— Хорошо, — голос Эйдана упал, и подошвы ботинок пару раз ударили по напольной плитке. Эна тут же вскочила, не сумев понять, куда направился сосед.

— Только обещай, — продолжил Эйдан обычным тоном, — что Эйнит больше не окажется с Малакаем в машине одна.

— Я не собираюсь давать тебе каких-либо обещаний, — голос матери взвился на октаву, и Эна осторожно поднялась наверх, испугавшись быть пойманной за подслушиванием. — Ты переходишь все мыслимые границы. Я не собираюсь по твоей прихоти запирать дочь дома или указывать ей, с кем встречаться.

— Лора, это не моя прихоть. Это пойдет ей во благо...

— О ее благе позволь печься мне и моему мужу. У тебя есть сын и жена, которые заждались тебя дома. Ты смотрел на часы?

Эна успела скрыться за углом, когда мать раньше Эйдана выскочила в гостиную. Она оставалась на каблуках, и Эна поразилась скорости ее передвижения.

— Они же стоят, — В голос Эйдана вернулись прежние смешинки, заставившие Эну поморщиться.

— Не удивлюсь, если сейчас уже утро, так я устала, — Лора вдруг тоже улыбнулась, будто только что не орала на назойливого гостя. — Прошу тебя, уходи. И извини за резкий тон. Но я считаю неприемлемым обсуждать чужих детей, тем более в их отсутствие. Они имеют право на личную жизнь.

— Они же дети! О каком праве ты говоришь?!

— Хватит! — Лора сумела перекричать соседа, и рука ее театрально указала на дверь. — Если ты сейчас же молча не удалишься, я больше никогда не пущу тебя на порог. Несмотря на наши якобы родственные связи, ты не имеешь права командовать в этом доме. И я предупредила тебя о Дилане, хотя надеюсь, что моя дочь преувеличивает.

Внизу стало тихо, и Эна вжалась в стену, будто наверху ее могли заметить. Еще и глаза закрыла, решив открыть их лишь тогда, когда за соседом закроется дверь. Но тот не думал уходить. Тишина стала настолько полной, что Эне даже показалось, будто внизу затикали часы.

— Воспитывай свою дочь, как хочешь, но не смей указывать мне, как воспитывать сына.

Голос Эйдана был едва различим, зато удар входной двери сотряс весь дом.

— Мам, что случилось?

Эна выждала минуту, чтобы спуститься вниз, не выдав себя. Всю эту минуту мать простояла, вперив взгляд в захлопнувшуюся дверь.

— Я позволила себе лишнее. Так не говорят с соседями. Ты заразила меня своей злостью.

Голос матери был мертвенно-спокойным, и Эне захотелось крикнуть, что это Эйдан наговорил ворох непотребностей, но признание в подслушивании могло вывести мать из равновесия куда больше глупой ссоры с соседом.

— Как много ты услышала?

Мать едва повернула к лестнице голову. Эна вспыхнула — ее не могли заметить. Как мать догадалась?

— Он говорил слишком громко, — ответила мать на незаданный вопрос. — Что ты слышала из разговора?

— А что я должна была услышать? — начала издалека Эна. — Я поняла, что вы поругались из-за Дилана, но Эйдан действительно дал ему при мне пощечину. Да такую, что Дилан едва на ногах устоял. Он сказал, что отец не бьет его, но я ему не верю!

Эна не заметила, как перешла на крик. Мать молча указала ей на диван. Эна осторожно обогнула ее и уселась на самый край.

— Мы говорили про этого мальчика с лошадьми. Ты слышала, что Эйдан сказал мне?

— Думаю, то же, что он сказал мне у церкви. То, что я должна держаться от Малакая подальше.

— Только это? Он не сказал тебе, что прежняя девушка Малакая забеременела, и его отец оплатил ей поездку в Англию, чтобы сделать аборт, потому что здесь это тихо сделать нельзя. Сказал?

— Кто? Малакай или Эйдан? Кто из них должен был мне это сказать?

Эна вцепилась в дрожащие коленки и уставилась на сцепленные в замок руки матери, опустившейся в кресло. Она не хотела смотреть ей в глаза. Разговор с Эйданом казался цветочками по сравнение с тем, что сейчас выдаст мать.

— Я ничего не знаю про это. С какой стати Малакай должен рассказывать мне про свою девушку? Я видела его дважды, и оба раза он был просто другом Дилана.

Слова вылетали одно за другим без паузы для вдоха. Она боялась, что если мать откроет рот, то она уже не сумеет вставить и междометия.

— Я сказала Эйдану, что прекрасно разбираюсь в парнях и могу, если надо, постоять за себя. Но, мам, Малакай не такой, как он говорит, не такой...

— Что значит, не такой? — Мать в конце концов оборвала дочь на полуслове. — Эйдан сказал, что это лишь его догадки. Или Дилан рассказал тебе что-то большее?

— Мама! — Эна вскочила на ноги, но осталась у дивана. — Дилан не сплетник, и с какой стати он должен мне говорить про роман своего приятеля? И Малакай нормальный. Понимаешь, нормальный! Он прямо спросил меня, если я буду выбирать между ним и Диланом, кого я выберу? Я ответила, что мне никто не нужен. Все. Точка. Он больше и словом не заикнется об отношениях со мной. Я сказала ему, что у меня есть парень. Чего Эйдан боится, не было и не будет. Но не потому, что мистер Фэйерсфилд мне запретил, а потому, что мне не нравится ни Малакай, ни его сын.

Эна замолчала и взглянула на мать, удивленная, что та не предприняла и попытки перебить ее. Она выглядела уставшей, бледной и прятала подбородок в ворот кофты, хотя сама Эна не чувствовала холода.

— Я была для тебя плохой матерью последний год, — Неимоверная горечь оттенила материнский шепот. — Я даже не заметила, что ты с кем-то встречаешься.

— Я ни с кем не встречаюсь, — так же тихо отозвалась Эна. — Я наврала Малакаю, чтобы тот отстал от меня и не поссорился с Диланом. Я сказала, что это Сабаш.

— Сабаш? Шутишь?

— Конечно, шучу! Мам, не делай такое лицо. И, уверена, он не обидится на мою ложь. К тому же, у меня не было на телефоне другой фотографии.

— Ты ему нравишься?

Вопросы матери звучали слишком отрывисто, словно она теряла дыхание с каждым взмахом ресниц. Она непрерывно моргала и в итоге прижала пальцем дрожащее нижнее веко.

— Не подумай, что я имею что-то против Сабаша. Если он тебе нравится...

— Мам, успокойся, — Эна села обратно на диван и вновь сжала колени. — Это была шутка. И, — она резко протянула к матери руку. — Обещаю, я скажу тебе первой, если мне кто-то понравится.

Мать сжала руку дочери, но тут же отпустила, чтобы подняться из кресла.

— Я подогрею чай.

И слишком быстро прошла в кухню, видно боясь расплакаться. Эна услышала, как хлопнула дверца шкафа. Мать спешила принять успокоительное. Отлично. Значит, сейчас она ляжет спать и избавит дочь от нравоучительной беседы. Хватило Эйдана. Теперь понятно, чего он набросился на сына. Наверное, ему претит сама мысль, что сын вырос и ему могут нравиться девушки.

Неужели она действительно нравится Дилану? Эна улыбнулась, но улыбка тут же исчезла, когда она подумала, что может не нравиться Эйдану. Быть может, он и на Малакая наговаривает не для того, чтобы защитить ее, а наоборот. Быть может, заезжая американка не очень-то достойна ирландских парней?

Эна стремительно вошла в кухню, где мать убирала со стола лишние чашки. На большой тарелке лежали кексы. Мать положила на блюдце один, накрыв остальные пленкой.

— Эна, — мать опустилась на стул, хотя и не взяла себе чашку. — Я не хочу повторения истории с этой девушкой. Всегда надо заботиться о себе самой, не думая, что это сделает парень.

— Мама, пожалуйста! — Эна едва успела присесть на стул и вновь была на ногах.

— Я не собираюсь с ними спать! Ни с Малакаем, ни с Диланом. Если тебе будет спокойнее, то я не увижусь больше ни с одним, ни со вторым. Это ты хотела, чтобы я пошла на боулинг. Мне на этот год достаточно ноутбука!

— Эна, я лишь хочу...

— А я ничего не хочу! —закричала Эна и, бросив кекс ненадкусанным, помчалась к себе наверх и спустилась лишь тогда, когда была уверена, что мать уснула.

Часы на телефоне показали час ночи. Эна даже успела вздремнуть, но пустой желудок нарушил спокойствие сна. Она подогрела в микроволновке чай и умяла аж два кекса, специально усевшись на стул Дилана, чтобы не думать о нем. Хорош новоиспеченный братик. Настроил против нее своего отца, а теперь еще и ее собственную мать.