Закончив приготовления, он сел рядом с ней, и поднял бокал. Сделав это, он будто бы дополнил некую идеальную картинку: вечер, свечи, мужчина и женщина сидят рядом, и пьют вино.

— Приятного тебе аппетита, София. — Брызнул звук встречающихся бокалов.

— Эрих… что всё это значит?

— Что именно? — Он прищурился, и сделал еще один глоток.

У него были прекрасные манеры и красивый профиль. Мужчина наслаждался вином, и казался ей в тот момент таким красивым, что дыхание перехватило.

На минуту её будто выбросило в воспоминания: они сидят рядом, пьют вино, и её нога нежно прикасается в его ноге. София мотнула головой, прогоняя наваждение. Да что же это происходит?!

— Не играй, пожалуйста, — прошептала.

Немец вздохнул.

— Я проснулся с мыслью, что мне хочется приготовить для тебя ужин. Я не привык себе отказывать в столь незамысловатых желаниях, так что… собственно говоря, ты и сама видишь результат.

Она постаралась переварить его ответ.

— Хорошо, я поняла. Спрошу иначе: откуда в тебе возникло желание приготовить для меня ужин?

— Всё просто — ты мне нравишься, я за тобой ухаживаю.

В комнате повисла тишина. Несмотря на заданный Нойманом, игривый тон разговора, оба понимали, что то, что он сказал — не игра, а серьезные вещи, и каждое сказанное ими слово будет иметь долгосрочные последствия.

— Эрих… но ведь… ты мне угрожал и принуждал… я не могу…

— София, — перебил он её осторожную тихую речь, — я всё понимаю. И никуда не рвусь, ничего не требую. Ситуация, в которой мы оказались, не из легких. Но если я попытаюсь…

София не понимала.

— Что попытаешься?

— Завоевать тебя.

Он сказал это так просто, как будто его ответ был очевиден.

— Но… зачем, — она не понимала.

— Наверное, чтобы ты была рядом.

— Я и сейчас рядом, — напомнила женщина.

— Не по доброй воле. А мне бы хотелось…

— Чего?

Он отставил бокал в сторону и наклонился к ней. Глаза его были так близко, и губы… она чувствовала на лице его дыхание.

•• • ••

У Софии происходящее не укладывалось в голове.

— Что ты делаешь, Эрих? — голос сорвался, прорезался фальцет.

Он хмыкнул ей в губы.

— Соблазняю тебя, София. Раньше мне это неплохо удавалось. Кроме того… скоро вернется Марк, и это всё усложнит. Он тобой очарован, как и я. Видишь, как всё сложилось: за тобой ухлестывают родные братья.

— Ухлестывают — неправильное слово, Эрих. Ты принуждаешь.

Мужчина нежно заправил ей за ухо прядь.

— А с ним ты, значит, была по доброй воле?

Ей не понравился этот вопрос, и тон, которым вопрос был задан, вызвал в теле женщины дрожь. Но промолчать нельзя!

— Да… тебе ли не знать.

Мужчина погладил её плечо, его рука поползла выше, прикоснулась к её затылку, как раз у линии роста волос. Она ощутила, как его пальцы принялись массировать ей шею. Против воли, София закрыла глаза. Как ни странно, в тот момент его руки не вызывали отторжения, да пусть делает, что хочет! Впрочем, он так и делает!

— Я так устал, София, — признался внезапно Нойман. — Сегодня утром мне сообщили, что скоро мне снова предстоит выполнить важное задание. Я не могу разглашать детали, но назревает еще одна проблема… болезнь. Мне нужно её остановить.

— Остановить болезнь? Разве ты можешь?

— Болезнь — это тоже энергия, София. Все вокруг нас — энергия! Если мне удастся это сделать, во мне накопится сколько избыточной энергии, что придется кого-то убить.

— Меня? — женщина открыла глаза, и наткнулась на полыхнувшие огнем глаза мужчины.

— Нет! Тебе я вреда не причиню. Но кому-то придется, это цена за спасение тысяч людей…

Он положил руку ей на колено. Погладил то ли колено, то ли ткань брюк выровнял.

— А я устал от этого. От убийств устал, словами не передать, как я устал. Дай мне…

— Что?

