— Где, черт возьми, Тенкаменин и остальные?

— Возможно, ты реагируешь слишком остро, — сказал/а Джери. — Мне приходилось иметь дело со многими тонистами, и ни один из них не проявлял склонности к насилию. Они раздражают, они назойливы, но не агрессивны.

— Эти тонисты совсем другие! — воскликнула Анастасия. — И раз Тенкаменин говорит, что они что-то задумали, я ему верю.

— Тогда пойдем без него, — предложил/а Джери. — А он и остальные нас догонят.

— Я его не брошу, — возразила Анастасия.

В этот момент по парадному залу прокатилось эхо отдаленных взрывов. Анастасия и Джери замерли, прислушиваясь. Грохот еще нескольких взрывов заполнил воздух, словно раскаты дальнего грома.

— Не знаю, где это, — заметила/а Джери, — но точно не во дворце.

— Нет, но скоро будет.

Анастасия понимала: что бы ни означали эти взрывы, они были предвестием еще большей беды. Гневным обещанием того, что этот день, вне всякого сомнения, закончится слезами.

Юная тонистка была ревностна в своей вере. Она делала то, что велел ей курат, истинный последователь Тона. Святой и безгрешный. Курат не произнес ни слова в течение многих лет, а в день Великого Резонанса, когда умолкло Грозовое Облако, он был первым, кто отказался от своего языка. Слова лгут. Слова потворствуют злу, слова лукавят безнаказанно, слова клевещут, и, превыше всего, они оскорбляют чистоту Тона.

Один за другим все тонисты их ордена вслед за куратом приняли неотменяемый обет. Не обет безгласия, но обет гласных. Полного отказа от грубых, неестественных звуков, которые задаются согласными буквами: щелканья, шипения, треска. Язык — враг тониста. В это верила их секта. Конечно, существует много тонистов, не разделяющих их верований. Но скоро они узрят свет. Даже те, кто ослепил себя.

Пока одна группа атаковала пожарную часть, а другая — участок служителей порядка, курат повел самую многочисленную команду ко дворцу. Все потрясали оружием — такое не увидишь в руках мирного гражданина. Они получили его от неизвестного благодетеля, своего тайного сторонника. Пользоваться этим оружием тонистов не научили, но разве это важно? Взмахнуть ножом, бросить гранату, надавить на спусковой крючок, нажать детонатор. В столь большой вооруженной толпе не обязательно обладать какими-то навыками, чтобы достичь цели.

А еще у них был керосин. Много-много канистр с керосином.

Юная тонистка постаралась оказаться в первой волне атакующих. Ею владели и страх, и радость. Пришло их время! После Высокоградской прополки человечество кипит гневом против серпов, и теперь оно увидит правоту тонистов. За сегодняшнее деяние им будет рукоплескать весь мир, и труба, вострубившая в Субсахаре, пробудит людей по всей планете к вящей славе Тона, Грома и Набата. Возрадуемся же!

Подойдя ко дворцу, она начала интонировать, и ее примеру последовали остальные. Какое счастье — оказаться той, кто побудил других интонировать! Они стали единым разумом, единым духом, единым аккордом.

А потом, взбираясь на спины своих собратьев, она и дюжина ее сподвижников ринулись на штурм стены.

Анастасия и Джери вместе с серпами Македой и Баба наконец встретились с Тенкаменином в розовом саду на полпути между дворцом и хижиной. Камердинер Верховного Клинка с трудом волок большой чемодан на колесиках, отказывавшихся катиться по гравию узкой садовой дорожки.

— Мы вызвали вертолет, — сообщила серп Македа. — Но он доберется сюда минут через десять, не раньше.

— Если только пилот не сидит в каком-нибудь баре, — прибавил Баба, — как это было в прошлый раз.

— Все будет хорошо, — сказал Тенкаменин, слегка запыхавшись. — За нами прилетят, и все будет хорошо.

Он повел своих спутников к вертолетной площадке, располагавшейся в западной части поместья. А вокруг царила суматоха. Сновали туда-сюда дворцовые слуги, таща куда-то всякую утварь. Гвардейцы Клинка потоком выливались из казарм и занимали боевые позиции — скорее всего, раньше они делали это только во время тренировок.

