– В общем, когда всё подготовишь, переводишь эту деталь в боевое положение, прицеливаешься, нажимаешь на крючок, кремень высекает искру, та поджигает порошок на порожке, огонь проникает внутрь и взрывает «заклад». Свинцовый шарик вырывается из трубки так быстро, что его даже увидеть нельзя, и пробивает грудную клетку противника, – скороговоркой закончил мысль Игни.

Шеф с сомнением поводил носом, как лисица, учуявшая тухлое мясо, красноречиво скривился.

– Звучит так, будто один шарик нужно готовить целых полчаса. Старые-добрые имперские арбалеты заряжаются быстрее и все равно уступают магическому оружию, которое всегда готово к бою, пока жив красный кристалл. А тут настоящая наука. Ещё и под дождем, наверное, ничего не загорится и не взорвётся.

– Не загорится и не взорвётся, – Игни равнодушно пожал плечами. Тщательно закрутил колпачок самопишущего пера и, не задумываясь, сунул его в нагрудный внутренний карман. А потом нащупал там же собственное перо и торопливо выложил чужое, залившись жаркой краской до корней волос. Он понадеялся на то, что собеседники этого не заметили. Однако стоило Игни поднять глаза, он встретил внимательный взгляд князя Алишера. Братоубийца подался вперед, опёрся локтем на подлокотник и задумчиво потирал подушечкой большого пальца подбородок.

– Если король и впрямь привез такое оружие с Закатных островов, то, сдается мне, вы излишне драматизируете, ваша светлость, – усмехнулся Алпин Фарелл.

– Я не видел, каково оно в деле, господин искатель. Однако оно сослужило хорошую службу мятежникам в Резервации, не так ли, молодой человек? – Алишер говорил негромко, но его слова для Игни звучали как гулкие удары колокола в самом большом храме имперской столицы.

Просто держать отцовский медальон в руке теперь казалось недостаточным. Игни вытащил его из кармана и заложил обе руки за спину. В одном кулаке – медальон, второй рукой вцепился в запястье первой. Крепко стиснул, сминая рукав пиджака.

Мысли лихорадочно неслись вскачь, перескакивая с неприятных воспоминаний на безрадостные прогнозы. Игни не верил, что в Акато-Риору есть хоть один человек, которому можно рассказать без утайки о том, какую роль сыграл его отец в кровавом восстании. Белый город в экономическом плане зависел от Торговой Империи. Выдадут, как государственного преступника, – и прости-прощай, матушка, и все надежды на спокойную тихую жизнь.

– Мятеж в Резервации, ха! Дела давно минувших дней! Если это оружие неплохо себя показало тогда, почему оно не распространилось дальше? – недоверчиво хмыкнул шеф-искатель.

Алишер не захотел отвечать. Он допивал чай и наблюдал за стажёром. Алпин Фарелл поймал его взгляд, обернулся к рыжему.

– Восстание было жестоко подавлено, – спокойно ответил Игни. Получилось чуть хрипловато, но ничего: можно списать на бессонную ночь. Игни смотрел на собственный рисунок, и будто наяву слышал грохот выстрелов. Он мог бы добавить, что Империя обошлась с оружием Нового света ничуть не лучше, чем с мятежниками. Что и говорить, варварские технологии против высокого искусства стали популярной темой для острот в «Зеркале Империи». Дайфуру сваливали в кучи и запаливали костры. Огненный порошок, а точнее кона, прямо в мешках бросали в реку. В этом можно было усмотреть иронию, и имперские газетчики не постеснялись.

– Дождь подмочил все чаяния заговорщиков? – развеселился искатель.

Неожиданный вопрос сломал тщательно выстроенные границы и толкнул Игни в омут воспоминаний, будто сам шеф умел перехватывать контроль и управлять нитями чужой воли. Хотя это, конечно, же невозможно. Это искусство доступно лишь Древним – любой ребенок в Резервации знает, почему так. Новая кровь лишена Первоначального Огня, оттого Младшие так уязвимы перед малефикарами.

