– Это что, такие часы? – спросил Фарелл, кивнув на медальон. Игни покачал украшение в руке, проверил, что его не открывали, и сунул в карман.

– Нет.

– А это – чтобы красоту наводить? – ткнул пальцем в зеркальце стоявший за другим плечом Бродэк.

Игни вместо ответа торопливо распихал свои вещи по карманам. Размашисто подписал бумагу, что получил все изъятые вещи и претензий к законникам не имеет. Искушение зачеркнуть пункт про претензии было велико, но это выглядело бы ребячеством. Игни сунул документ в окошко. Сказал, словно ни к кому в отдельности не обращаясь, но на самом деле адресуя свои слова всем присутствующим, включая гвардейца, скучающего в своей будке.

– Я думал, в Акато-Риору люди и Древние живут в мире уже тысячу лет.

Шеф-искатель и куратор отдела расследований переглянулись.

– Ха, это если в двух словах, – хохотнул Фарелл.

Бродэк хлопнул Игни по плечу.

– Пошли, парень, пообедаем где-нибудь, заодно поговорим. Ты под чужим небом рос. Неудивительно, что у тебя есть вопросы.

По дороге к приличному ресторану старшие искатели на время забыли о разногласиях и о загадочном письме. Или сделали вид, что забыли. Они пытались растормошить мрачно молчавшего Игни – каждый на свой лад. Алпин Фарелл шутил, что стажёр прошел боевое крещение и что «все там будем».

– Ты подумай, как ты будешь отправлять людей за решетку, если первым не разведаешь путь?

Матьяс Бродэк выразил надежду, что Игни сделает выводы из этого инцидента и впредь станет осмотрительнее.

– Ты пока не искатель, стажёр. Не зарывайся, не ходи перед законниками петухом. У городской гвардии есть масса способов испортить тебе карьеру. Будут цепляться по поводу и без: требовать удостоверения, разрешения, пропуски и ордера по любому пустяку. Какой от тебя тогда будет прок газете, сам подумай. Хочешь совет? Найди себе приятеля со звездой на лацкане, посидите в кабаке раз-другой… ты ему подсобишь – он тебя выручит. Понял, о чем я? – лениво растягивая слова, рассуждал матёрый искатель.

Игни сперва отворачивался от куратора, а потом, наоборот, стал внимательно поглядывать на него. Задумался, а так ли плох этот совет, как ему показалось на первый взгляд. А что интересно: с тех пор, как Игни с матушкой сняли комнату в Акато-Риору, он впервые задумался о том, что неплохо бы в самом деле сходить в кабак, поболтать с кем-нибудь по-дружески. С кем-нибудь, кто не знает ни самого Игни, ни его отца.

«Может, они здесь даже не слышали его имени?» – эта мысль будто бы даже слегка ослабила тугой комок, стянутый в его груди. Словно бы намертво затянутый морской узел на просоленном канате хорошенько обдали кипятком, размягчая нити, чтобы проще было распустить потом.

В Акато-Риору по какой-то причине мало интересовались тем, что происходит за границами их маленького королевства. Может, потому что в памяти риорцев до сих пор горчили времена Священного похода. А может, это связано с тем, что они почитали остальных за отстающих и предпочитали смотреть вперёд, в «светлое будущее развитого техномагического общества», а не оглядываться на «прозябающие в убожестве развивающиеся страны». В любом случае, эта ситуация и молчание газет устраивало. Под задранным носом прятаться легче всего.

Когда перед Игни поставили тарелку с горячим овощным рагу и тонкими, отлично прожаренными полосками плодов земляного хлеба, он окончательно размяк и оттаял. Отправляя в рот ложку за ложкой, стал улыбаться в ответ на новые тюремные байки шефа, который, кажется, поставил перед собой цель поведать стажёру о каждом случае, когда искатель по тем или иным причинам вступал в конфликт с представителями закона.

– Быть искателем, Игни, значит постоянно торчать костью в чьём-нибудь горле. Если тебя это не устраивает, если ты ищешь почёта и покоя – не стану тебя задерживать. Ты ищешь не там. В нашем деле чем больше весит твоё имя, тем сильнее тебя хотят раскусить, – медленно, с расстановкой проговорил шеф, глядя Игни прямо в глаза. Веса его словам добавлял столовый нож, которым мастер Фарелл постукивал по столешнице, акцентируя наиболее значимые места.

