— Все равно! — вырвалось у Андре.
Машина нырнула в туннель и вынырнула прямо посреди уличного рева в самом центре города.
Водитель подрулил к краю тротуара у магазина фирмы «Итон».
— Ближе к центру, пожалуй, не подъехать, — сказал он.
Андре выбрался из машины и захлопнул за собой дверцу.
IX
Было пять часов вечера. Никогда еще Андре не видал разом столько людей и столько машин. Гвалт стоял несусветный. Прямо на Андре налетел патлатый, босоногий хиппи в голубых джинсах — обернувшись, он выкрикивал на ходу что-то через плечо своей подружке. Налетев на Андре, хиппи тотчас же поднял, вытянув, указательный и средний пальцы и произнес:
— Привет, мужик! Мир!
Шарахнувшись от хиппи, Андре угодил прямо на старуху, нагруженную сумками.
— Осторожней! — рявкнула она.
Андре попятился к огромной застекленной витрине магазина, втиснувшись между двумя простенькими, но нарядно одетыми девушками. Одна посмотрела на Андре, тут же обменялась взглядом с подругой, та скорчила гримасу. Они отступили, отошли подальше от Андре. Первая сказала что-то другой, обе смерили его недобрыми взглядами, после чего повернулись к нему спинами.
От усталости у Андре тряслись колени, есть хотелось так, что в ушах звенело.
Какого дьявола меня сюда понесло? Куда теперь идти? Кого спрашивать? Не знаю даже, как улицу перейти, чтоб под машину не угодить. Ну хорошо, скажем, перейду я улицу, а дальше куда?
Бочком, мимо витрины, он пробрался до угла магазина и остановился, внимательно изучая светофоры.
Так: машины едут на зеленый свет, а останавливаются на красный. Положим, это каждый дурак разберет, а вот зачем надо ждать, пока тот, в белом, махнет рукой, и почему все останавливаются, когда он поднимает руку в красной перчатке? Почему у машин красные огни зажигаются? Ничего не понимаю. Но не торчать же здесь до бесконечности! Вот они, деньги, в кармане; пойду-ка — может, найду где поесть.
Андре слился с толпой, переходившей через Сто вторую улицу, и благополучно перебрался на противоположную сторону. Двинулся по западной стороне Сто первой улицы, то и дело задирая голову кверху и пялясь на непонятные гроздья реклам, пока не углядел надпись: «Король Эдуард. Бар. Гриль».
Гриль? Значит, можно поесть.
Он ступил на прорезиненный коврик у входа и протянул было вперед руку толкнуть дверь, но та сама скользнула внутрь, не дожидаясь его прикосновения.
— Что за черт!
— Вы идете? — Двое мужчин делового вида, оба в костюмах с иголочки, чуть не наскочив сзади, окинули его взглядом, нетерпеливо топчась на месте.
Андре прошел вперед, уступив дорогу шедшим сзади, и очутился в вестибюле гостиницы, застеленном красными коврами и отделанном ореховыми панелями. Андре впервые оказался среди такой роскоши. Где-то в глубинах мягкого, неяркого света щебетала канарейка. Голоса возникали приглушенно, а бешеный шум машин словно канул куда-то под землю. Один из мужчин, шедших следом, с удивлением уставился на растерявшегося Андре, затем двинулся дальше.
На кушетке у стены сидел какой-то старик, опустив руки на набалдашник палки, зажатой между колен, рядом с кушеткой стояла пальма в кадке; такие пальмы Андре видел только в кино.
— Я думал, здесь поесть можно, — пробормотал Андре, подходя к старику. — Там написано…
— Ну да, здесь есть кафе, но… — Старик протянул руку, взял из пепельницы окурок сигары, поднес спичку и затянулся, разглядывая Андре сквозь дым. — Что, сынок, первый раз в большом городе? Понятно. Значит, так… Я бы на твоем месте вышел бы, прошел три-четыре квартала вон в ту сторону, — старик ткнул пальцем в сторону окна, — там есть кафе. Дешевле, чем здесь, да и место тебе попривычней покажется.
— Правда? — Андре огляделся еще раз. — Ах да, спасибо вам.
Он повернулся и направился к той самой двери, через которую вошел; как раз в это время две дамы, треща как сороки, подошли со стороны улицы и ступили на прорезиненный коврик у входа. Дверь распахнулась, чуть не ударив Андре по носу.
— Читать не умеешь? — бросила одна из дам. — Это вход.
