— Я ведь не всерьёз! — Элиан рассмеялся — не громко, но звонко, и смех этот был подчас заразителен для окружающих, а в особенности сводил с ума женщин. Первый советник был единственным, кто не испытывал никакого дискомфорта от совершенно искреннего проявления своих эмоций на публике, но всякий раз из-за этого что-то случалось. Вот и сейчас с балок под высоким потолком посыпалась копившаяся там веками пыль. Адлаир поморщился. Элиан замолчал.

— Ты знал, что Кайге лжёт?

— А ты знал? — Вопросом на вопрос ответил тот — Откуда? Однако, тогда этого достаточно, чтобы найти объяснение творившимся в последние пару недель безумствам. — Взгляд Элиана теперь был скорее пытливым, и он как будто надеялся на подробности, однако Каа лишь в очередной раз закрыл глаза. Он всегда так делал, игнорируя любые вопросы, в первую очередь — немые.

— Хатта-Ара абсолютно точно оставит вину за Правящим Домом, а доказать, что другая законнорождённая принцесса жива, мы если и сможем, то приложив немалые усилия.

Но увидев жуткую улыбку Каа, советник тут же добавил:

— Даже не надейся. И я и Занг — мы оба знаем, кто ты. Разрешить демону — первому потомку Каа Лерегона и самому Каа быть собой — кто на это подпишется?

Сейчас Адлаир почему-то выглядел особенно мрачно. Это одновременно и завораживало и пугало. Демон впервые был рад тому, что правитель ни разу даже не попытался посмотреть на него, да и сам старательно начал отводить взгляд.

— Я помню тебя, Каа, когда был подростком. Помню, как ты разрушил мой мир до основания: выжег всякую надежду на покой и превратил в лжеца, равняющего страдания и политику. В мире иллюзий было страшно и больно, но что такое страх? Тебе это знакомо? Мы действительно слишком разные. Настолько, что, когда я даю себе волю представить чудовищную силу, которой и сейчас с лихвой хватит, чтобы уничтожить нас всех, из самых глубин сознания льётся свет, несущий лишь благо. — Элиан говорил спокойно, не выдавая себя ничем, но внутри него клокотала ярость. Он, в сущности, отчаянно пытался побороть такую же неуправляемую, рвущуюся наружу магию, которая сжигала сердце и душу многие сотни лет. Понимая правителя, будучи лучшим другом, одновременно ненавидел его и не желал становиться таким.

— Должен же хоть кто-то быть хорошим. — Адлаир словно находился где-то далеко, отвечая почти неохотно. — Ты только что на меня кричал?

До советника смысл слов дошёл не сразу. Кошмарная сила иллюзий безжалостно стирала реальность. Так значит, он вовсе и не был настолько невозмутимо спокойным, каким сам себе в тот момент казался? Невыносимо! Разговаривать больше не хотелось. Беседа зашла в тупик.

— Знаешь, Элиан Каа-ра, — правитель впервые за целый день снизошёл до официальных и уважительных обращений, — не будь мы разными, ты бы не был советником. Иногда страх, даже чужой, отлично приводит в чувство. А тебе пора принять то, кем являешься ты сам и перестать бороться с зеркалом.

Элиан стоял неподвижно. Руки и ноги сводило, скручивало, тело будто покалывало миллионом самых острых невидимых игл. Он лишь сейчас с ужасом начал понимать, что Адлаир всё это время смотрел на него пристально и очень внимательно, впервые закрывая глаза.

Обретя, наконец, возможность пошевелиться, советник бежал как трусливый мальчишка. Задыхаясь, бежал прочь из этого странного жуткого зала, по ошибке названного Белым. Бежал от безумного хохочущего демона, от самого себя и множества вразнобой вещающих голосов в голове.

Правитель, быстро потеряв к советнику всякий интерес, теперь со скукой наблюдал, как тот медленно шагает прочь.

Многослойная серая дымка облаков словно широкими невесомыми перьями накрыла жаркое солнце над лазурным морем Западных островов. На самом большом из них, в столице, смуглые люди в белых одеждах один за другим зажигали большие и плоские, больше похожие на блюдца, свечи. Казалось, весь город собрался на этом прекрасном берегу с удивительным золотым песком — таким же золотым, как и едва уловимый оттенок в волосах местных жителей. Все они сейчас стояли молча. Тишину нарушали разве что дети, наперегонки собирающие расколотые перламутровые ракушки, да размеренный шум волн. Угрюмый седой старик в изрядно потрёпанном, некогда тоже белом, платье и в не менее потрёпанном длинном жилете поверх, деревянной клюкой за шиворот поймал пытающуюся куда-то бежать девчушку лет пяти от роду с крупными каштаново-рыжими кудряшками.

