища была в диковинку, изверг всё содержимое обратно.
На полу перед входом во 2 «а» тускло поблёскивала большая кровавая лужа. Подошедший к нам Виталик Обухов сообщил, что это – результат ссоры между двумя третьеклассниками, Юркевичем и Сафроновым. Первый приобрёл у кого-то набор сменных лезвий для бритвы, чтобы подарить отцу на день рождения, второй захотел их перекупить, но получил отказ. Тогда Сафронов попытался отобрать лезвия силой, но, как говорится, не на того напал: Юркевич успел извлечь одно лезвие из упаковки и полоснул Сафронова по шее. Рана оказалась не опасной, но болезненной и глубокой; школьная медсестра оказала пострадавшему первую помощь, наложив жгут, и отправила мальчика, потерявшего много крови, отлежаться в классе на полу.
Возле окна горько плакал одноглазый Дуська. Он принёс с собой красивую раковину какого-то моллюска, за которую рассчитывал выручить не менее семидесяти копеек, – её украли; он лелеял в кармане юбилейный рубль с портретом Ленина – его украли тоже… Теперь у него не было ничего; пелена марка и безысходности застилала его и без того никудышное зрение.
В двенадцать часов прозвенел звонок, но большинство из учеников не отреагировало на него, продолжая заниматься своими делами. Разойтись по классам их заставили только пинки и подзатыльники учителей, сопровождаемые плевками и ругательствами.
Наша Наталья Михайловна загнала всех в класс, сама зашла последней, закрыла дверь изнутри на ключ, встала перед нами, возвышаясь непоколебимой скалой, уперев руки в бока и обводя всех тяжёлым и не сулящим ничего хорошего взглядом, и промолвила: «Сейчас я начну вызывать вас в алфавитном порядке, вы будете подходить к моему столу и сдавать имеющиеся у вас деньги в фонд помощи несчастным никарагуанским детям». «Но это же наши деньги! – возмутился Андрей Поляков. – Я не хочу отдавать их каким-то папуасам! И все остальные…» Учительница не дала ему договорить: она сделала резкое движение рукой, что-то звенящее и блестящее пронеслось в воздухе, со всего маху врезалось Полякову в лицо, и он опрокинулся навзничь. Когда Андрей с трудом поднялся, безумно хлопая ничего не понимающими глазами и размазывая по физиономии обильно льющуюся из носа кровь, Наталья Михайловна процедила: «Подбери ключи и подойди».
Поляков подобрал увесистую связку ключей (именно её учительница использовала в качестве метательного снаряда), понуро вышел вперёд, хлюпая разбитым носом, и протянул ключи Наталье Михайловне. Она приняла их левой рукой, а правой нанесла мальчику резкий, без размаха, удар под дых. Поляков повалился на пол, а Наталья Михайловна, водрузив на него ногу, как Геракл на поверженного Немейского льва, поинтересовалась: «Может быть, у кого-то будут ещё возражения?»
Возражений не было. Один за другим мы подходили к столу и выкладывали на него денежки. Тех, на чью честность учительница не надеялась, она тщательно обыскивала. К счастью, меня сия участь миновала, благодаря чему я, отдав 65 копеек, утаил бумажный рубль и пять венгерских форинтов. А вот у Бориса Козлова такой номер не прокатил: звонко шлёпнув на стол полтинник, он развернулся и пошёл обратно, но был пойман за рукав и подвергнут всестороннему досмотру, вследствие чего не только лишился припрятанных рубля и десяти копеек, но ещё и больно получил по уху. Кроме того, побои выпали на долю тех, у кого денег вообще не оказалось (они сразу же истратили всё, что наторговали), – Бородина, Нилова, Зыковой и Швецовой.
Всего же в фонд помощи детям Никарагуа (читай – в карман учительнице, завучу, директору и находящимся с ними в сговоре сотрудникам РОНО) мы сдали 15 рублей 29 копеек. А у меня на память о том событии остались иностранная монетка и марки.
Глава 6. Остаться в живых
Неделю спустя, 8 декабря, ко мне после четвёртого урока подошёл Костя Ерёмин и рассказал о том, что ему удалось подслушать разговор Натальи Михайловны и ещё одной учительницы, содержание которого сильно его напугало. «На перемене я шёл по коридору, и тут сзади на меня налетели ребята из 2 «а», игравшие в салочки, – сообщил Костя. – От сильного толчка я потерял равновесие и в падении врезался головой прямо в открытую дверь одного из кабинетов. Удар был настолько силён, что сознание моё помрачилось; я так бы и остался лежать на полу, попираемый ногами бегающих туда-сюда школьников, но, на моё счастье, рядом оказалась Наталья Михайловна. Она схватила меня за шиворот, подволокла к стене и прислонила к ней, сама же продолжила разговаривать с Ларисой Петровной – классным руководителем 1 «в». Я к тому времени уже вполне очухался, но решил не покидать безопасного места у ног педагогов – здесь мне ничего не угрожало.
Итак, я продолжал лежать будто бы в беспамятстве, сам же всё отлично слышал. Лариса Петровна возобновила прерванную беседу: «Так ты говоришь, это было вчера в моём кабинете?» «Да, – ответила Наталья Михайловна. – Все дети встали, а эта девочка так и осталась сидеть, склонившись над партой. Кто-то тронул её за плечо; голова откинулась назад, и все увидели, что лицо её почернело и покрылось страшными язвами». «А что было потом?» – поинтересовалась Лариса Петровна. «Её вынесли в коридор, и тут выяснилось, что…» К сожалению, Наталья Михайловна не успела договорить: прозвенел звонок, она сказала: «Ладно, потом договорим», подняла меня за шкирку и пошла в класс. Как ты думаешь, о чём шла речь?».
Я не знал, что ответить Константину. Обычно новости о каких-либо происшествиях в школе распространялись довольно быстро, в данном же случае никто ничего не говорил. Кто эта девочка? Ясное дело, что она – не учащаяся 1 «в», потому что все девчонки из этого класса сегодня были в сборе. Тогда почему она оказалась в этом кабинете? И что с ней случилось? Я почувствовал, что по моей спине пробежал холодок: от всей этой истории повеяло чем-то жутким.