Стушевавшись, Андре выскользнул через другую дверь.
Тьфу ты! Что такое: машины все куда-то делись. Можно и без светофора улицу перейти.
У входа в гостиницу стоял полицейский, холодный взгляд голубых глаз остановился на Андре, приготовившемся у края тротуара перебежать улицу.
— Ты куда это собрался?
— На ту сторону…
— Здесь нельзя. Вон у того угла переход, а то штраф придется платить.
Ну и местечко! И чего меня сюда понесло? Единственный тут человек — тот старик с сигарой.
Обогнув угол Девяносто седьмой улицы, Андре увидел двух молодых индианок, толкующих о чем-то с белым мужчиной.
— Пятнадцать, — отрезал белый. Он откашлялся и сплюнул.
Самая смазливая произнесла со смешком!
— Двадцать.
— Ну и катись! — Мужчина махнул рукой и шаркающей походкой направился прочь по улице.
Андре подошел к индианкам.
— Есть тут поблизости кафе?
Вторая, не такая смазливая, окинула его с головы до ног равнодушным взглядом.
— Вон, через улицу. — И она улыбнулась, обнажив гнилые зубы. — Может, пойдем порезвимся? За десять долларов.
Андре мотнул головой. Он еле доплелся до кафе. Войдя, сел на высокий табурет у стойки. Подошел китаец-официант и грубо спросил:
— Чего надо?
— Два бифштекса, картошки побольше и кофе.
Принеся заказ, китаец остановился с тарелками в руках на приличном расстоянии от стойки, где сидел Андре.
— Сейчас плати.
— Так я ж еще не поел! — возмутился Андре, едва сдерживая слюнки.
Китаец был неумолим.
— Сейчас.
Андре вынул пачку денег из кармана, бросил на стойку пятидолларовую бумажку. Китаец поставил перед ним тарелки и взял деньги. Постоял в нерешительности, склонился к Андре и, понизив голос, спросил:
— В городе не бывал раньше?
Андре замотал головой.
Китаец засмеялся тихоньким, словно извиняющимся, смехом и ткнул пальцем в руку Андре, все еще сжимавшую деньги.
— Зачем всем показываешь деньги?
Тьфу ты! Какой же я идиот! Как поем — сразу в уборную, засуну деньги в ботинок.
Андре кончал расправляться с третьим бифштексом, как вдруг на него упала чья-то тень. Андре обернулся — знакомая физиономия расплывалась улыбкой.
— Гэри! Гэри Последнее Одеяло! Не узнаешь?.. Я…
— Вижу, Исаака Макгрегора сынок. Андре зовут, так, что ли?
Вообще-то Гэри Последнее Одеяло был темной личностью. Даже Исаак его недолюбливал, но в тот момент Андре кинулся к Гэри, как к самому близкому другу.
— Чего делаешь в городе? — полюбопытствовал Гэри, критически разглядывая лицо Андре. — Кто тебе нос расквасил? Неплохо отделали.
— Да так. Только что приехал. Хочу работать устроиться.
— Ишь чего захотел! Кто тебе тут работу даст?
— Тот же, кто и тебе.
Гэри зашелся смехом так, что весь затрясся.
— Устрой меня…
Но Последнее Одеяло не слушал, он уже не смотрел на Андре. В кафе вошла молодая метиска. Крупная, высокая, веки вымазаны тем же едким зеленым цветом, что у Синички в тот вечер, когда она притащила Андре гранатовый песок с озера. На метиске было короткое ярко-красное платье с таким глубоким вырезом, что груди оказывались почти все наружу. Свисавший на цепочке тяжелый серебряный крест утопал между ними. Эта метиска чем-то напоминала Андре Симону.
Гэри с видом хозяина подозвал девицу, мотнув подбородком, присел на высокий табурет, положил на стойку руку ладонью вверх и, сощурившись, уставился на подходившую девицу.
— Выкладывай, — резко сказал он, протягивая к ней пятерню и растопыривая пальцы, но не снимая руки со стойки.
Девица засунула руку в вырез платья, достала из-за пазухи несколько банкнотов и положила в ладонь Гэри Последнее Одеяло. Пока тот пересчитывал деньги под стойкой, метиска тихонько поскуливала:
— Есть хочется…
— Я тебе скажу, когда есть. — Гэри бросил взгляд на белого в угловой кабинке, следившего, сдвинув брови, за Гэри и девицей. — Вон, видишь, человек сидит. Тебя поджидает.