А потом с западной стороны донесся шум — нестройный хор гудящих голосов, каждый из которых тянул свою заунывную монотонную мелодию. Со стены во двор посыпались незваные гости.

— Мы опоздали, — сказал Тенкаменин, резко останавливаясь.

Взревели сирены, и гвардейцы Клинка бросились в атаку. К общей какофонии добавился треск выстрелов. Тонисты падали один за другим, но взамен каждого павшего со стены спрыгивали двое новых. Еще совсем немного — и они опрокинут гвардейцев.

Свисты были вооружены отнюдь не камнями, и они использовали свое оружие с поражающей воображение жестокостью. Где только они его раздобыли? И разве тонисты не исповедуют внутренний покой и стоицизм?

— Чему быть, того не миновать, — пробормотала Анастасия. Это была любимая мантра тонистов и внезапно она приобрела новый зловещий смысл.

Тяжелые южные ворота снесло с петель взрывом, внутрь устремилась толпа тонистов. Они за считанные секунды прорвали линию гвардейцев и начали бросать нечто, похожее на бутылки, заткнутые горящими тряпками. Везде, где бутылки разбивались, вспыхивал огонь.

— Они собираются сжечь нас, чтобы нельзя было оживить! — воскликнул Баба на грани паники. — Как серп Люцифер!

Анастасия чуть было не рявкнула на него за упоминание Роуэна рядом с этой безумной сектой, но сдержалась.

Поскольку вертолетная площадка превратилась в поле битвы, Тенкаменин сменил направление.

— В восточное патио! — крикнул он. — Там достаточно места для посадки вертолета. Бежим!

Они понеслись обратно через сад. Розовые шипы нещадно царапали и кололи беглецов. Не успев добраться до патио, они обнаружили, что нападавшие прорвались и сюда. Тонисты были везде, они набрасывались на спасавшихся бегством слуг, преследовали их и безжалостно превращали в квазимертвых.

— Почему они нападают на персонал дворца? — недоумевала Анастасия. — Из каких соображений?

— Нет у них вообще никакого соображения! — откликнулась серп Македа. — Ни ума, ни совести, ни приличий.

Слуга, в чьи обязанности входила сервировка стола, рухнул с ножом в спине.

В этот момент Баба накинулся на Тенкаменина.

— Надо было укрепить дворец, превратить его в крепость! — заорал он. — Добавить еще один гарнизон гвардейцев! Или даже выполоть эту банду тонистов, прежде чем они напали на нас! Это ты во всем виноват!

Тенкаменин сжал кулаки и ринулся на Баба, но между ними встал/а Джери.

— Потешите свое самолюбие позже, — сказал/а капитан. — Но если собираетесь продолжить эту драку, для начала вам нужно остаться в живых.

Анастасия огляделась. Под покровом темноты их пока никто не заметил, но долго это не продлится, ведь пламя разгоралось все сильнее.

А потом, словно мало было суматохи, воздух наполнился новым гулом — с неба спустился рой амбу-дронов, мобилизованных, очевидно, из ближайшего центра оживления, как только появились первые квазимертвые.

Они подлетали к лежащим на земле телам тонистов, гвардейцев, дворцовых слуг, хватали их своими клешнями и тащили в центр оживления.

— А вот и выход! — сообразил серп Баба. — Тогда и вертолет не нужен.

И не дожидаясь, пока поле битвы покинет Верховный Клинок, Баба побежал через поле к ближайшему амбу-дрону, словно агнец, которого гонят на заклание.

— Ахмад! Нет! — закричал Тенкаменин, но того уже было не остановить.

Заметив мантию серпа, тонисты бросили свои жертвы и кинулись к Баба. Он выхватил из-под мантии клинки, разя нападающих, но толку от этого было мало. Тонисты навалились на него, опрокинули на землю и приступили к расправе, используя все, что попадалось под руку, — включая его же собственное оружие.

Серп Македа рванулась было к Баба, но Анастасия остановила ее:

— Мы ему ничем не поможем!

Та кивнула, не отрывая взгляда от своего павшего товарища.

— Возможно, ему повезло больше, чем всем нам, — проговорила она. — Если он убит, его заберут дроны и увезут на оживление.