— Андре рванулся кверху, за ним Красномордый. И тотчас с глухим гулом земля с обеих сторон обрушилась в ров. Туда, где они только что стояли оба, рухнула почти трехметровая лавина смешанной с песком земли.

Подбежали рабочие, выпучив от страха глаза, выкрикивая что-то бессвязное. До самой ночи Красномордый без устали делился с каждым, кто проявлял интерес, как Андре спас ему жизнь. Всякий раз Андре протестовал» говорил, что и понятия не имел о том, какая опасность им грозит, но его никто не слушал.

В команде у Сэндона и вкалывали — дай бог, и пили — дай бог. С понедельника до субботы яростно ворочали трубы, доски, рыли землю, с субботы до понедельника яростно кидались в загул, пили, тискали девочек, потом так же яростно боролись с похмельем. Андре приняли как родного. Он стал своим в команде. О Долорес и думать забыл, разве что когда внезапно просыпался посреди ночи, увидя ее во сне.

Как-то раз в конце августа, в воскресенье, Андре с Дейвом решили съездить купить себе новые спецовки. Чтобы побыстрее отовариться и поспеть к вечерней попойке, заглянули в универсальный магазин для военнослужащих. Выгребая мелочь из кармана, Андре с огорчением отметил про себя, что от летнего заработка не так уж много осталось. И тут впереди, через пару проходов, он увидел Долорес, сильно раздавшуюся в талии. Сердце у Андре екнуло. Лицо бледное, ни кровинки, длинные волосы слиплись, висят, как веревки, будто она их бог знает сколько не мыла. Приоткрыв рот, Долорес равнодушно слушала Эсси, которая, напряженно сдвинув брови на прыщеватом, со шрамами лице, втолковывала ей что-то.

Долли! С этой паскудиной! Мать честная! Какой живот-то у нее. Ведь август уже на исходе. Меньше чем через месяц ребеночек должен… Ах ты, господи!

У Андре перехватило дыхание, затряслись руки. Он кинулся к выходу, где его уже ожидал Дейв.

— Что случилось?

— Ничего… я… Слушай, Дейв, может, забросишь мое барахло в грузовик, отвезешь? Ты уж извини. Я обратно на попутках доберусь.

Всю следующую неделю Андре мучился, его изводили противоречивые мысли, и все же он неизменно приходил к одному и тому же: на Долли эту — глаза б мои не глядели, но ведь там у нее мой ребеночек…

Андре перестал играть со всеми в карты после ужина, бродил по строительной площадке, то и дело останавливаясь, впиваясь взглядом в маячащие вдалеке в сизой дымке высокие здания Эдмонтона.

Интересно, живет ли Долли еще в тех комнатах? Что, если переехала, как я ее разыщу, как узнаю про… Тьфу ты! С Эсси, чертовкой этой, шляется. Она, она во всем виновата, а Долли просто… Может, она без денег сидит? Может, ей опять придется воровать, чтобы…

Через час он уже был во дворе миссис Сэвчек, лежал прямо на земле у полуподвального окошка, силясь разглядеть в щель между занавесками, что происходит внутри. Он с облегчением вздохнул, увидев, как Долорес тяжело опустилась в кресло, уставилась, грызя ногти, в телевизор. Андре прокрался к почтовому ящику и опустил конверт, адресованный Долорес. В конверте было почти двести долларов.

«Ну и что, ну опустил я этот конверт в ящик?» — думал Андре, возвращаясь на стройку. Скажем, хватит ей этого продержаться до того, как ребенок родится, а дальше что? Не желаю, чтоб она опять меня к рукам прибрала. Не желаю. А как же ребенок? Бедный малыш! Как вспомню Доди Роуз с ее парнишкой, так сразу и кольнет: а что, если и Долли так же со своим станет? О господи! Что будет… что же будет-то? Вот заплачет он, возьмет его тогда Долли на руки или нет, хватит у нее мозгов?

Андре стал избегать остальных, шарахался от всех, замкнулся в себе. Последний месяц много раз по ночам он мотался в город посмотреть, как там Долорес. В столовой то и дело отпускались шуточки насчет того, как он стонет во сне. Андре и работал словно во сне. Однажды он, оставив грузовик на нейтралке, выскочил из кабины, чтоб убрать пару досок с дороги. Грузовик поехал, врезался в сложенные штабелем трубы, и они покатились прямо в незасыпанный ров.

