Когда он наконец заговорил, его слова прозвучали натужным хрипом, едва различимым даже для его собственных ушей.

— Сан-Франциско, — произнёс он. — Они везут её в Сан-Франциско…

— Ты уверен, брат? — жёстко спросил голос.

Ревик поднял взгляд и осознал, что смотрит на Врега, который держал его так же крепко, как и Джон. Сзади Джораг гладил его по спине, а с другой стороны в него вцепились Оли и Ниила.

— Ненз! — рявкнул Врег.

Ревик повернул голову. Он постарался дышать.

— Да. Сан-Франциско.

— Ты абсолютно уверен? — повторил Врег. — Ты уверен, что она будет там? Они ещё не могли туда добраться, — он сверился с часами, хмуро поджав губы. Но другую ладонь он не убирал от Ревика, крепко стискивая его руку. — Это может быть обманный манёвр, брат. Уловка. Ты уверен, что они не посылают тебя в ложном направлении?

Ревик покачал головой, зажмуривая глаза от очередного прилива той невыносимой боли.

— Нет, — сказал он. — Нет, это не уловка. Я уверен, брат.

— Откуда? — спросил Врег. — Откуда ты знаешь?

— Она хочет, чтобы я приехал, — произнёс Ревик, ощущая, как та тошнота усиливается. — Касс. Она почувствовала меня там. Она хочет, чтобы я приехал… она хочет, чтобы я увидел, что она сделала.

Продолжая пристально всматриваться в его лицо, Врег в этот раз лишь кивнул.

Затем он повернулся, обеспокоенно взглянув на Джона.

Он жестом показал Джорагу, чтобы тот и дальше держал Ревика, затем разжал руки и сделал шаг назад. Врег переключился обратно в военный режим, и Ревик невольно испытал облегчение от этого. Он смотрел, как его командир идёт к двери в коридор и открывает её одним быстрым рывком.

Он придержал её открытой и жестом показал остальным выходить перед ним, а сам стал использовать более сложные жесты руками, раздавая приказы, чтобы вытащить их отсюда.

Ревик наблюдал за жестами видящего, но не осмысливал ни один из них. Ощущая на своей руке ладонь Джорага, а с другой стороны — ладонь Иллег, Ревик старался следовать в нужном направлении, не позволяя хромоте замедлить его темп.

Он не заставит их ждать его.

Шагая, он осознал, что дёргает телекинетические структуры над своей головой, подавляя желание накричать на всех них, может, даже пригрозить им чем-нибудь, когда не смог заставить эти структуры работать, извлечь хоть искру в той тьме его сознания.

Вместо этого он попытался снова. И снова.

Он вложил в эти попытки все резервы своего света до последней капли, утратив понимание, где они находились, и может ли он понадобиться им на другой стороне.

Никто его не тревожил.

Наконец, остановившись, Ревик увидел, что Мэйгар пристально смотрит на него, и его карие глаза содержат почти нескрываемое беспокойство и горе. Ревик отвернулся от него, но на лицах всех вокруг него видел то же самое. Он принял на вооружение сочувственные выражения грязных, загнанных лиц. Он пересчитал их, попытался решить, будет ли этого достаточно, и имеет ли это вообще значение.

Восемь разведчиков.

Одиннадцать вместе с ним, Мэйгаром и Джоном.

У Касс будет больше. На её стороне те, кого дал ей Тень. На её стороне Териан, плюс, возможно, Дитрини и те пятеро из канализации. На её стороне сотрудники «Чёрной Стрелы». Скорее всего, у неё также имелись члены сети Салинса и другие беженцы из Лао Ху.

Что бы у них ни имелось, этого будет недостаточно.

Ничего из того, что у них есть, ничего из того, что они могли привести, не будет достаточно.

Ревику было уже всё равно.

Вытолкнув это из головы, он напомнил себе, что это не имело значения. Он уже не мог подходить к этому рассудительно. Он даже и не хотел. Он давно отринул ту бесстрастную логику, за которую умудрялся держаться в канализациях.

Он собирался порвать Касс на куски голыми руками.

Он убьёт любого, кто прикоснулся к его жене — любого, кто помог сделать так, чтобы Элли ощущала те вещи, которые он почувствовал от неё во тьме.

