На крышке бочки, от которой на весь квартал несло рыбьими потрохами, сидела серая кошка с рваным ухом и дёргала хвостом. Маслянистые желтые глаза неотрывно следили за кем-то, кого не мог видеть Игни.

Глазами – не мог.

А чужие Покровы он научился видеть ещё ребенком, даже раньше, чем его старший брат Энкери. Собственно, в этом и была причина, почему его отняли у матери ещё до того, как он начал говорить. Валор не мог позволить слабой женщине воспитывать его наследника. Игни был отмечен с рождения. Талантливый сын великого человека. Живой символ борьбы Валора за будущее, в котором Дети Огня займут подобающее место… Стоял теперь по щиколотку в грязной холодной воде, закрыв глаза, чтобы не мешали видеть. Ждал нападения от двух расплывчатых пятен, тянущих к нему красные отростки недобрых намерений.

Игни сжал двумя пальцами тулью и поправил шляпу, чтобы та не закрывала обзор. Тук-тук – на фетр упали первые капли дождя. Парень задрал голову и глянул на небо с укоризной. Создатель мог бы не так явно ставить подножки затравленным Детям Огня.

– Далеко ещё, князь?

– Торопитесь куда-то, молодой человек? Тридцать второй дом.

Алишер отвечал резко. Скрипел, как несмазанное тележное колесо. Игни счел за благо промолчать. Фарелл выдохнул новое облако вонючего дыма. Он точно никуда не торопился. Зажал зубами мундштук и провернул Связной браслет вокруг запястья.

– И что там, в тридцать втором доме? Мёртвый Бродэк? Парочка умельцев-ночников из банды Старого Лиса?

Услышав знакомое имя, Синия сжала локоть сына ещё крепче. Подняла вишневые глаза. Одними губами прошептала: «Будь осторожен». Игни серьезно кивнул.

– Этот молодой человек упоминал про письмо, которое получил Бродэк, – небрежный кивок в сторону насторожившегося Игни. – Признаться, до этого момента мне не приходило в голову связать одно с другим… Впрочем, предлагаю обсудить планы заговорщиков на месте.

Все опять замолчали – потому что не услышали бы друг друга в поднявшемся гвалте. Мимо с топаньем и гиканьем проскакала стайка мальчишек. Разбрызгивая воду сапогами, они даже не пытались вести себя прилично. Белую шевелюру оставшегося без шляпы Алишера заметили, один из мальчишек остановился, как вкопанный, открыл рот, в котором не хватало переднего зуба. На него налетел второй, постарше, с растрепанными смоляными вихрами. Старший сразу же сообразил, что увидеть беловолосого в Среднем городе – к беде. Несмотря на то, что черная повязка на глазу притягивала взгляд, вихрастый толкнул младшего, выразительно мотнул головой, и оба умчались вслед за остальными, менее внимательными ребятами.

Алишер указал рукой направление и зашагал первым, опираясь на трость. Заёмная сила начала покидать его. Через пару дней он пожалеет, что его спасли сегодня.

«Проклятье! У нас одна ампула с эликсиром на двоих. Или ему конец, или мне, – мрачно подумал Игни, как будто невзначай заглянув в зеркало, которое матушка продолжала держать в руках. Никого. На поверхность зеркала одна за другой упали две крупные капли с неба. – Чисто работают, собаки!»

Он мягко высвободил локоть, переложил чемодан в левую руку, чтобы правая оставалась свободной. Сунул её в карман брюк и сжал в кулаке последнюю ампулу с квинтэссенцией. Эликсир на основе живой крови немедленно отозвался на прикосновение, откликнулся голосами тех, кто навеки замолчал по воле могущественной магии. Запретной магии.

«Кругом враги! Враги!»

«Не верь никому! Они убьют тебя!»

«Матушку убьют!»

«Возьми силу себе, возьми все себе! Станешь сильнее всех!»

«Останешься жив! Спасешь матушку!»

Кровь стучала в висках. Кровь пела и кричала на разные голоса.

Игни стиснул челюсти так, что заныли зубы.

Алишер обернулся, что-то сказал. Причем смотрел он не на Игни, а на Синию. Игни не услышал ни звука из-за древней боевой песни, захватившей его изнутри. Лишь по губам прочитал одно слово: «опасно».