А рыжий поддался лишь потому, что не мог с легкостью отринуть насмешливый вопрос шефа. Дожди ведь и в самом деле шли один за другим, шелестели по растянутым над головой тентам. Сапоги постоянно приходилось натирать воском и без устали работать щеткой вместо умывания, и все равно то и дело приходилось ходить с мокрыми ногами. Дни, проведенные в горах, запомнились Игни густым молочным туманом, постоянной сыростью и запахом сапожного воска. И еще выматывающим душу ожиданием. Он так долго ждал развязки, что даже поражение воспринял с облегчением: наконец-то наступила хоть какая-то определенность. Да, со всей определенностью наступило время бежать и скрываться, но зато никакого больше ожидания!

– Может быть, дождь, – Игни с деланным равнодушием развел руками, забыв, что из правого кулака свисает металлическая цепочка от медальона. От резкого движения металлические звенья ударили по костяшкам, заставив его поморщиться. – Но я слышал, то была история о предательстве.

Личная самоходная карета господина Фарелла ждала хозяина недалеко от охряной двери Чайного домика. За рулевым колесом сидел молодой возница в клетчатой кепке, зевал и чесал затылок. Кепка при этом сползала на глаза, и парню приходилось сердито возвращать ее на место. Наблюдательный взгляд приметил бы, как простецки одетый возница при этом делает типичный для гвардейца жест, ровняя фуражку так, чтобы центр козырька приходился на переносицу.

Однако наблюдатели уже удалились к тому моменту, как к Чайному домику подкатила новехонькая, только что получившая сертификат качества от господина Талли, карета. Возница, проезжая по улице, не обратил внимания на ящики рядом с восемнадцатым домом, из которых кто-то пытался соорудить что-то похожее на топчан. Хотя, если и обратил бы, то непременно задумался: а с какой стати здесь, в двух шагах от Управления порядка лежат эти ящики, ведь им место на рынке. Однако сами по себе ящики не могли рассказать о том, как двое мужчин, время от времени сменяя друг друга, а под утро уже без этих «песьих заморочек» приговорили в этом укромном местечке пару фляжек настойки ажрис, пытались раскинуть пару партеек, но чуть не передрались из-за того, что им было плохо видно картинки на замасленных картах, а потом подговорили друг друга пойти погреться часок в каком-нибудь пабе. Благо, проблем с лишней порядочностью ни у того, ни у другого не было, и вопрос закрытой двери эти двое решили с помощью отмычки. А охранный амулет… а не было в пабе охранного амулета по целому ряду причин, и эти двое знали, как минимум, одну.

– Ну, чтоб Пророк Старика рядом с собой за стол посадил и как с равным беседу повёл! – Плосколицый саркеш зубами вытянул из бутылки пробку, хлебнул прямо из горла. Достал из-под стойки вторую и поставил перед напарником. Тот глянул недобро, с прищуром.

– Я не понял, это щас чо за песня была про Пророка? Мы щас тризну петь-плясать будем? – зло бросил напарник, седой и злой, как молодой степной волкодав. Цедил слова он сквозь зубы и говорил на степном наречии, таком же резком и грубом, как он сам.

– Не рычи на тень, Щенок, – примирительно буркнул саркеш и сделал еще один крупный глоток. – Старик все продумал. Весь город ночью ему принадлежит. Весь, каждая норка, взять хотя бы эту забегаловку… или соседнюю. Если бы псов днем натравили – я ещё подумал бы, а ночью лису… хе-хе… в лесу не поймать.

– Мы вот тоже одну лису упустили, – сумрачно подтвердил Щенок и протянул-таки руку за бутылкой. – Рыжая погань! Поди выскользнул на пожарную лестницу и учесал себе через рынок. Я те грил, что он заметил хвост, грил же?!

– Сегодня упустили, завтра поймаем, – спокойно возразил степняк. – Больно яркий мальчишка. Приметный.

Он достал из-под стойки старинный тяжелый подсвечник в форме рыбы, кусающей себя за хвост, в который намертво вплавился огарок свечи. Желтым коротким ногтем выправил фитиль. Достал из кармана стальную коробочку, щелчком откинул крышку. Узкий лепесток огня осветил и темные, почти черные глаза степняка и желто-карие глаза на худом скуластом лице Щенка.

– Это как огонь в городе искать, – хмыкнул Щенок. Он заметно расслабился: опустил плечи, перестал щериться. Вино согрело его и успокоило. В ярких глазах отразилось пляшущее пламя свечи: саркеш запалил фитиль и захлопнул крышку магической самопальной зажигалки.