— Вы готовы? — подал бесстрастный голос Сонлер.

Не сын. Секретарь.

— Ирцарио в зале?

— Нет, он не захотел присутствовать. У него оказались какие-то дела.

С пугающей неотвратимостью Аргеной ощутил собственное одиночество. Ему казалось, что, погибни он, и тысячи тесаков взметнутся в воздух, тысячи глоток исторгнут восторженный рёв.

Сонлер его ненавидит и боится. Ирцарио никогда не забудет, как он изгнал его. Вайна обещает покончить с собой, если он выживет. Это были самые близкие ему люди. Аргеной выходил на битву, а за плечами его распростерла мрачные крылья Пустота.

— Я готов.

Аргеной толкнул дверь и вышел на сцену. Яркие прожектора на секунду его ослепили. Уставшие после бессонной ночи и раздраженные стимуляторами глаза стали болезненно чувствительными к свету.

Рёв толпы — такой родной и привычный звук — привёл Аргеноя в себя. Он несколько раз моргнул и увидел на дальнем краю сцены Лейста. Сотрудник службы безопасности как раз заканчивал привязывать ему правую руку к туловищу.

— Отставить! — повелел Аргеной, превозмогая шум зала. — Пусть дерется двумя руками.

— Нет, — отозвался Лейст. — Я намерен победить и не хочу, чтобы потом шли разговоры о том, что у меня было преимущество.

Аргеной скрипнул зубами. Кто, как не он, знал действенность этой ловушки: предоставь человеку нежданное преимущество, и тот растеряется, начнет осторожничать, искать подвоха, а в конце концов попросту раскроется и погибнет.

Иное дело — ограничение, рамки. Полная свобода сковывает, а положенный хоть в чем-то предел, наоборот, открывает массу неочевидных возможностей. Кажется, это прекрасно понимали оба: Лейст и Аргеной. И сейчас, глядя в глаза своему противнику, Аргеной прочитал нечто, озадачившее его.

Он привык к страху, отчаянию и безумной надежде; привык к дерзости, надменности и злости. Много эмоций за свою жизнь прочел Аргеной в лицах противоставших ему и погибших.

Лейст был лишен этих чувств. Не было в нем ничего, кроме скорби. Что за скорбь? По чему? Как же мало успел узнать Аргеной об этом человеке, и как же прав он был, когда думал, что есть в нем еще что-то, помимо того, что он с готовностью открывал Гинопосу.

— Если ты победишь, — произнес Лейст ритуальные слова, — достойно распорядись моей памятью.

Аргеной кивнул, признавая право Лейста на эту просьбу. У него не было ничего, кроме памяти, и когда Аргеной победит, он позаботится о том, чтобы память эта была доброй. Се запомнят Лейста героем, убийцей принцессы Иджави, образцовым гинопосцем, который посмел дотянуться до пылающей звезды и жестоко за то поплатился.

Так было всегда. Тысячелетия пережила легенда об Икаре, но, как бы ни сочувствовали новые и новые поколения глупому мальчишке, никому не приходило в голову возроптать на жестокое солнце.

— Если ты победишь, — сказал Аргеной, — позаботься о моем народе. Помоги им обрести землю.

Аргеной ни словом не упомянул Вайну. Речь шла о самом важном, и женщинам не было места в этом разговоре. Лейст кивнул и вскинул тесак:

— Можно начинать?

Звук гонга грянул над ареной, и поединок начался. Затихли все звуки в зале.

Аргеной понимал, что единственный его настоящий враг — время. Он не чувствовал боли, но толком не чувствовал и собственного тела. Как будто тело было скафандром, громоздким и неудобным. С этим приходилось мириться, и с этим придется побеждать. Потому что когда действие таблеток закончится, тело напомнит о себе.

Лейст сделал несколько вкрадчивых шагов по кругу. Ему-то некуда было спешить, он мог себе позволить «танцы». Аргеной бросился на него со всей доступной стремительностью. Тесак взмыл в воздух, обрушился вниз, но внезапно сменил траекторию. Желудок свело сладостной судорогой предвкушения: вот сейчас, сейчас Лейста развалит на две половины.

