Тищенко влетел в город, как смерч, как цунами, и перевернулось все. Тихая жизнь, мирная и скупая, закончилась в эту минуту. Кто не увидел, тот услышал о нем – в каждом доме, где горел голубым огнем телевизор, в любой из вечеров этого душного лета милая женщина с карими глазами говорила о Тищенко снова и снова, и слова – цепляли. Вот Евгений Иннокентьевич строит храм – на старом, намоленном месте над Волгой вознесет он свои купола. Грех не порадоваться – и радуются люди. Вот встреча с избирателями – и улыбчивый кандидат терпеливо отвечает на одни и те же вопросы – «…знаю, что плохо, но я все исправлю… Верьте, поверьте в меня!». Вот на кургане, перед могилами предков, голову тихо склоняет, и цветы несут следом… Вот на заводе, в собесе и в школе… Словно добрый волшебник, вышагивал он из телевизора. Горожане смутились таким благородством, и где-то неделю все ему верили. А потом – зашелестели вопросы: «Минута рекламы – полмиллиона! Откуда же деньги?», «Он мафиози, приехал наш город купить!», «Щас еще сладко живем, а при нем ни газа, ни света не будет». И в очереди за молоком приговор ему вынесли: «Падла!» «Задарма купить нас задумал! Дешево нас московская мафия ценит!» – орал пожилой мужик, брови сурово сомкнув. Все молча кивали… Евгений Иннокентьевич был уверен в победе.

Приехав в город, Тищенко взял в аренду огромный ресторан в центре города, называвшийся «Посейдон», со всех центральных улиц была видна его синяя макушка, высокая вывеска. Нанял лучших социологов, каких сумел найти, – и Евгений Иннокентьевич слушал их данные, но эта вялая аналитика злила, как и сумятица цифр, головоломка выборок. Тищенко хотелось конкретики, он все спрашивал – вы уверены, это чистые данные, хорошо проверены? И слышал убедительные ответы. По последним данным… Опрашивали людей на улицах… Все в восторге от будущего мэра… И все по-научному, в такой ласкающей слух форме – в результате нашей выборки опрошены все слои населения… Особенно активно готова к выборам молодежь… Даже пенсионеры, вопреки кандидату-коммунисту, готовы идти за Тищенко… Нужно только совсем чуть-чуть поднажать… Поработать со средним классом, с мелким бизнесом. Пообещать какие-нибудь льготы. Что-нибудь совсем необязательное – вроде отмены налогов. Исполнять, конечно, такие обещания не стоит… В общем, надо думать и активно действовать. С упором на средства массовой информации. Ситуация благоприятная и волнующая. Победа почти в руках.

И главный социолог в его штабе, Александр Павлович Филип, в своей обычной, вкрадчивой манере, усыпляя, гипнотизируя, уверял – победа реальна. Она почти свершилась! И столько терминов, столько чистой, первородной науки было в его словах, что усомниться – и то было стыдно. И Филип убеждал искренне, он сам себе верил.

Весь какой-то хлипкий, словно собранный из разных частей трансформер, Филип и походку имел разболтанную, шатающуюся, и пешеходы, бывало, от него и шарахались на улице, когда он неожиданно делал шаг в сторону и чуть не в лицо сталкивался с идущим навстречу человеком. Размышления его велись в том же духе – то туда, то сюда. От философских сентенций он бросался к вопросам правильного приготовления борща, от исторических аналогий опускался до сплетен о соседях. Социология не была его родной наукой. По образованию он был историк, но в аспирантуре учился социологии усердно и терпеливо. Терминами владел, словно священник молитвой. В любой момент ночи, разбуди его, без малейшего оттенка неуверенности рассказал бы он все подробности последнего социологического опроса. Но тем не менее социологом он не был – по природе своей, по таланту. Он был человек, научившийся ремеслу, а не родившийся с этим ясным даром – угадывать чужие успехи. И как все люди, своим гигантским трудом добившиеся высот, он не хотел замечать в других этого чутья к настроению людей, этого дара, которым сам не мог овладеть. Он считал все, что выходило за рамки цифр, чудачеством и шарлатанством. Явись в городе Моцарт от социологии, он отравил бы его, не колеблясь.