— … провести этот вечер так, как я хочу — с тобой.

— Почему со мной? — София действительно не понимала. То, что она его Сафрон, ни о чем не говорило, Тамару ведь Эрих так и не полюбил!

— Не знаю, — он погладил её ключицу. — Я не знаю, почему ты, меня просто к тебе… тянет. — Он резко выдохнул, будто слова приносили ему боль. — Тянет так, что хоть ножом режь, чтобы эту тягу пересилить, отвлечь от неё хоть ненадолго!

Она не знала, что говорить, как реагировать на его слова.

— Удивлена? — прошептал немец. — Вижу, что удивлена. София… постарайся… постарайся меня понять, и я буду…

Они смотрели друг другу в глаза. Он сомневался, и София не понимала, в чем его сомнение, пока он не сказал слова, которые, казалось, говорить не хотел, которые вырвались против его воли.

— Постарайся меня понять, простить, и я… буду есть у тебя с рук.

— Эрих…

В его глазах было так много всего. Ошибки, страдания, боль, глупость, страхи, и много желания. Прикоснись она к нему чуть более интимно, и он — София было уверена! — отымеет её на этом же столе. Сметет приготовленную им еду, уложит её на стол, и…

Кровь забурлила!

Софие не было страшно. А потому она сделала то, чего от себя прежней не ожидала: склонилась к своей тарелке, наколола на вилку кусок мяса, и поднесла к его рту.

Это был знак, они оба это понимали. Её негласное согласие.

Глаза Эриха вспыхнули. Коротка довольная ухмылка — и он обхватывает кончик вилки губами, при этом неотрывно глядя ей в глаза.

«Согласилась, — говорили эти лукавые глаза, — назад дороги нет».

… Они проговорили весь вечер. Когда напряжение немного спало, оказалось, что им было о чем поговорить. Музыка, фильмы, книги, сериалы.

Нойман ей советовал сериал про худеющую женщину, её брата-актера, и их родителей. София ему советовала меньше её лапать, так как его шаловливые руки постоянно то поглаживали её ногу, то плечо, и каждый раз ему удавалось замести следы преступления, сделать вид, что это случайность.

София знала Эриха, и в такие случайности не верила.

— София, а ведь ты мне при нашей первой встрече очень не понравилась!

София хохотнула.

— Ты мне тоже…

— А сейчас как? — полюбопытствовал он.

— Сейчас думаю, как бы тебя приручить, и забрать всё твое состояние.

— Вот так ответ! И что ты будешь делать с моим состоянием?

— Тратить, конечно! Часть уйдет на приданое Нюте.

— Кому-кому?

— Моей сестре. Еще часть — на машины.

— А со мной что будешь делать? — спросил Нойман, снова дотрагиваясь до её руки. Вот же хитрый, подумала София, но руку убрала не сразу.

— В смысле? А что мне с тобой делать?

— Ну, мое состояние идет в прикуску со мной, иначе никак.

— Совсем никак? — усмехнулась слегка захмелевшая София. — А как же приданое?

Он при этом тоже делал вид, что вино ударило ему в голову, но она видела, что это не так. Его глаза следили за всем, что она делала, и как она это делала. Ей пришло на ум сравнение — «острый взгляд». Всё, что он делал в тот вечер, было особенно остро, пьянило и сбивало внутренние настройки души.

— София… — он отставил её бокал в сторону, поцеловал её пальцы, пальчик за пальчиком, а затем резко посмотрел ей в глаза, — я хочу тебя…

Она резко к нему наклонилась, так, что их губы вот-вот — и сольются в поцелуе.

— Я тоже многого хочу… но… желание нужно, — пауза, — уметь сдерживать.

А затем резко дернулась назад, и схватила в руки свой бокал с вином.

Мужчина резко выдохнул. Её представление выбило его из колеи, взгляд был всегда дезориентирован.

— Ты с огнем играешь, — сказал Нойман, — не дергай зверя за усы.

А она и сама понимала, что играет, что зверь не ручной и с ним так нельзя. Не понимала только, зачем и в какой момент у неё возникло подобное желание. Зачем она злит Эриха, того самого, которого когда-то так сильно боялась? Куда делся этот страх? Ведь немец не сделал ничего, чтобы этот страх погасить… или сделал?