— Стой тут! — Мужчина недовольно поморщился и проворно убрал палку за спину. Девочка с досадой сложила руки на груди и насупившись хотела было что-то ответить, но не успела. — Неожиданно люди стали расступаться перед странной процессией. Впереди шагали три уже немолодые женщины, совершенно не в лад распевавшие известную каждому в этих местах прощальную песнь. Совсем юная жрица следом несла на вытянутых худых руках плетёную корзину, доверху наполненную разноцветной тканью — несла торжественно и важно; за ней едва поспевали шестеро крепких мужчин с большой и тяжёлой деревянной лодкой, дно которой полностью было покрыто нежными благоухающими цветами. Там, в оранжевых одеждах, под причудливо расшитым яркими нитями покрывалом из плотной и переливающейся ткани, будто безмятежно спала красивая молодая девушка. Её роскошные тёмно-русые волосы, и капли лишённые того прекрасного тёплого оттенка, что присущ всем жителям островов, длинными волнами укрывали до локтей смуглые, протянутые вдоль туловища руки.

— Что это, дед? — Удивлённо спросил ребёнок почти шёпотом.

— Мы желаем ей спокойной воды и светлой дороги к Сагаре. Когда в кровавом камне отразится солнце, — старик указал пальцем на жрицу, в это время надевающую на ушедшую незамысловатое кольцо с ярко сверкающим рубином, — Богиня с небес увидит и проведёт её в своё прекрасное цветущее царство. — Старик мечтательно закатил глаза. — Каждый мечтал бы забыться в ясный безоблачный день.

Девчушка задумчиво посмотрела на небо:

— А если не будет ясного дня, что тогда?

— Значит, Бог-шакал Каа хочет забрать человека в страну вечного холода и тоски. Страну, которая окружена такими высокими горами, что и солнца не увидеть. Не перекричать дикие ветра, пытаясь вымолить пощаду. Не встать с колен, разве что вместе с кусками кожи, примерзая к обманчивой ледяной земле. Каа нашлёт острые каменные дожди, закинет в море ржавый крюк луны на длинном тросе из жил мертвецов, и потащит ладью с грешником в гнетущий мрак. — Старец неожиданно сам испугался своего рассказа, до того ясно представил картину. Девочка же недоверчиво пробурчала:

— А если Боги перепутают? Как выглядит лёд? Ты его видел? А снег белый? Он похож на соль?

— Глупая! — Дед обернулся и пригрозил болтушке пальцем. — Какое счастье, что никто не видел! Только в древних книгах, рукою самих Богов, — добавил он, немного подумав, стоит ли вообще продолжать рассказ, — сделано описание каждого из миров настолько подробное, что волей-неволей начинаешь сомневаться, а не бывал ли и ты там?

— Ааа…

По воде уже плыли многочисленные, тающие на глазах или гаснущие от солёных брызг свечи. Пришло время спускать на воду тёмную лодку, к которой медленно подошла первая из жриц Вечного храма. Застёгивая на шее мёртвой девушки кожаный тонкий шнурок с четырьмя цветными деревянными бусинами, едва слышно произнесла:

— Знай, что Белые облака — покорность воле Небес, кристальная чистота. Они же благие деяния. Алому огню присущи красота и любовь, а Оранжевому острову — жизнь в цветущих садах. Золотое солнце пусть в час сомнений укажет путь! Пусть хоть там тебе повезёт прочесть Судьбу.

Я буду очень скучать, Ллея. — Тихо добавила она. — И помолись за нас Сагаре. — Женщина подняла вверх одну руку, другой как бы рисуя в воздухе круг — символ бесконечности жизни. Пора! По команде мужчины спешно подтолкнули лодку к воде.

Лёгкие волны несли её вслед за погаснувшими свечами, а позади тёплый ветер подхватывал лепестки пёстрых цветов из рук всё больше отдалявшихся жриц. Люди стояли на берегу до тех пор, пока горизонт совсем не опустел. Никто не проронил ни слезинки, ведь здесь не умирали — лишь уходили куда-то далеко, где словно любящие родители ждали их Боги. Только старик, глядя на стремительно темнеющее небо, с тоской произнёс: