Вот бы утром проснуться здесь и наблюдать с этой высоты!

Как оценить жизнь и время с определенной высоты?

Делая что-либо или не делая ничего?

Можно ли так? К чему это приведет? Осознанию того, что ты никто или ты часть всего…

Николай подошел к Стефании ближе, она кожей почувствовала его, хотя и не слышала шагов. Опершись руками о высокие перила перед панорамным окном, из которого так хорошо было видно, продолжала наблюдать за тем, что происходит за пределами пентхауса.

Ты устала? Нет. Я бы хотела спуститься вниз, — ответила Стефания, прекрасно осознавая, что он жаждет другого ответа от нее. А может, ты устала? Чуть-чуть, — повторил он с нажимом.

Но в голосе чувствовалась смешинка и понимание ее поведения.

Нет, не устала!

Вот хоть в этом я не уступлю.

Что ты выиграешь?

Не знаю, но, по крайне мере, будет по-моему.

А может так, как хочет он, нам обоим будет хорошо?

Нет, не хочу…

Не хочешь, потому что не хочешь?

Или не хочешь, потому что так хочешь?

Стефания нахмурилась. Николай же подошел к ней, поправил локон слева, нежно разгладил складку между бровями двумя пальцами и задал донельзя простой вопрос:

Неужели так тяжело? Что? — с придыханием переспросила Стефания. Хотя прекрасно понимала, что он имеет в виду. Тяжело? Быть моей? У тебя какое-то особенное видение твоего. В это понятие входит даже то, как и чем я дышу. Хотя нет, пока я могу дышать в штатном режиме, не выпрашивая отдельного разрешения, — отчеканила Стефания, надув губки и сложив руки на груди, но, наблюдая за его прищуренными глазами, спросила: — Что, уже не могу и дышать?

Александров ласково улыбнулся в ответ. Опять дотронулся большим пальцем к ее губам, раскрывая их и поглаживая:

Да. Ты моя и будешь делать то, что я скажу. Но это не справедливо и не равнозначно!!! — Стефания раздраженно затопала ногами, отвернувшись от него всем телом. Справедливость и меру каждый определяет для себя сам и никто иной, — сказал он, глазами соблазняя ее.

Его глаза гипнотизировали, манили и приказывали подчиниться. С трудом отведя взгляд, Стефания даже встряхнула головой, снимая странное наваждение, упорно прошептав:

Но так не бывает! У нас так будет. Ты подчиняйся мне и не перечь. Ты быстро привыкнешь. Привыкну? К чему? Пресмыкаться перед тобой? Нет! Быть моей. Во всем на меня полагаться, верить и доверять мне. Как себе. Мы станем единым целым.

Вот оно! Вера в другого человека! Особенно близкого…

Это именно то, чего ей так не хватало в отношениях с Максимом. Он все время куда-то исчезал. Мог неделями не звонить, а потом возвращался как ни в чем не бывало. И все должно было быть как прежде.

Но разве у меня что-то было с Максимом?

Дружеские прогулки и несколько мимолетных поцелуев…

Стефания постаралась вспомнить, как это было, но, к сожалению… Ничего. Пусто. Она помнит только его улыбку и голос. Голос, который говорил о свободе и независимости для него и для нее. А тут Николай. Полная противоположность Максиму, который говорит о зависимости, о доверии и о том, что ей не нужна свобода и независимость.

Может, Николай прав?

Чтобы быть счастливой, мне это не нужно?

Не нужно равенства и справедливости…

Ведь так хорошо с ним, что она обо всем и обо всех забыла. Только о нем и думает.

Я тоже имею право на жизнь вне тебя, — снова сделав попытку выразить свое мнение, прошептала Стефания, медленно отодвигаясь от него. Не уходи! Что? Не уходи от меня, когда говоришь со мной. Я не ухожу, просто ты слишком давишь, и под твоими жерновами я уже не вижу себя. Так и должно быть. Нет… — снова запротестовала девушка, обхватив свои плечи руками. Она дрожала. Страх тонкими иглами проникал в нее, отравлял, угрожая потерей себя. Да! Ты во мне, я в тебе, — говорил он низким голосом. Но как? Я живу в Одессе, ты в Питере? Как ты это видишь? Ты мне ничего не говоришь. О чем мне думать? О нас. Доверься мне. Думай о нас, а не о себе или обо мне. Хорошо, я думаю о нас.

