Андре было наплевать, что сокурсники стали на него коситься. Ему даже ни разу не пришло в голову сообщить в канцелярию, что у него изменился адрес. Он начисто позабыл и про отца Пепэна, и про очередную месячную плату за учебу. Кроме Долорес, не существовало ничего. Днем, когда ее не было рядом, Андре то и дело думал о ней, чувствуя, как при этом сладко сжимается и ноет сердце.

Но вот однажды во время лабораторной Андре внезапно вызвали в канцелярию, и это сразу как-то отрезвило его.

— В соответствии с правилами каждый студент обязан сообщить свой адрес и номер телефона, — сухо сказала женщина из канцелярии. — Если вы переезжаете, должны заявить об этом, а вы ведь как будто переехали? — Она помолчала, выжидательно нацелив карандаш на соответствующую графу в карточке.

— Куда переехал? — Андре похолодел, сообразив, что не может сообщить свой адрес. — Я… я не знаю. Я могу показать, где…

Женщина презрительно фыркнула.

— Вы хотите сказать, что не знаете, где живете? Ну что ж, узнайте, пожалуйста, а заодно и номер телефона. И сообщите мне не позже завтрашнего утра — перед занятиями. Кстати, вас ожидают в кафетерии, что в северном крыле. Католический священник.

— Отец Пепэн?

Но женщина уже отвернулась и принялась молча просматривать картотечные ящики.

Андре попятился из канцелярии, от стыда у него даже мурашки по спине пошли. Пробираясь через плотную толпу студентов, он двинулся в кафетерий. У входа в коридоре сидел отец Пепэн. Глаза его метали молнии.

— Ты что наделал! — рявкнул отец Пепэн, увидев Андре.

— А что такое, святой отец?

— Хозяин тебя прогнал из дома! Мебель поломал! Позволил себя облапошить! А когда тебя позвали обратно, посмел отказаться!

Привлеченные криком, проходившие мимо студентки повернули головы, уставились на Андре и священника. В глазах у девушек так и плясали смешинки; пройдя по коридору, они не удержались, прыснули, прикрывшись книжками.

У Андре запылали уши.

— Отец… вы бы выслушали сначала…

— Выслушал? Ну говори, где сейчас живешь?

— Я… какая разница где! В одном месте.

— В каком еще месте? Что за семья? Есть условия заниматься?

— А? Да… есть условия, есть.

— Поедем туда. Мне самому надо посмотреть.

— Н-нет, отец… Туда нельзя.

— Нельзя? — Брови священника взметнулись, переносицу перерезала глубокая складка, кончики усов задрожали от негодования. — Раз я плачу, я должен посмотреть.

Андре и не заметил, как сзади подошла Долорес, пока ее рука властно не сжала ему локоть.

— В чем дело, солнышко? — осведомилась Долорес и, взглянув на священника, спросила: — Кто это такой?

Андре поспешил освободиться от ее руки под угрожающее восклицание отца Пепэна!

— Кто она такая?

— Долорес, — робко начал Андре. — Ты бы лучше отошла, нам с отцом Пепэном нужно поговорить…

— Кто она такая? — настойчиво повторил отец Пепэн.

— Я его невеста, — нагло заявила Долорес. — Вопросы будут?

Наступила долгая пауза. Священник, вытягивая тощую шейку, переводил взгляд с Долорес на Андре и обратно.

— У вас с ней связь?

— Я, отец Пепэн… мы…

— Ты с ней имеешь греховную связь?

— Греховную? — возмущенно вскинулась Долорес. — Сам бы хоть разок попробовал. Тогда б, может, иначе заговорил…

— Долли!.. — беспомощно залепетал Андре.

Отец Пепэн не удостоил вниманием ни Долорес, ни ее слова. Негодующе поджав губы, он сердито уставился на Андре.

— Ты… ты пойдешь со мной! Тебе не место с этой… с этой… Ты должен жить в приличном доме. Запрещаю тебе с ней встречаться.

— Нет, отец, я не могу. Долорес и я… мы… нет, я не могу.

— Не могу? Ты хочешь сказать, что любишь ее?

— Я не могу бросить ее, отец. Она… мне… я не могу, отец.

Старик еле сдерживался, наливаясь краской от досады.

— Тогда женись. Что можно поделать…

— Мы сами сообразим, жениться нам или нет, — вставила Долорес. — Нечего нас учить. Меня вон всю жизнь пытались учить, тебя еще в учителя не хватало.

Отец Пепэн сделал отчаянное усилие над собой, чтоб сдержаться.

