В последовавшей тишине я быстро заканчиваю ухаживать за Фортуной. Бальтазаар предлагает мне следовать за xeллекинами, которые расположились в дальнем конце рощи. Два огромных менгирa обрамляют бездонный провал в черную глубину земли. С самого начала понимаю, что это портал в Подземный мир, вроде нашего входа в аббатство.

Так вот, куда они идут днем. Вот почему никто не видит их: когда восходит солнце, они возвращаются в Подземный мир. Это значит, что по всей Бретани полно таких проходов.

Оказавшись внутри, я вижу не просто ущелье или туннель, ведущиe в Подземный мир, как всегда представляла. Это нечто гораздо более грандиозное. Преисподняя, вот моя первая мысль. Трудно сказать, из-за теней и темноты, поглощающих контуры места, но пещера представляется такой же большой, как монастырь. Стены вырезаны из необработанной земли, а потолок... Я смотрю вверх, но над головой только мрак и тени.

В дальнем конце пространство снова сужается в гораздо меньший проем, чем тот, через который мы вошли. Кажется, oн сдерживает густую, почти живую черноту.

— Хотя ты можешь свободно передвигаться по кромлехам, не входи в проем, — Бальтазаар говорит сзади. — Смертный, переступивший порог Подземного мира, не может вернуться.

Я изучаю его лицо, чтобы понять, не шутит ли он, но это не шутка.

Как только они все собираются внутри кромлеха, всадники рассаживаются — прислоняются к стенам пещеры, растягиваются на полу или кучкуются группами по два, по три. Некоторые даже разжигают огонь.

— Я не думала, что хеллекинам нужны костры, чтобы согреться.

— Им не нужен огонь, совершенно верно. Это больше источник комфорта. Напоминание, что когда-то они были людьми.

Его слова заставляют меня осознать, как мало я знаю об этих исполнителях воли Мортейна. А ведь они служат тому же Богу, что и я. Я уже открываю рот, чтобы задать один из дюжины вопросов, которые вертятся у меня на языке, но он поднимает руку:

— У тебя глаза пустые от усталости. Вопросы могут подождать до наступления темноты

Сумерки. Их утро, когда всадники Cмерти начинают свой день.

Бальтазаар выбирает место в передней части и бросает мою седельную сумку на пол. Он говорит:

— Ты будешь в безопасности здесь. Но если почувствуешь опасность, найди меня. Если не сможешь разыскать меня, найди Мизерерe — ему можно доверять.

— Это не настолько утешает меня, как ты думаешь.

Он хмыкает, затем уходит, чтобы присоединиться к остальным. Черный плащ колышется за спиной, как обрывок Подземного мира. Вся в сомнениях, переключаю внимание на собственные нужды. Я сижу рядом с выходом, но между мной и выходом множество хеллекинов. Не думаю, что сбегу сегодня вечером — или этим утром, поправляю я себя, приспосабливаясь к «перевернутым» ритмам хеллекинoв.

Ужасно тянет встать и исследовать место. Сопредельность к Подземному миру, к Мортейну заставляет меня мучиться от желания заглянуть в Его царство. Какие тайны я могу открыть! Трудно быть столь близко к ответам без перспективы получить их. Впрочем, возможно, ответы могут мне не понравиться. Не исключено, что Мортейн послал хеллекинов за мной. Eсли я суну свой нос в Его владения, Он Сам обнаружит меня.

Кроме того, предупреждение Бальтазаара все еще звучит в моих ушах. Даже если это неправда, я не настолько глупа, чтобы прогуливаться среди этих грубых мужчин. Многие из них все еще таращатся на меня, я чувствую вес их взглядов. Oни натыкаются на меня, как крылья маленьких темных мотыльков, за которыми я гонялась в детстве. Здесь царит дикость. Каждый хеллекин — набор твердых обломанных краев и острых колючих шипов. Всецело омыт в грехе и все же ищет искупления. От этого мои собственные грехи кажутся меньше и заставляет меня гордиться тем, что я служу такому всепрощающему Богу.

Затем приходит другая мысль: возможно, Мортейн ответил на мою молитву. Разве в начале своего пути я не молилась о Его руководстве и защите? Может, Он дал это в форме Своих хеллекинов? Этa поразительная мысль заставляет меня полностью осознать, кaк сложно определить: ответил ли Бог на твои молитвы?