«А ты знаешь, почему Дети Огня оказались в Резервации после Великой войны? Наших предков загнали в горы и возвели сторожевые башни вдоль Замковой гряды. Сказать, почему?» – слова, которые Игни произнес тогда наедине с князем, повторял сейчас голос Валора.

«Потому что огонь всегда остается опасным».

Игни бросил взгляд на красные фонарики, которые сейчас прятались под жестяными козырьками от накрапывающего дождя. «Дети Огни шлют тебе свое благословение, путник», – говорили эти почти незаметные без внутренних светлячков фонарики. Будто сам Священный Огонь вступился за своего сына перед безжалостным Создателем, луч солнца разорвал хмурые дождевые тучи.

Игни шёл все медленнее, всё неохотнее. Алишер предложил Синии руку, она оглянулась на сына, но коротко, чтобы не привлекать к нему внимания. Игни улыбнулся. Матушка – умница. Она всё понимает, хоть и чрезмерно волнуется. Дождь барабанил по полям шляпы, где-то далеко нарастал грохот громовой колесницы.

А где-то очень близко стояли люди, которые следили за ним и ждали удобного момента, чтобы напасть.

Один – молодой и очень-очень злой. Второй старше, почти равнодушный.

Первый мечтает о том, чтобы своими руками пустить кровь. Мысль о том, что он убьет Древнего, возбуждает его и заставляет сердце биться быстрее.

Второй хочет закончить скучное дело и наконец выпить. У него ломит колено в непогоду, и горло пересохло от особой жажды, какая бывает только после похмелья.

Оба не хотят привлекать лишнего внимания к своей работе.

Игни это обстоятельство целиком и полностью устраивает.

Худшее время и место для того, чтобы ввязаться в драку, придумать было сложно. Яростный и шумный приморский ливень лупил по плечам, барабанил по шляпе. Синия, Фарелл и Алишер, застигнутые непогодой посреди улицы, должно быть, бегом припустили к тридцать второму дому. Из них оглядывалась, быть может, только мать. Игни не знал. Не смотрел им вслед.

Он остался стоять под дождем один. Стоило чуть повернуть голову – и с полей шляпы срывались ручьи, норовившие затечь за шиворот. Тяжелый чемодан оттягивал руку.

Совсем как тогда.

Только вместо чемодана молодой мятежник с нашивкой младшего члена генерального штаба на плече тащит сумку со свинцовыми пулями и огненный порошок кона, насыпанный ради экономии в холщовые кисеты для табака, в специальных узких кармашках рассованы стеклянные ампулы. Кочки так и лезут под ноги, штаны по колено в грязи и глине, а рана на руке кровит и пульсирует болью. На зубах хрустит песок. Бесполезное островное дайфуру болтается на широком плечевом ремне. Зловредно бьет по ногам, стоит отвлечься и перестать придерживать громоздкую дуру.

Бросить бы гадину! Но страшно остаться совсем без оружия, когда кругом одни враги, ночь и ни зги не видно, а проклятущая вода плетьми хлещет с неба – не успеваешь стирать её с лица рукавом мундира. Жёсткое сукно, набравшее влаги, плохо справляется со своей задачей.

И нужно идти, а лучше бежать, пока хватает дыхания, а потом снова идти вперёд, хоть во мраке под стеной дождя и не разберешь, где «вперед», а где «назад».

Сейчас ничем не лучше.

Из-за пожара и суматохи Игни (а с ним и половина города) не обратил внимание на то, что западный ветер согнал с увенчанных снежными шапками гор целую «бороду» грязных туч. Морской бриз сцепился со своим извечным противником, и ареной их последней битвы выступил Белый город. Ледяной порыв сорвал с макушки Игни шляпу и немедленно унес куда-то вверх. Кувыркаясь, черная фетровая шляпа, врезалась в окно на третьем этаже, потом её перехватил один восточных ветров и умчался с ней в сторону Арки.

Над головой Игни хлопали ставни: люди закрывали хрупкие стекла от весеннего шторма. Те, кого непогода застигла вдали от дома, после Разлива почти наверняка потратят часть весенней компенсации на услуги стекольщиков.