— А твой бедный отец? — воскликнула Маргарет. — Он не догадывался о том, что происходит?
Лэндон улыбнулся. Сочувствовать тихому человеку, который сидит дома и ждет, — это было в духе Маргарет. Между тем его суровый и угрюмый отец вовсе не был безвинной овечкой. Когда посмотришь на вещи с другой стороны, получается объективнее. Сколько раз за многие годы Лэндон размышлял об этом! Только, спрашивается, зачем? Все это теперь в прошлом, стало древней историей.
— Ну, что сказать про отца… Понимаешь, он жил книгами. Вернется с сортировочной станции, нагнется над раковиной, смоет скопившуюся за день грязь. И к стопке библиотечных книг на столе в прихожей. Это был его мир. Но когда мать пригласила Чарли к нам на ужин, отец, я думаю, что-то учуял. Это, если разобраться, был дерзкий тактический ход. Видимо, чтобы избежать сплетен, она хотела сделать из Чарли доброго друга, своего человека для всего семейства. Ясное дело, номер не прошел. Отец терпеть не мог Чарли, к тому же он увидел, что мать вся дрожит от возбуждения. Если человек влюбился, скрыть это очень трудно, тем более такой человек, как моя мать — актриса в душе. Помню, Чарли рассказывал одну из своих историй, а отец велел ему прекратить — из-за Эллен. Ничего там страшного не было, невинная голливудская сплетня про какую-то вечеринку, где все плавали в чем мать родила. О-о, как он сыпал знаменитыми именами! Мы все ему просто в рот смотрели. Кроме отца, который был неприятно поражен. И попросил Чарли прекратить… Тот нисколько не расстроился. Просто пожал плечами и перескочил на что-то другое. Но повторного приглашении он уже не получил. А потом… Прихожу я как-то домой, а отец сидит в кухне и читает книгу. Он уже поужинал и читал Герберта Уэллса. Посмотрел на меня и говорит: «Твоя мать ушла, Фред. С Чарли Эймсом. Думаю, она не вернется. Тебе и твоей сестре она оставила письма. Они в ваших спальнях. Ужин на плите». Да, особой пылкостью он не отличался.
— Ах… А что почувствовал ты, дорогой мой Фредерик? Ты был потрясен?
— По правде говоря, не знаю… Потрясен? Вряд ли. А мать действительно ушла. Махнула через весь континент в Калифорнию. Знаешь, если я что и почувствовал, так это облегчение. Ведь мы жили в напряжении, и вот оно исчезло. Воцарился покой. Стало легче дышать. Мне неуютно, когда вокруг ссорятся и огрызаются, такая атмосфера не для меня, Маргарет. Я люблю, чтобы все друг с другом ладили. Будь у меня побольше бойцовских качеств… Короче, мать оставила письмо… Ну, должен я тебе сказать. Это был перл. На лиловой почтовой бумаге, что ни страница — то вверху желтые цветочки. И запах духов. Матушка была жутко сентиментальной особой. А начиналось это чертово письмо так: «Дорогой сыночек…» Она в жизни не называла меня «дорогим сыночком», и вот, пожалуйста, — ее крупным, размашистым почерком. Она накатала страниц двадцать. Да, Маргарет, там было что почитать! Такая драма! Прямо «Двадцатый век Фокс»[76]. Некоторые строчки я до сих пор помню. «Если раньше меня с твоим отцом и связывали какие-то чувства, теперь они рассеялись в дым». «Я здесь задыхаюсь». «Теперь я нашла человека, с которым смогу разделить мою мечту». И так далее, и так далее. Это была вовсе не моя мать: ее рукой водила Бетт Дэвис[77]. Все же своего часа она дождалась. Ведь ей, наверное, хотелось удрать все эти годы. Однако она дождалась, пока мы вырастем и станем более или менее самостоятельными. А потом воспользовалась первой же возможностью. Я ее не виню. Может, тогда и винил, а сейчас — нет. А уж в городе разговорам конца не было! Это сейчас такое в порядке вещей. Ну, сбежит какая-нибудь домохозяюшка из пригорода с агентом по продаже оконных рам — на второй день все об этом забудут. Но это был Бей-Сити, 1948 год, и, доложу я тебе, волна поднялась немалая. Отцу пришлось до конца года отправить Эллен в интернат — в другой город. Она сильно переживала. Я тогда кончал школу, и многие мне сочувствовали. Я стал почти популярен. Ребята, которые раньше и не смотрели в мою сторону, теперь предлагали мне взаймы. Даже наш физкультурник — и тот изо всех сил старался быть тактичным. Никаких кувырков на брусьях в воспитательных целях, никаких трех лишних кругов по залу для толстого Фредди. Мы с отцом холостяковали в старом доме и управлялись совсем неплохо. Если разобраться, мы так хорошо не питались долгие годы. Ведь из матери повар был никудышный. А теперь все городские дамы стройными рядами перешли на нашу сторону. Многие из них были старые соперницы матери — теперь уже в возрасте, с сетками для волос, с варикозными венами. Кстати, у матери в этом городе настоящих подружек никогда не было. Так вот, к нам приходили дамы и приносили кастрюли с тунцом, слоеные пироги и широченные улыбки, означавшие: «Я же вам говорила». О-о, они помогали нам с радостью. Видеть нас в таком положении — это тешило их самолюбие. Люди готовы протянуть руку помощи, когда знают, что тебя сунули носом в дерьмо.