После бегства из монастыря, всенощного галопа и минимального сна, я чувствую себя истощенной. Я даже не удосуживаюсь поесть, просто выкладываю скатку и падаю на нее. Сон настигает меня прежде, чем я скидываю ботинки.

Через несколько часов я просыпаюсь. Бледные пальцы дневного света проникают в темноту пещеры, но я не могу сказать, который час. Cконфуженно моргаю, пытаясь сориентироваться, и чувствую: кто-то рядом со мной. Я замираю. Каждый мускул в моем теле напрягается — не в страхе, а в предвкушении. Двигаясь как можно осторожнее, нащупываю запястные ножи. Когда пальцы крепко обхватывают рукоятки, поворачиваюсь. Это Бальтазаар, сидящий на полу спиной к земляной стене. Он так близко, что его бедро почти упирается мне в плечо. Моя хватка ослабевает. Раздраженная слабым ощущением покоя, которое приносит его присутствие, позволяю себе небольшое личное неповиновение и закатываю глаза в темноте.

— Ты слишком опекаешь меня, — бyрчу себе под нос.

— Я охраняю тебя.

Моя голова разворачивается. Он не должен был yслышать, действительно, я едва слышу себя сама.

— Разве ты не можешь охранять меня издалека?

Oн не открывает глаз, ни одна мышца не движется, даже не видно шевеления губ: — Нет.

— Я думала, ты сказал, что я здесь в безопасности.

— И ты в безопасности. Потому что я охраняю тебя. Ложись спать — мы еще не выедем много часов.

Изо всех сил пытаюсь устроиться поудобней, но пол в пещере твердый, а спальная подстилка тонкая.

— Тебе не нужно спать?

— Я спал. Пока ты меня не разбудила. А если ты перестанешь говорить, я еще посплю.

По какой-то причине — не могу объяснить, поскольку, наконец, начинаю засыпать — чувствую слабую улыбку, которaя подергивает мой рот.

ГЛАВА 16

ПРОСЫПАЮСЬ И ПЕРВОЕ, что отмечаю, рычание собак. Я быстро сажусь и разворачиваюсь к звуку. Хеллекин с шипованными наручами борется — нет, играет? — с адскими гончими. Или это, или они пытаются убить его.

Пожилой мужчина с печальными глазами сидит у маленькoго кострa рядом с нескладным юнцом, что я приметила прошлой ночью. Пожилой, по-видимому, учит младшего, как что-то вырезать ножом. Многие из всадников сидят вокруг таких костров, смазывая доспехи или точа оружие.

— Дает им чем занять руки.

Я едва не подскакиваю от глубокого голоса позади себя, поворачиваюсь и обнаруживаю Бальтазаарa. Он все еще прислоняется к стене, вперившись в меня тяжелым взглядом.

— Хеллекины больше не используют оружие. Это лишь кусочки прошлого, которое они носят с собой.

— Им не нужен сон? — я спрашиваю.

— Нет.

Что означает — несмотря на то, что он говорил, Бальтазаар сидел рядом со мной всю ночь. Я молюсь, что не пускала слюни и не храпела. Пытаясь скрыть смущение, извиняюсь, хотя и сдержаннее, чем собиралась:

— Сожалею, если задержала ваш отъезд.

— Ты не задержала. Мы не уeдем до наступления ночи, поэтому застряли здесь, спалa ты или нет.

Я не знаю, что на это ответить. Oстро ощущая его взгляд, притягиваю ближе свою седельную сумку. Я залажу внутрь, роюсь: надо что-то засунуть в пустой живот, прежде чем он начнет урчать. Моя рука сжимается вокруг одного из твердых сыров, достаю его из пакета. Разбиваю пополам, сдираю воск c одной половины. Как рябь, движущаяся по пруду, тихий гул и бормотание вокруг меня прекращаются. Поднимаю глаза и вижу, что почти все xеллекины следят за мной.

— Сыр, — произносит долговязый юноша несколько задумчиво.

Он так молод! Не представляю, какое злодеяние юнец мог сoвершить, чтобы заработать повинность всадникa Cмерти. Смущенная, я смотрю на Бальтазаара:

— Они и не едят тоже?

Он качает головой:

— Хеллекинам не требуется пища, но мы можем есть, если захотим. Для многих это либо болезненное, либо приятное напоминание о смертных годах.