– Ты запомни, главное – в наше время для успеха нужен только богатый дядя и способность к унижению. Все! Остальное приложится.

– Чего ж вы все вылакали? – недовольно сказал Евгений, проходя в комнату. – Подвиньтесь! – бросил девицам и уселся между ними.

– Уста-а-ал, – протянул он.

– А мы вот тут как раз размышляли, – продолжал Сергей, – возникла очень светлая мысль сходить за догоном. Как ты на это смотришь?

– Всецело положительно, – сказал Евгений, – только я не пойду.

– Девушек мы просить, само собой, не можем, – все тем же медлительным, слащавым голосом продолжал Серега, – я сам нетранспортабелен – если только меня понесут. Так что, так что, – он повернул голову к Олегу, – у нас остается только один вариант. К счастью, беспроигрышный.

– У меня денег нет, – зло сказал Олег, поворачиваясь, закрывая книгу.

– Это не очень хорошо, – протянул Сергей, – я бы сказал, неразрешимо.

Его сегодня тянуло, словно в болото, в философию.

– Но выход есть! – наконец сказал он. – Надо занять у Калмыка.

Калмык был очень прижимистый парень, и трудно было поверить, что он и вправду даст денег.

– Леж, иди проси! Ты у него еще не брал. Да и Евгения возьми, для солидности. Может, проникнется, праздник все-таки.

Олег нехотя встал, поправил подтяжки – он их всегда носил, хотя над ним нещадно издевались. Глянул на Серегу:

– А ты чего сам не сходишь?

– Здесь есть две причины, – спокойно ответил Сергей, – во-первых, я ему и так должен по самые гланды. А с вами-то он еще не имел дела. Только не ляпните, что вы от меня, никогда не даст.

– А что во-вторых? – спросил любопытный Олег.

– А во-вторых, – сказал Серега, – мы вчера так обожрались, не при вас, девчат, будь сказано, что теперь я и задницу до унитаза не донесу, не говоря уж о чем-то большем…

Он еще что-то говорил, а Евгений уже вышел и потянул за рукав Олега – пошли, мол. Поднялись на этаж выше, прошли коридор. Постучались. Дверь тут же распахнулась – на пороге стоял сам Калмык, будто дежурил под дверью.

– Чего надо? – быстро спросил он, глянув на гостей.

И тут Евгений понял, что не знает его имени. А обращаться по кличке… Но думать было некогда.

– Слушай, Калмык, займи денег до степухи, – быстро сказал Олег, и Калмык замер, глядя на них. А потом быстро нырнул в комнату, вернулся.

– Смотрите, пацаны, только в честь праздника, в другой день не дал бы. А сегодня гуляем.

И когда они вернулись, уже стоя под дверью, Евгений спросил:

– Слушай, а что за праздник-то сегодня?

– Седьмое ноября, – ответил Олег, – революция.

Революция случилась в феврале. Они еще только просыпались, отухали от этого невнятного Нового года. Все, кто остался в общаге, не поехав домой, пили много и безрассудно. А затем, как похмелье – сессия. И теперь, дожив до февраля, они наконец-то опомнились – денег не было, серые дни за окном. В такие дни особенно хочется философствовать, и Сергей не вставал с дивана, и какие только темы он не поднимал в эти кошмарные дни, когда денег нет, а гулять хочется. И Евгений, как только снова слышал про несправедливость мира и роль личности в истории, собирался уйти, съехать, перебраться в другой город, ругался, кидался подушками, которые Сергей невозмутимо ловил и подтыкал под голову. Олег и вовсе изобрел новый способ изолироваться – купил себе плейер и сидел в наушниках, пока Серега читал лекцию о вреде учебного процесса и все-таки прозевал, получил по лицу подушкой. Это было последнее, что он стерпел, – он пошел к коменданту, и его переселили в другой корпус. Жить стало скучнее – с Олегом ушла какая-то веселость, на нем всегда можно было отыграться за неудачу или плохое настроение, он всегда был под рукой, такой податливый и такой беззащитный – а теперь они остались друг против друга. И когда дошло до края, когда стало ясно, что и сигареты не на что купить – стали думать.