По руке болью отозвался удар. Два клинка столкнулись со звоном. Аргеной тут же отвел оружие и сделал шаг назад, заняв оборону. Лейст оказался серьезным соперником, и в другой момент Аргеной бы этому порадовался. Но не теперь. Лейст усмехнулся, и тесак в его руке крутанулся с вызывающей легкостью. Лишнее движение, ненужное. Аргеной, вынужденный отмерять по миллиметру любое свое движение, закипел от злости. Да что он о себе возомнил! Этот сопляк, наземник, предатель! Как смеет он смотреть в глаза, ухмыляться и представляться? Тогда как ему надлежало бы пасть на колени и подставить шею под удар.

Аргеной задушил эти мысли. Глупые, ненужные. Сейчас важна лишь холодная злость, цепкий ум и верная рука. Но ничего этого в полной мере у Аргеноя не было.

Лейст медлил. Он снова занял выжидательную позицию. Он, мать его так, чувствовал, что время работает на него. И снова Аргеной был вынужден нападать.

На этот раз он обрушил на Лейста целый стальной смерч. Клинки сверкали в лучах софитов, отдельные удары сливались в непрекращающийся лязг. Аргеной двигался быстро, но Лейст не уступал ему в скорости. Ему, уставшему, изможденному, одурманенному! Ах, если бы перенести этот бой. Если бы та отсрочка в три дня… Но Аргеной не мог ничего изменить, не породив толков. Да, он бы победил через три дня, но — ценой своего авторитета.

Не мог он и посетить Летоса этим утром. Слишком все взбудоражились — это раз. И мгновенно сросшиеся кости навели бы на подозрения — два. А кроме того, Аргеной боялся. Где-то глубоко в мозгу засел страх перед нестареющей копией себя. Перед психотропным генератором, творящим «поле страха» в «коридоре призраков». Аргеной сам заманил себя в ловушку.

Что ж… Сам он и разнесет стены этой ловушки.

Плюнув на все тревожные сигналы, идущие от позвоночника к мозгу, Аргеной ускорился. Он слабо понимал, что делает его тело. Мозг просто не успевал осознать движений. Сейчас работал не разум, но многолетняя выучка и генетическая память, вобравшая опыт десятков, сотен поколений гинопосцев, непревзойденных бойцов.

Он видел, как напряглось, посуровело лицо Лейста. Теперь ему не до шуток. Движения стали скупыми. Попытался увеличить дистанцию, но Аргеной не позволил ему выиграть и миллиметра.

Вот первый просчет, и лезвие рассекло форменную куртку, расцарапало живот. Еще чуть-чуть, и Лейст рухнул бы на колени, пытаясь собрать кишки.

Почувствовав кровь, Аргеной почувствовал и силу. Будто кто-то свыше вдохнул в него невиданную доселе мощь. Удар, другой, третий, и Лейст вскрикнул. Рукоять тесака выскочила из его ладони, оружие глухо брякнуло об пол.

Короткая схватка. Ударом ноги Аргеной поверг Лейста на спину, замахнулся. Тесак должен был отделить его голову от шеи, украсить желтый пол алой кровью…

В браслете Аргеноя было настроено несколько каналов с повышенным приоритетом. Их уведомления раскрывались сразу же, вне зависимости от того, чем он был занят. Одно из них ослепило его сейчас, перекрыло обзор.

Аргеной тут же «сморгнул» его, но мгновенной заминки хватило. Лейст подался вперед и вверх, его рука перехватила запястье Аргеноя.

Рыча, главнокомандующий Гинопоса навалился вперед всем телом. Лейст скрипел зубами. Лезвие тесака приближалось к шее.

Краем сознания Аргеной отметил поднявшееся в зале волнение. А потом тем же краем осознал, что сообщил ему браслет, и сердце на мгновение застыло.

Кто-то открыл дверь в конце «коридора призраков». Второй контур защиты пришел в действие.

В начале схватки Лейст даже позволил себе поверить, что может победить. Аргеной явно был не на пике формы, похоже, давно не припадал к своему «источнику вечной юности». Однако недооценить его оказалось опасно, и за эту ошибку Лейст поплатился.

Он все еще боролся за жизнь. Даже не он — его инстинкт. Инстинкт бойца заставлял сдерживать натиск мускульной силы и веса Аргеноя. Зачем? Ведь быстрая смерть была бы куда предпочтительнее. А теперь клинок медленно вскроет гортань, заставит захлебываться кровью. Сознание покинет его раньше, чем жизнь, и вполне возможно, что Лейст еще проснется. Изуродованным кастратом, бесполезным посмешищем.