Маргарет сидела, задумавшись. Она взвешивала рассказанную историю, пытаясь высчитать ее последствия.
— А твоя мать нашла счастье с этим человеком? — спросила она.
Лэндон немного подумал.
— Трудно сказать. Без некоторого разочарования, думаю, не обошлось. Ее Голливуд закончился киношкой для автомобилистов — Чарли там работает киномехаником. В Анахиме. Какая уж тут романтика! Но к матери Чарли относится прекрасно. Настоящий любящий муж. Она знает, что вернуться не может, вот, наверное, и притерпелась, как большинство людей, — живи и радуйся тому, что есть. И дела, кстати говоря, у них идут совсем не плохо. Живут они в доме на колесах, у них там лагерь автоприцепов.
— Так ты был у них в гостях?
— Да. Один раз. Много лет назад, когда начал разваливаться мой собственный брак. Н-да… развалился… рухнул — это, пожалуй, более подходящее слово. В общем, хотелось куда-нибудь сорваться, все обдумать — я взял на работе несколько дней и катнул в Калифорнию. — Он замолчал и показал на небо. — Посмотри, Маргарет… Похоже, снежок пойдет…
Это действительно было так, но ему просто хотелось отвлечь ее внимание. Он не горел желанием рассказывать об этой поездке в Калифорнию. Она надломила его дух. Может быть, виной тому были его собственные неприятности, но тогда он впервые подумал: неужели он терпит жизненный крах?
— Сколько неудачных браков. И распавшихся семей.
Маргарет сказала это почти про себя. Возможно, ей вспомнилось собственное прошлое. Одинокая жизнь, но по крайней мере она никому не причинила зла. У Лэндона вдруг возникла потребность защитить мать.
— Она и сейчас старается не терять со мной связь. Иногда черкнет письмецо, под рождество обязательно открытка. Джинни она обожает — та к ней ездила несколько раз. По-моему, они друг с другом чувствуют себя легко. Ведь, по сути, Джинни — единственная внучка у мамы. Сестра не желает ее знать. Раньше мама посылала детям Эллен рождественские подарки. Всякие калифорнийские безделки, трикотажные майки с шутливыми изречениями, говорящие резиновые шарики — в общем, всевозможные пустяковины, которые так любят дети. Но Эллен все отсылала назад, бывало, не распечатывая, и вскоре мама намек поняла… Ты посмотри. Сейчас нам будет весело…
Солнце уже исчезло за облаками, и «де-сото», как корабль, вонзающийся в густой туман, вдруг погрузился в другой мир — на лобовое стекло накинулись снежинки, и тотчас за работу принялись длинные «дворники». Похоже на их первую совместную поездку в этой машине. Тогда они чуть не попали в аварию на Куинс-Парк-Креснт. Еще этот скотина инспектор. Но это всего лишь шквал — через несколько минут пройдет. Видимость, однако же, была нулевая, и Лэндон сбросил скорость, протер запотевшее стекло платком. Он понятия не имел, где расположен выключатель обогрева стекла, а шарить сейчас по панели — лучше не надо. Слева мимо него на той же безумной скорости проносились маньяки, когда они притормаживали за теми, кто ехал медленнее, ярко вспыхивали хвостовые огни. «Де-сото» уже был на верхнем участке дороги, начинался долгий спуск в долину. Маленький ураган скоро остался позади, но в полях снег продолжал идти. Лимонное солнце тщилось пронзить облака, и сквозь падающий снег струился диковинный желтый свет. Подальше небо было голубое — там солнцу удалось-таки протаранить облака, и по полям лупили длинные столбы света. Густо-черная земля, припорошенная снежком, дымилась под солнцем. Сидевшая рядом Маргарет были поражена красотой этой шальной погоды. Природа создавала день на скорую руку, не могла толком решить, что с ним делать. И все же была в нем своя причудливая, даже вдохновляющая красота, и это зрелище земли и неба заворожило Маргарет — так восторгаться баловством погоды может только горожанин.
