На протяжении более двухсот лет мы доказывали, что достойны наших основателей. Мы оправдывали их ожидания. Но все изменилось в мгновение ока.
Я знаю, что где-то существует тайник основателей — средство спасения в случае провала Ордена. Но если я его найду, достанет ли нам храбрости, чтобы им воспользоваться?
— Из «посмертного» дневника серпа Майкла Фарадея, 31 марта Года Раптора
3 ● Бодрящее начало недели
В день, когда затонула Твердыня, маленький старинный самолет направлялся к месту, которого не существовало.
На пассажирском сиденье устроилась Мунира Атруши, бывший библиотекарь из Великой Александрийской библиотеки. Пилотом был серп Майкл Фарадей.
— Я выучился водить самолет в первые годы работы серпом, — поведал Фарадей спутнице. — Обнаружил, что полет успокаивает. Он переносит твое сознание в иное измерение, где нет места беспокойству.
Может, для него это так и было, но пассажирка явно не разделяла его энтузиазма, поскольку при каждой воздушной яме на пальцах Муниры проступали белые костяшки — с такой силой она вцеплялась в сиденье.
Мунира никогда не была любительницей воздушных путешествий. Да, они были совершенно безопасны, никто не умирал окончательно в результате авиакатастрофы. Единственное постмортальное крушение случилось лет за пятьдесят до ее рождения, когда одному пассажирскому лайнеру дико не повезло — в него угодил метеорит.
Грозовое Облако немедленно катапультировало всех пассажиров — самолет падал и мог загореться. Пассажиры квазиумерли от недостатка кислорода на такой высоте. В считанные секунды они накрепко замерзли и упали в лес далеко внизу. Амбу-дроны отправились на место катастрофы еще до того, как тела достигли земли, и в течение часа все квазитрупы были найдены и перенесены в центры оживления, а через пару дней обновленные пассажиры благополучно взошли на борт другого самолета, чтобы продолжить свой путь.
— Бодрящее начало недели! — сострил один из них в интервью.
Как бы там ни было, а Мунира все равно летать не любила. Она понимала всю иррациональность своего страха. Вернее, страх был иррациональным до того момента, когда серп Фарадей сказал, что как только они уйдут из известного воздушного пространства, они останутся совершенно одни.
— Когда мы войдем в слепую зону, нас никто не сможет отследить, даже Грозовое Облако. Никто не будет знать, живы мы или мертвы.
Это означало, что если и в них ударит метеорит или постигнет еще какое-нибудь неожиданное несчастье, амбу-дроны на выручку не прилетят. Путники умрут навсегда, как это происходило с людьми смертных времен. Как если бы их выпололи.
То, что самолетом управлял Фарадей, а не автопилот, не развеивало страхи Муниры. Она доверяла почтенному серпу, но он, как и все люди, подвержен человеческим ошибкам.
Это она во всем виновата. Ведь это она обнаружила слепую зону в Южной части Тихого океана. Зону, полную островов. Или, вернее, атоллов — кратеров древних вулканов, образующих цепь кольцеобразных островов. Весь этот район серпы-основатели скрыли от Грозового Облака, а заодно и от всего остального мира. Вопрос: почему?
Всего три дня назад на встрече с серпами Кюри и Анастасией они поведали им о своих подозрениях. «Будь осторожен, Майкл», — сказала серп Кюри. Тот факт, что Кюри ощущала тревогу, не давал Мунире покоя. Серп Кюри была не робкого десятка, и все же она страшилась за них, а это вам не какой-то пустяк.
Фарадей тоже испытывал опасения, но предпочел не делиться ими с Мунирой. Пусть она лучше считает его храбрецом. После встречи с Кюри и Анастасией они инкогнито отправились в Западмерику на коммерческом транспорте. Последний участок пути они намеревались преодолеть на частном самолете — оставалось только его найти. Хотя у Фарадея было право забирать себе все, что понравится, невзирая на размер и принадлежность, он редко поступал так. Серп взял себе за правило оставлять минимальный след в жизни тех, с кем контактировал. Если только, разумеется, он не выпалывал кого-нибудь. В этом случае его след был отчетлив и тяжел.
С того дня, когда Фарадей сфальсифицировал собственную смерть, он не выполол ни одного человека. Да и не мог этого сделать, иначе его обман раскрылся бы. База данных Ордена регистрировала все прополки — о них сообщали кольца. Фарадей подумывал избавиться от своего, но решил этого не делать. Кольцо — это знак почета, предмет гордости. Он ведь пока еще серп, а серпу негоже выказывать своему кольцу неуважение, расставаясь с ним.
Фарадей обнаружил, что с течением времени скучает по прополкам все меньше и меньше. К тому же сейчас у него было слишком много других дел.
Добравшись до Западмерики, они провели целый день в Городе Ангелов — месте, которое в Эпоху Смертности было средоточием блестящего гламура и личных трагедий. Сейчас он превратился просто в тематический парк. На следующее утро Фарадей надел мантию, которую не носил с тех пор, как исчез с радаров Ордена, отправился в гавань для прогулочных судов и экспроприировал лучший из имеющихся там гидросамолетов — восьмиместную амфибию.
— Зарядите элементы питания так, чтобы хватило на трансокеанский перелет, — велел он начальнику гавани. — Мы намерены вылететь немедленно.
Фарадей внушал почтение и тогда, когда ходил в обычной одежде. Мунира вынуждена была признать, что в мантии он производит впечатление совершенно ошеломляющее.
— Я должен поговорить с владельцем, — дрожащим голосом промямлил начальник.
— Нет, — отрезал Фарадей. — Сообщите владельцу после того, как мы улетим. У меня нет времени ждать. Скажите, что, как только мы выполним свою миссию, я верну самолет и заплачу солидную сумму за аренду.
— Да, ваша честь, — пролепетал управляющий, ибо что еще он мог сказать?
Итак, Фарадей сидел за штурвалом, а Мунира то и дело проверяла, не задремал ли он, не потерял ли концентрацию. И вела счет всем зонам турбулентности, в которые они попадали. Пока что семь.
— Если Грозовое Облако контролирует погоду, почему оно не уберет эту гадость с маршрутов самолетов? — ворчала она.
— Облако не контролирует погоду, — возражал Фарадей, — только влияет на нее. К тому же оно не может иметь никаких дел с серпом, как бы ни была достойная спутница означенного серпа недовольна тряской.
Мунира ценила, что он больше не называл ее своей помощницей. Открыв слепую зону, она доказала, что способна на большее, чем быть простым ассистентом. Будь проклята ее сметливость! Сидела бы себе в Александрийской библиотеке в счастливом неведении. Так нет же — дала волю любопытству. Как там говорили смертные? Любопытство сгубило кошку?
Они летели над пустынным Тихим океаном, когда из радиодинамика вдруг раздался оглушительный вой. Он длился около минуты и продолжался даже после того, как Фарадей выключил радио. Мунире казалось, что ее барабанные перепонки сейчас лопнут. Серп закрыл ладонями уши, бросив штурвал, отчего самолет ушел в резкий крен. Но ужасный звук стих так же внезапно, как начался. Фарадей сразу же вернул себе контроль над самолетом.
— Во имя всего сущего, что это было? — спросила Мунира, в ушах которой все еще стоял звон.
Фарадей, держа штурвал обеими руками, понемногу приходил в себя.
— Может, какой-то электромагнитный барьер? Наверно, мы только что пересекли границу слепой зоны.
Больше они об этом странном вое не думали. Они не могли знать, что тот же самый звук раздался одновременно во всем мире — в определенных кругах его назвали «Великим Резонансом». Он ознаменовал собой как крушение Твердыни, так и глобальное молчание Грозового Облака.
Но поскольку Фарадей и Мунира вошли в слепую зону, на которую не распространялось влияние великого искусственного интеллекта, они не знали и не могли знать, что происходит во внешнем мире.
●●●
С такой высоты были ясно видны подводные вулканические кратеры Маршалловых островов — обширные лагуны, окруженные точками и полосками многочисленных атоллов, обозначающих их контуры. Атолл Аилук, атолл Ликиеп… Не видно было ни строений, ни причалов, ни хотя бы каких-нибудь развалин — ничего, что свидетельствовало бы о присутствии человека. В мире существовало много совсем диких мест, но их поддерживал в таком состоянии специальный корпус Грозового Облака. Даже в самых глубоких, самых темных чащах возвышались коммуникационные башни и были оборудованы площадки для амбу-дронов, на случай если туристы получат травмы или временно умрут. Однако здесь… Здесь не было ничего, и от этого становилось совсем жутко.