Стефания устало вздохнула, замолчала. Ее глаза боролись с его, и, не выдержав немой борьбы, она тихо предложила:

Можно подвести итог? Валяй, — ответил он, подхватив ее настроение, также тихо соглашаясь.

Итак, острые углы они снова обошли. Причем опять в его пользу. Она ничего не добилась, а он остался стоять на своем.

«Но ничего, битыми картами я тоже могу играть», — про себя сказала Стефания и приступила:

Что мы имеем? Мы знакомы неделю?

Он молчал, только бедром уперся в деревянную столешницу.

Она продолжила с упреком:

Не молчите! Вы должны ответить!

Мужчина откинул голову назад. Долгий взгляд в ночное небо, мысли далеко… Но вот он резко опустил голову и внимательно посмотрел ей в глаза, по-прежнему молча, разгадывая, какую игру она затевает, и выжидая удобного хода для себя. В такие моменты Стефания чувствовала себя маленьким ребенком, решившим, что сможет играть во взрослые игры.

Ну хорошо, тогда я буду констатировать. Вынуждена, — сдалась Стефания, сгибая тонкие пальцы на правой руке, — знакомы неделю — раз, увез из родного города — два, решил жениться — три, объявил помолвку — четыре, а теперь…, - она беспомощно замокла, ожидая от него хоть каких-то комментариев.

Александров не ответил, но приподнял цинично брови, и его поза ясно говорила: «Сама начала — сама и заканчивай!»

Я ничего не пропустила? Все правильно?

Он слегка улыбнулся, не двигаясь, только голову склонил немного вправо.

Что, язык проглотили, Николай Алексеевич? — спросила девушка победоносно. Нет, Стефания Сергеевна, это вы свое время исчерпали, — сказал он вкрадчиво, одним шагом сократив расстояние между ними и впиваясь в такие для него сладкие губы.

Последняя мысль Стефании была о том, что он ни на один из ее вопросов так и не дал ответа. Ни одного! Она опять раскрылась вся перед ним, а он взамен отдает только то, что хочет.

И я согласна, я ведь так люблю его…

Люблю?

Да…

Люблю всем телом и каждой частичкой души.

Быстро…

Стефания обняла своего мужчину, подняв руки на его широкие плечи, пальцы запуталась в волосах на затылке. Он же, перехватив ее непослушные руки, прошептал прямо в губы:

Нет, детка, сегодня я хочу нечто другое. Что? — спросила она, не понимая сказанного и стараясь теснее прижаться к нему. Я покажу, — пообещал Николай, перехватывая ее руки и поднимая их наверх, — я покажу…Ой, что ты делаешь? Ни слова, — предупредил мужчина, достав откуда-то темную повязку и завязывая ей глаза.

Стефания стояла с приподнятыми руками и завязанными глазами… Ничего не видно. Темнота поглотила ее. Подол платья веером лег между ними. В два счета шелк с тихим шелестом мягко упал на пол. Стефания осталась в кружевном белье нежного мятного оттенка.

Нас будут искать, — прошептала она. Ни слова, — повторил он недовольно, толкая ее назад.

Куда?

Я падаю…

Стефания «приземлилась» на твердую поверхность кровати. Тот час попыталась устроиться поудобней. Но он, перехватив ее за лодыжки, развел их. Широко, очень. До боли.

Он молчал. Она тоже.

Глаза завязаны, ноги разведены. Но он ничего не делает более.

Ожидание — это больше чем действие, хуже. Промелькнули эти слова Николая в голове Стефании.

Она попыталась сдвинуть ноги. Не получилось. Он держал их крепко.

Нетерпеливая девочка, — оценил он попытку, поглаживая ее лодыжки большими пальцами, затем пятки. Ой, щекотно, — засмеялась Стефания, выгнувшись и попытавшись приподняться. Нет, так не пойдет, — ответил он и, отпустив одну ногу, потянул за другую, привязав ее к чему-то.

Откуда здесь веревка или что это?

Меня на самом деле привязали?

Это так!

Убедилась, дернув ногой.

Опять? У него явно тяга к веревкам.

Александров засмеялся, довольно и возбуждающе.

Но разве можно смеяться так многообещающе?

Еще минута — и вторая ее нога схвачена и привязана. Он снова засмеялся.