Красномордый выдал ему за это по первое число. Назавтра десятник послал Андре на грузовике привезти кое-что со склада, в том числе тачки для перевозки цемента. Про тачки Андре забыл. Тогда Красномордый устроил ему выволочку публично, сам прыгнул в грузовик и поехал за тачками.

— Подумаешь! Что я, нарочно?

— Слушай, что у тебя стряслось? — участливо спросил Дейв. — Ты прямо сам не свой.

— Не твое собачье дело!

Дейв пожал плечами и процедил:

— Ну тогда и катись, дубина, ко всем чертям! — С этими словами он двинулся к ребятам, расположившимся на перекур.

Ну вот. Сам против себя ребят настроил. Вот дурак. И никак не могу решить, черт бы меня побрал, что делать. Ведь уж сентябрь на исходе. Я завтра к Долли — а ее увезли… О господи! Не узнаю даже, как там с малышом.

Во вторник вечером Красномордый велел Андре заткнуть деревянной затычкой уложенную в ров трубу. Андре не заткнул, позабыл. Ночью шел дождь, и наутро в трубе оказалось полным-полно мокрой земли. Красномордый рассчитал Андре.

Андре шагал по грязной дороге к Эдмонтону. На рабочие башмаки налипали сухие листья и комья влажной земли. Была пятница. Пятница — день невезучий, сказала как-то со смехом сестра Бригитта. Андре понимал, что она говорила не всерьез, и все-таки пятницы он не любил. День выдался холодный, хмурый. Вода в придорожных кюветах подернулась льдом, тополя почти облетели, только на самых верхушках шелестела редкая листва. Андре нес мешок из-под муки, который одолжила ему Сара, на мешке был изображен Робин Гуд, в мешке — вся одежда Андре.

Дождь тщательно промыл дорожную гальку, местами камешки блестели, как отполированные. По привычке Андре нагнулся, подобрал несколько любопытных камешков. В одном были вкраплены золотистые зерна. Рассматривая камешек, Андре переворачивал его в натруженных, с мозолями руках.

Камни! Идиот, чокнутый. Права мать: в башке ничего, кроме этих камней.

Андре со всей силы запустил камнем, смотрел, как тот летел, задев еловые ветки далеко за деревьями у края поля.

Ясно одно: надо искать работу. Как приду в город — сразу на биржу. Вчера за ужином ребята поговаривали, что с работой теперь вроде снова туго. Может, повезет?..

На окраине города Андре приметил автобусную остановку. Стал в ожидании автобуса, глядя, как с неба на землю слетают, кружась, причудливые снежинки. Завидя приближающийся автобус, принялся шарить по карманам в поисках мелочи.

— Мелочи нету, — смущенно улыбаясь, признался он водителю.

— Ну конечно, у всех у вас мелочи нету!

Двери захлопнулись прямо перед носом у Андре, автобус укатил.

— Вот собака! У самого небось в кармане шаром покати.

Андре шагнул с тротуара, попытался остановить машину. Но они проезжали мимо.

Остановятся, как же! По мне сразу скажешь, что я безработный. Ладно, пойду пешком. Хорошо бы жилье какое подыскать. Помыться, постирать.

Он двинулся с самой окраины к центру, на биржу труда, по пути обнаружил, что находится неподалеку от дома миссис Сэвчек. Сначала было решил не заходить, но потом, движимый каким-то смутным предчувствием, Андре все-таки свернул в переулок, ведущий к черному крыльцу дома, надеясь хоть по каким-нибудь, признакам определить, что Долорес еще там. Но все обернулось совсем иначе. На веревке перед домом висели два хлопчатобумажных коврика, что некогда лежали на полу у них в комнате, и занавески, которые Андре сам столько раз раздвигал и задвигал на окне.

Старуха уборкой занялась… Долли увезли! Ах ты, господи!.. Надо б зайти и… спросить, что ли…

Андре стоял, никак не решаясь войти, не отрывая глаз от дома. Но вот толкнул калитку, метнулся во двор, к гаражу, стал там, укрывшись в тени яблони-дички, на ветках которой еще висели тронутые морозом яблоки. Смелости войти в дом не хватало. По счастью, на крыльце с ведром в руке показалась сама хозяйка, на ее дородной, красной физиономии застыло свирепое выражение. Тяжело спустившись по ступенькам во двор, она выплеснула воду как раз под ту яблоню, где стоял Андре, едва не облив ему ноги.