Оригинально, но факт. Тищенко поверил Филипу. Увидел в нем человека науки с бесшабашным взглядом. Забытого гения, блуждающего по подворотням. Первый раз они встретились на каком-то развязном приеме в ресторане. Обычно чванливые и церемонные чиновничьи тусовки были разбавлены восточными танцами. Тищенко молчал и медленно цедил шампанское, когда к нему подвели этого невзрачного, чуть улыбающегося человека. Евгений Иннокентьевич протянул руку.

– Так вы социолог?

Филип рассказал о своих наработках, быстро, пользуясь перерывом между танцами. Тищенко дал ему визитку, назначил встречу. И когда они сидели в «Посейдоне», в кабинете Тищенко, Филип все рассказывал и рассказывал, и так убедительно звучали его слова. Евгений Иннокентьевич уверился, что именно такой человек и нужен ему. Обсудили первый совместный проект – исследование рейтинга всех кандидатов. И под конец, когда Филип уже уходил, окликнул его:

– А вы готовы, Александр Павлович, в случае чего работать «под завязку», как у нас шутят?

– Еще бы, – уверенно сказал Филип.

Другой заместитель Тищенко, главный по организационным вопросам Сергей Сиденко, в то время только как уволился из городской администрации. Был он чиновник грамотный и вдумчивый, а ушел из-за конфликта с начальством. Говаривали, что по пьяному делу дал он по морде одному подхалиму – вот и не простили его. А Тищенко рад, ему драчуны и нужны – иначе не выиграть город!

Тищенко приехал сам – прямо на квартиру к Сиденко, заранее условившись о встрече. Хозяин встретил его в синем халате и шлепанцах, с сигарой.

«Буржуй!» – подумал Тищенко, заходя в прихожую, и только переступил порог – так и повеяло на него столицей. Модный евроремонт, мебели совсем мало, просторные комнаты, уютные стены, все к месту, все со вкусом. Выяснилось, оформлял квартиру московский дизайнер.

– Сказал – башлять много придется, а я говорю – без проблем, – говорил Сиденко, – годы в городской администрации зря не проходят.

Тищенко рассмеялся – значит, и юмор присутствует.

Они посидели на кухне, поговорили. Все решили, и уже на следующий день Сиденко явился в «Посейдон», подтянутый и важный. Тищенко представил его коллективу, появился первый зам.

Сиденко был неразговорчивый, но компанейский человек – интересное сочетание. Всегда в компаниях, всегда на виду – но никакого пьяного удальства, никакой бесшабашности. Где-нибудь в уголке тихо потягивает свой мартини, а работу на себя он взвалил немалую, и Тищенко чувствовал – легче стало, свободнее. Не надо самому вникать во всякую ерунду – Сергей все решит.

Постепенно складывалась его команда, и вяло текли дни в неспешных заботах. Никто никуда не торопился. Ведь до выборов еще целый год! А когда придвинулось время и медлить было нельзя – вдруг засуетились. Долго выбирали стратегию на выборы. Наконец Филип настоял – топить Салтыкова… Остальные – вообще как бедные родственники, ютились где-то в подвалах рейтинга. А Салтыков вдруг как попер! Полгорода разворовал, а люди все верят – странный народ! Пиарщики Тищенко взялись за дело, и на улицах агитаторы раздавали листовки с перечнем всего, что наворовал действующий мэр. И возмущение в камеру: «Мэр говорит – «этот» город, а не «наш» город! Где это видано?» – говорила в микрофон изящная блондинка, участница конкурсов авторской песни. Дивились люди, читая газеты, слушая телевизор, – откуда столько богатств? И магазины, и рестораны, и кинотеатры… И это все наш старый Пантелей? А он, ты гляди, еще молодец… Еще соображает…

А Тищенко, едва выходил на публику – на шаткий эшафот сцены, когда перед ним волновалась митингующая толпа, или под удивленный зрачок телевизионной камеры, которая по очереди обходила всех участников дебатов, как застольная стопка, – сразу начинал неистово ругать Пантелея Пантелеймоновича:

– Салтыков? Он по своим умственным качествам не может возглавить город! Ему только общественной баней руководить! Ворюга, хам!