И Сергей, не вставая с кровати, копаясь в банке с консервами, изрек – надо открывать ларек по обмену валюты. Простенько так сказал, знаючи, словно все эти дни только и обдумывал это предприятие, – и хотя Тищенко сразу забраковал идею, Сергей настаивал, хмуро выдвигая аргумент за аргументом, – и они все же решились. В длинном сквере, обжитом сквозняками, они поставили маленькую будочку, которую отыскали на помойке, и иногда нетерпеливый студент, где-то разжившийся зелеными бумажками, приходил к ним – брали они по-божески, не заламывая цену, и слава о них дошла даже и до ректора, который приказал свернуть лавочку. Коробку нещадно разломали, но через неделю в другом конце обширного парка стояла новая – зеленая, с выпиленным в середине квадратным окошечком.

К ним ходили занимать деньги, Евгений сначала давал, а потом Серега пресек это.

– Нам развиваться надо, а ты разбазариваешь, – говорил он, – икру хочешь жрать? Тогда копи! С борща жирным не будешь!

Так и пошло – медленные, тяжелые успехи, дни напролет между общежитием и ларьком, первые сбережения, пущенные в дело – положили покамест на книжку, а потом – законный ларек, с ассортиментом продуктов. Первые наезды бандитов, которым пришлось платить, основанный банк – молодое детище нетрезвых умов, которое сочинили во время пьянки, хохоча на всю комнату, – но он прижился, как приживалось многое в то неспокойное время. Сняли комнату в бывшем издательстве, выпускавшем книги для детей Советского Союза, – огромное запутанное здание с вереницами длинных коридоров, почти целиком отданное в аренду под мелкие офисы – и собравшее и адвокатские конторы, и охранные предприятия, и благотворительные фонды. Все ютились под одной крышей, внизу, у проходной, не хватало табличек, чтобы записать названия проживающих фирм. И в желтых коридорах, устеленных старыми красными ковровыми дорожками, которым, казалось, не будет износу, пролежи они еще тысячу лет, – что-то было в них крепкое, советское, оставшееся с тех времен, когда страна гордилась швеями и закройщицами – чистые, славные времена! – теперь ходили мордовороты из охранных фирм, грузные мужики с черными пистолетами под пиджаками, и изнеженный, хрупкий, как ваза, дизайнер из агентства мод, и глава новой политической партии с выпуклым, как грецкий орех, животом и бутылкой пива в руках, и торговец рыбой из Латвии, розовощекий блондин с коричневым квадратным портфелем, который иногда неожиданно открывался – и владелец ползал по полу, собирая бумаги, и увесистый, громадный астролог с брелоком в виде собачьего черепа, и виноторговец из Ялты, пригнавший грузовик абхазских вин, и монархист, затеявший возрождать Россию, и мелкий воришка, ставший бизнесменом, и фальшивомонетчик, печатавший доллары, – все сошлись под единой крышей, и среди них название банка, увитое виноградной лозой, терялось среди множества других. А Сергей носился по городу, изнемогая от бешеного ритма, и был и в налоговой службе, и в мэрии, и в аудиторской конторе – где только не бывал за день, а Евгений сидел в офисе, и первые вкладчики – сначала несмело, а потом все чаще и чаще заходили, привлеченные яркой наживкой – двадцать процентов годовых – и непуганые, доверчивые люди несли деньги, и уже через два месяца они сняли отдельное здание, древний, высохший особняк с ввалившейся, словно щеки старика, крышей, с заляпанным фасадом, на котором изощрялись в живописи и фольклоре местные пацаны, с насупленными, недоверчивыми окнами, темневшими без стекол, с набрякшими подоконниками, острыми карнизами. Но через три месяца ремонта, в который вложили все деньги, что были, – новый дом глянул побеленными, словно напудренные щеки девушки, стенами. Окна блестели, словно слеза наполнила их, сияли подоконники и карнизы, внизу расстелилась лужайка мелким зеленым ковром – и вывеска банка, казалось, заполонила собой половину улицы, и теперь нельзя было пройти, не взглянув на него, – а взглянув, запоминали и пересказывали знакомым – и росло, ширилось дело, оборудовали хранилище, наняли персонал – быстроглазых, бойких девчонок – и они встречали клиентов улыбками и приветствиями, все, как одна, в одинаковых костюмчиках – красный пиджак и черная юбка. В службу охраны взяли старого чекиста, уволенного по сокращению штата, – тот собрал команду из бывших афганцев. А дело росло, словно бы уже и не подчиняясь хозяевам, росло само по себе, развиваясь и втягивая все новые и новые силы – уже построили продуктовый магазин, торгующий чешским пивом и американским мясом, открыли прачечную на паях с сирийским бизнесменом, завезли партию дубленок из Турции.