— Андре, наверное, сказал вам, что я плачу за еда учебу?

— Ну говорил, а при чем здесь это?

— Я не буду тратить на него деньги, если он не живет как праведник.

— Деньги? Да при чем тут деньги? Он в своем институте — молодцом, а что у нас с ним… так это никого не касается!

Отец Пепэн побагровел. На лбу налилась, задергалась жилка.

— Андре, как ты позволяешь этой девице так разговаривать со мной, твоим духовным отцом? Пойдем! Мне надо поговорить с тобой наедине.

— Ему от меня скрывать нечего, — отрезала Долорес.

У Андре задрожали колени. Он беспомощно переводил взгляд с Долорес на священника.

— Пойдем! — скомандовал священник.

Долорес схватила Андре за руку.

— Никуда он без меня не пойдет!

— Отец! — умоляюще протянул Андре.

Краска сошла с лица священника. Вне себя от гнева и отчаяния, Пепэн махнул рукой.

— Ты глупец! Ты хуже, чем глупец. Но теперь ни единого цента от меня не получишь. Хватит! — Он повернулся и зашагал прочь.

— Иди, иди! Кому ты нужен! — презрительно крикнула ему вслед Долорес. — Ничего, мальчик, я буду платить за твою учебу. Не тушуйся.

И она при всех открыто поцеловала Андре прямо в губы.

Потом, слегка отстранившись, Долорес порылась в кармашке и вынула пару тоненьких металлических, под золото, обручальных колечек.

— Гляди-ка, что я купила. Как сможем, так сразу всем и объявим. Нам уже по восемнадцати, и притом мне надоело каждый раз прятаться и жаться в своем подвале, а так мы утрем нос старухе Сэвчек!

Долорес взяла Андре за руку и с трудом надела одно из колечек ему на палец.

— Вот! А теперь, мальчик мой, подожди минутку. Мне нужно Эсси позвонить, прежде чем пойдем домой.

Хотя Андре и не показал этого Долорес, на самом деле разрыв с отцом Пепэном потряс его.

Какой же я идиот! Правда, всегда терпеть не мог, если старый хрыч принимался совать свой нос повсюду и то и дело поучать меня, и все же… Тьфу ты! Как же мне теперь быть?.. Долли насела основательно, твердит, чтоб я не бросал учиться. Ладно, раз ей так хочется… Интересно, сколько им там платят, в этом кафетерии? Не думаю, чтоб много. Но, судя по всему, деньжата у нее есть.

Начиналась метель, с каждым порывом ветра ввинчиваясь в институтские закоулки потоками мелкого снега. Поджидая Долорес, Андре смотрел сквозь вьюгу на блестящее мозаичное панно на противоположной стене здания. Стоило ярким соцветиям слегка расплыться в снежной мгле перед глазами, как тотчас увиденное напомнило ему бисерный узор расшитых бабушкой оленьих мокасин, что она готовила на продажу. Бабушка уже давно умерла, но каждый раз Андре вспоминал о ней о тоской и щемящей болью.

Она вот знала свое место. Была метиской, и все. Никем другим быть не хотела. И никто ее ничему не учил. Так что же… Что же мне-то?.. — мучительно думал Андре.

Вприпрыжку выбежала Долорес, долговязая, как мальчишка. Лицо горело от возбуждения, зеленые глаза сияли.

— Скорей домой, пока метель не разошлась. Надо в магазин зайти, поесть купить. Ух ты! Не терпится поскорей поглядеть, как вытянется у старухи рожа, когда она узнает. — Долорес распирало от радости. — Вот войдем в дом, вниз спустимся и нарочно будем громко разговаривать. Она услышит мужской голос, тут же заявится с криком — а мы ей обручальные кольца под нос: нате, пожалуйста!

— Долли! Тьфу ты… зачем все это!

— Как зачем? Вот уж смеху-то будет!

— Тоже мне, смех. Давай пошли-ка скорей, ладно? У меня дел полно…

Вечер выдался ненастный, порывистый северо-западный ветер набрасывался снежными вихрями. Перчаток не было, и Андре, тащась рядом с Долорес по заснеженным улицам, втянул руки поглубже в рукава, перекладывая то и дело на ходу книжки из замерзшей руки в другую.

У черного хода они столкнулись с хозяйкой, старуха выносила мусор в пластиковом пакете. Пока Долорес знакомила с ней Андре, та, поджав губы, пытливо рассматривала его, потом повела плечами, криво усмехнулась: