– Прости, матушка, – Игни, сам не зная почему, перешел на риорский. Достал из прикроватного сундука шерстяное одеяло в крупную зеленую клетку. Заботливо укутал спящую, подоткнул края одеяла. Сел рядом на краешек неразобранной постели.

– Прости, что так поступаю с тобой. Наверное, ты права, и я ничуть не лучше отца.

Синия дышала ровно и спокойно. Ее безмятежное лицо во сне становилось почти девичьим. Морщинки, паутинками разбегавшиеся от уголков глаз к вискам, не разгладились полностью, но стали мягче, также, как и горестная складка на переносице. Игни отвёл глаза. Его грызло чувство вины.

– Не проси меня рассказать тебе правду, матушка. Ты же знаешь, что этот разговор всегда заканчивается одинаково. Однажды я отвечу на все вопросы, обещаю. Но не сегодня. Сегодня отдыхай, – Игни неуверенно протянул руку и убрал за ухо выбившийся из прически медный локон. – Я все улажу до вечерней зари, даю слово.

Игни вышел, осторожно притворив за собой дверь, как будто любой шорох мог разбудить матушку. Спустился вниз за парой тарелок с остывшими овощами, не считая, захватил стопку подрумяненных тонких лепешек. Подумав, открыл буфет и достал пыльную бутылку без бумажной этикетки, запечатанную сургучной пробкой. Какое-то время Игни провёл, рассеянно перебирая кухонные ножи. Пару самых удобных по руке отложил в сторону, проверил на глаз, нет ли видимых изгибов, подбросив в воздух, поймал за лезвие. Осмотром остался доволен: уж на что Варна не любила тратить время на кухне, но ножи она всегда держала в полном порядке: каждый хранился в своих простеньких ножнах из сыромятной кожи. Игни закрепил один из выбранных ножей на брючном ремне, несколько раз обмотал шнурком и затянул тугой узел, чтобы ножны не свалились при ходьбе. А второй прятать не стал – надо же чем-то сбить сургуч с горлышка бутылки.

Князь Алишер по-прежнему стоял возле окна. Он даже не повернул головы на щелчок замка. Игни притворился, что не видит следы поспешного, неумело скрытого обыска. Прикрыл за собой дверь, жалея, что изнутри она не запирается, и поставил жестяной поднос с едой и вином поверх разворота «Королевского вестника». Алишер скосил фиолетовый глаз.

– Говорят, Фарелл требует от подчиненных уважения к газете, – с задумчивым видом изрёк князь, почесывая указательным пальцем висок в опасной близости от свежей раны, которая только-только начала рубцеваться.

Игни широко улыбнулся. Жестом фокусника поддёрнул обшлаги на рукавах рубашки и с легкостью выдернул бумагу из-под подноса так, что посуда даже не шелохнулась. Смял газету в шар и, склонившись в полупоклоне, протянул Алишеру, будто хотел вручить ему ценный подарок. Князь раздраженно дёрнул бровью, отказываясь участвовать в представлении, и тогда Игни заставил бумагу вспыхнуть и осыпаться пеплом на пол.

Несмотря на то, что жар горящей газеты не мог опалить князю брови, тот все равно отшатнулся. Игни закатил глаза и покачал головой. Продолжая улыбаться своим мыслям, взял бутылку и начал деловито обстукивать рукояткой ножа пыльно-бурый сургуч.

– У меня есть подозрение, что за двадцать лет моего изгнания Эриен успел полностью легализовать запретную магию. Я за всю жизнь видел меньше малефикаров и демонов, чем за последние три дня, – помолчав, признался Алишер.

Игни насмешливо фыркнул. Поднял нож на уровень глаз и посмотрел на князя вдоль клинка – в деревнях этот метод широко известен как вернейшее средство опознать одержимого. Суеверие, ничего больше. Развлечение для мальчишек, которые рады любому благовидному предлогу подержать в руках холодное оружие.

– В зеркало давно не смотрели, ваша светлость?

Алишер без замаха стукнул кулаком по подоконнику. Оскалился.

– Я не малефикар! Это все твоя отрава! – спохватившись, что говорит слишком громко, он понизил голос и перестал восклицать, а начал шипеть, как змея. – Она с-сводит меня с-с ума и наверняка убьет. Я не такой, как ты. Для меня эта дрянь – яд.