Слыша, как его жена кричит и зовёт его, Ревик прикладывал усилия, чтобы тоже не закричать. Он не мог уловить достаточно деталей, чтобы понять, чего она боится — был лишь её страх. Он не мог видеть, где она находилась. Он лишь знал, что они её сломали.

Они сломали её, бросили во тьме.

Она была потеряна, напугана до безумия, и боялась не только за себя.

Что бы они ни сделали с ней, он собирался вернуть это им в тысячекратном размере.

Он не остановится передохнуть, пока всё это не будет сделано.

Должно быть, в определённый момент он издал какой-то звук, потому что Джораг снова стал гладить его спину сильной ладонью, уже наполовину поддерживая его, а Оли, шагавшая впереди, бросила на него испуганный взгляд поверх автоматической винтовки, болтавшейся за её спиной.

Джон тоже посмотрел на него, но Ревик ничего не мог прочесть на его лице, не мог посмотреть кому-то из них в глаза, пока они нервно косились на него, словно он уже сделался призраком.

Ревик не позволял себе думать о том, что он ощущал от них. Он не позволял себе тратить на них ни капли своего света, хоть они помогали ему, хоть нет. Всё, что у него имелось, он бросал в сторону Элли. Он тянулся к ней всей своей сущностью; пытался дать ей свет, любовь, ободрение, всё, что у него имелось, абсолютно всё, но уже знал, что она этого не почувствует, и этого никогда не будет достаточно.

Она снова закричала, и её мучения переломили его пополам.

Потерянная в темноте.

Она затерялась во тьме.

Ревик едва мог что-либо видеть к тому времени, когда они привели его к одинокому самолёту, стоявшему на взлётно-посадочной полосе. Он понятия не имел, где он находился; не различал вообще ничего, кроме того крика во тьме.

Кто-то тряхнул его, возвращая в сознание.

Ревик открыл глаза, и возникло такое ощущение, будто его лицо и челюсти залили цементом.

Над ним нависло другое лицо, глаза слегка светились в тусклом освещении и затмевали всё остальное перед ним. Ревик рванулся быстро, не раздумывая… как животное, вышедшее из ступора, словно его ударили электрическим прутом, а не ласково прикоснулись голой ладонью.

В результате он слишком резко дёрнул больной ногой, ударился ею о подлокотник самолётного кресла и едва не потерял сознание, когда боль зазубренными линиями пронеслась по его свету. Он застонал, тяжело дыша, и поднял взгляд, посмотрев на Джона.

Мужчина выглядел таким бледным и загнанным, каким Ревик никогда его не видел.

— Боги, Ревик. Прости.

Ревик покачал головой, вцепившись в подлокотники и стиснув зубы, дожидаясь, пока боль стихнет. Как только получилось сделать вдох, он заговорил.

— Нет, — сказал он, качая головой. — Всё хорошо. Говори. Где мы?

— Двадцать минут до приземления, — тут же ответил Джон.

Ревик кивнул, чувствуя, как тошнота в его груди усиливается.

Он попросил Врега, чтобы тот его вырубил.

Он знал, что не уснёт, если его не принудят, но в то же время понимал, что его свет даже с посторонней помощью совсем не восстановится, если он не поспит. Он заставил себя пересчитать свои травмы до того, как Врег сделал это. Он также позволил им промыть все раны, дать ему свет и по возможности заштопать его, чтобы он начал оправляться.

Он обнаружил практически то, что и ожидал найти.

Однако встретил и несколько сюрпризов.

Он сломал одну из своих ладоней и даже не заметил этого — наверное, когда Дитрини ударил его связанными руками о стену трубы. Он не ощутил этого, поскольку оковы перекрывали поступление крови, но как только ему вкололи седативное из медицинских запасов на самолёте, Ревик осознал, что едва может пошевелить пальцами, и даже не в состоянии пристегнуть ремень на кресле.

Они наложили повязку и шину, притупив боль до приемлемого уровня. Они промыли раны на его лице, наложили швы на порезы под глазом, над глазом и у линии роста волос. Они перебинтовали его сломанные рёбра и ногу. Они использовали наладонники, чтобы оценить повреждения внутренних органов и проверить наличие внутреннего кровотечения.