Игни хмыкнул, вспомнив, как он объяснял матушке необходимость пойти по пути искателя. Именно это он и обещал ей: почетная, дескать, работа. Большие перспективы обрисовал: дослужится до куратора – и будет сидеть в кабинете, гонять молодых за чаем и новостями. Ему не стоило труда убедить матушку, что выбрал самый лучший способ снискать уважение к себе в городе, где слишком много значения придают месту, где ты родился – тем более под чужим небом. Шеф-искатель проницательно глянул на стажёра и неожиданно сменил серьезный тон на насмешливый.

– Зато про деньги люди не врут. Если за деньгами пришел, они будут – и немалые. Верно, господин Бродэк? Дайте моему подмастерью пару ценных уроков, как сколотить капитал, я тоже послушаю. Мне интересно.

Вилка Бродэка звякнула о тарелку настолько громко, что на него стали оглядываться другие гости. Искатель сдернул с шеи салфетку и смял её. Ударил кулаком по столу.

– Я думал, этот разговор закончен, Алпин, – выдавил он через силу.

Шеф поднял руки, показывая, что безоружен.

– Ты прав, Матьяс. Я тоже прав, – он примирительно улыбнулся в ответ на яростный взгляд ореховых глаз, – но меньше. Не время сейчас, и не место возвращаться к этой теме. На нас смотрит молодое поколение, будем же вести себя примерно.

Вести себя примерно Матьяс Бродэк не захотел. Он бросил скомканную салфетку на стол, достал бумажник, отсчитал несколько сиреневых билетов, швырнул на скатерть и, натянув шляпу до самых бровей, ушел.

Игни опустил глаза в тарелку, сделав вид, что его ничто сейчас не интересует больше, чем охота за вертким кусочком какого-то неизвестного местного овоща, как назло, почти безвкусного. Оттого он, собственно, и остался на тарелке в числе последних.

– Игни, притворяться глухим будешь, когда матушка начнет нотации читать, – сурово припечатал стажёра мастер Фарелл. Игни от неожиданности сел прямо и расправил плечи. Таким тоном ему когда-то говорили, чтобы он не сутулился за столом. Бледное породистое лицо горца Алпина Фарелла выражало крайнюю степень неодобрения. – В обществе серьезных людей, смотри им в глаза и лови каждое слово. Не всегда нужно доставать блокнот, потом поймешь, почему. Но люди должны знать, что если рядом есть искатель, значит их слышат и понимают, о чем они говорят.

Игни отложил приборы и промокнул губы салфеткой, положил на колени, расправил. Двигался он подчеркнуто медленно, чтобы дать себе время на то, чтобы обдумать ответ.

– Но я не… – начал он, но шеф не дал ему закончить.

– Но ты не понимаешь, о чем мы говорим, так? Но ты считаешь неприличным слушать, как мы обсуждаем что-то между собой, я прав? Но мы не вовлекли тебя в нашу беседу, и поэтому ты полагаешь возможным пропустить ее мимо ушей, так что ли?.. Игни, я трачу свое время, объясняя очевидные вещи, потому что верю, что у тебя есть потенциал. Просто ты должен оставить свои представления о вежливости за дверью Чайного домика. Гувернантки учили тебя быть хорошим мальчиком, это очень мило, но будет мешать тебе на нашей работе.

С этими словами шеф как ни в чем не бывало вернулся к своему пастушьему пирогу. Отрезал кусочек, положил в рот и тщательно разжевал, наблюдая за тем, как полыхают уши пристыженного стажера. Тот комкал под столом салфетку, пытался успокоить дыхание по методу старого учителя, не принимать чужую злость, но получалось плохо. Горячая кровь поколений воинственных Детей Огня не давала так просто спустить обиду. Шепот предков, разбуженных кристаллом, лился в голову подобно боевой музыке. Игни считал вдохи и выдохи и молчал. Единственным стоящим выходом виделась немедленная просьба о расчете, но куда он пойдет? Продавать на улицах пироги, испечённые матушкой? Вернуться к комедиантам и фиглярам, выступать в парке на потеху бездельникам? Игни не хотел больше такой жизни. Тем более в Белом городе, где только шуршание бумажек с портретом синего короля заставляет местных улыбаться чужакам.