Игни поддел особенно упорный кусок сургуча кончиком лезвия и поднял, чтобы отломить.

– Ну да, как же, – хмыкнул парень, не отрывая глаз от своего занятия. – И прокалывать Покров тоже никто не учил, пока я не накачал вас квинтэссенцией. Это ведь не Безумный король проломил границы одному из лучших искателей, получил власть над его кровью и заставил подчиняться своей воле.

Тяжелый взгляд князя ощущался почти физически – как мешок с углём, взваленный на спину. Игни размял плечи, прогоняя докучливое наваждение. Сбил остатки сургучной пробки и задумчиво уставился на пробку обычную – из коры, которая была плотно вбита в горлышко.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, молодой человек.

Лёд в словах князя был отнюдь не фигуральным выражением. Игни невольно поёжился, нахохлился, недовольно проворчал себе под нос: «медикати грати салютари». Рассеянно похлопал по карманам, раздумывая, чем бы поддеть пробку вместо штопора. Воткнул лезвие ножа, покачал, но глубины не хватало. Раздосадованный этим обстоятельством, рыжий глянул на князя неприязненно, забыв о вежливой улыбке.

– …Он взглядом окинул и так повелел:

«Забота о младших – старших удел.

Дабы от распрей избавить оставленный храм

Власть на крови вручаю я вам».

– Что за бездарные вирши? – нахмурился князь. – Никогда не слышал этой чуши.

– На ходу сочинил, – недовольно буркнул Игни. Обхватил горлышко бутылки ладонью и позволил Священному огню свободно течь по руке, сосредотачиваясь в пальцах. Примерно таким образом он мог поджигать бумагу – концентрируя тепло в одной точке, как линза в очках собирает в пучок солнечные лучи.

Воцарилось молчание. Алишер с недоверчивым видом наблюдал за тем, как пробка сама по себе начала ползти вверх. Игни стискивал горлышко бутылки тем крепче, чем сильнее ощущался жар. Наконец, спустя примерно минуту, пробка с глухим хлопком выскочила из бутылки. Алишер проводил ее взглядом.

– Меня изгнали за меньшее… У тебя есть трубочное зелье?

– У меня есть вино, – усмехнулся Игни. Поморщившись, он отнял покрасневшую, обожжённую ладонь от бутылки и перехватил её левой рукой. Причем, намного ниже того места, которое в Резервации обычно называют «юбкой». Наполнил две гончарные кружки из красной глины почти до краев. Протянул одну – с растительным орнаментом – Алишеру. Вторую – с горным пейзажем, выдавленным стилом в мягкой глине до запекания – оставил себе.

– Ваше здоровье, князь.

Князь Алишер с сомнением заглянул в кружку, принюхался. Игни эта подозрительность насмешила.

– Откупорил на ваших глазах, князь. Не отравлено, – в доказательство своих слов он отпил вина из кружки. Голова кружилась после голодной и бессонной ночи, а вино добавило новую ноту в монотонный шум в ушах. Игни достал из кармана отцовский медальон и, не разжимая кулак, положил на стол перед собой. Стало чуть полегче – а на большее парень и не рассчитывал. Вдобавок к отрезвляющему воздействию заключенного в медальон камня, серебро приятно холодило обожженную кожу.

Князь глянул искоса.

– Что у тебя в руке? Я заметил в Чайном домике, что ты не выпускаешь из рук безделушку.

Игни дал себе время подумать. Медленно раскрыл ладонь. На серебряной крышке с витиеватой отцовской монограммой заиграли блики. «Если попросит открыть или дать подержать – значит, точно чувствует камень. Других доказательств и не нужно», – промелькнула ехидная мысль, но Игни придержал злорадство до лучшего времени.

– Подарок отца.

Алишер отвёл взгляд, словно Игни сказал что-то неприличное.

– Позволь предположить. Он погиб во время восстания в Резервации, и это единственная вещь, которая у тебя осталась на память о нём? – фиолетовый глаз оглядел скудную обстановку комнаты, скользнул по выцветшим обоям и вернулся к медальону. Алишер смотрел на закрытую крышку с жадным любопытством искателя, дорвавшегося до опасной тайны.