— Ну, всё ведь замечательно! — Натужно улыбнулся Буру. Затем перевел взгляд на Зарбенгу, добавив. — Ведь так, Ннамбди?

— Обо всём этом не ведал Аджо. Его ноги обвила змея-Эбеле и глаза его были слепы! — Последнюю фразу Ннамбди выпалил с гневом. — Он увидел в друзьях врагов, он убил друга ради этой… этой…

Голос и руки парня задрожали от бурлящей крови.

— Она — мхарану, но она — моя дочь, Ннамбди! — Тихо произнес Буру. Мы почувствовали угрозу и опустили глаза. Парниша закивал.

— Оо, приведи сюда Эбеле. — Обратился Буру к служанке, чья грудь и попка мне так понравились.

— Мой Господин. — Оо встала на колени, опустив голову. — Там ночь и… И ливень.

— Значит, оденься! — Раздраженно ответил он. — Ты будешь ведома словом Клалва, оно защитит тебя от злых духов.

— Да, мой Господин. — Поклонилась Оо и, встав, засеменила к выходу.

Повисло тягостное молчание. Барабанят капли дождя, слышен вой ветра. Буру вздохнул.

— Аджо, чего я не знаю об Эбеле? — Нарочито спокойным голосом произнес он.

— Я не… — Начал было говорить и осёкся. Да, Эбеле прекрасна, но стоит ли её защита моей жизни? Олэйинка точно знает, знает ли Ннамбди? — Мой Господин, в бойцовских ямах Белого Гнезда я видел ее — неузнанная, она наслаждалась… — Зарбенгу хрюкнул, с трудом сдерживая смешок. — …Ненасытным общением с одним из первенцев хозяина Изумрудных братьев.

— С Эбеле я поговорю сам, друзья мои. — Вздохнул Буру, вернувшись к ягненку. — Аджо… Готто и Зарбенгу уничтожили заговорщиков изнутри. Они не только убили мтаву и завербовали предателей посулами, но сделали нечто большее — отправили в их ряды женщину. Но помни, если живая душа посмеет поднять руку на моих рабов, то отправится к Равве раньше срока. И ты, Аджо, жив только потому, что Готто выстрелил первым.

***

На меня смотрит… Восьмидесятый. Я перерезал ему глотку в день, когда на особняк ночью напали предатели. Он был моим солдатом. Я обучал его. Я убил его…

— Господин, проснитесь! — Оо бьет меня по щекам. Снова. — Вы… У вас что-то на щеке…

Смахиваю влагу, натужно улыбаясь.

— Мой Господин желает… — Она пожала плечиками, отчего ее громадная грудь всколыхнулась.

— Желает! — Зло рявкаю, стряхивая остатки слабины.

***

Первую неделю мы с друзьями упивались наслаждениями. Саед всё так же гонял солдат — в ливень, в слякоть, в сумерки. Дождь лил без конца, словно небеса разверзлись над рабами Раввы и мы, окруженные служанками и слугами, солдатами и властью, не горели желанием покидать особняк — успеется!

Зарбенгу, обучившись азбуке у Этана, читал, водя пальцем по строчкам, бормоча. Его комната пропахла табаком, постель теплая от Они — тощей низкорослой девки, больше похожей на девочку, чем на женщину, коей являлась. Зарбенгу проводил с ней много времени — та знала грамоту, а потому оказалась еще и интересным собеседником. По словам Оо, от Они теперь воняет табаком, а высокомерию не стало предела.

Буру часто уезжал за стену. С кем встречался и что делал — не ведомо никому, но служанки сплетничали о женских благовониях, приносимых им по возвращении.

Ннамбди после того ужина терпит наши шутки. Однажды, уболтав Оо и Они привести к парнише своих сестер, ждали, что его страсть к Олэйинке даст слабину, но тот лишь с гневом выгнал их. Он всё больше пропадать стал в гостинице, но, по словам подруг-служанок Оо, навещая не девок, а солдат, что привел Господин с собой в Желтоцветное. Губкой впитывая всякое умение, Ннамбди слушает их мудрость и учится стрельбе из лука и бою на мечах.

На исходе недели ливни сменились дождем. Здесь, в саваннах, зеленый сезон совсем короток и длится не более двух недель. Природа цветет, благоухает, дразнит ароматами и красотой, но капли приносят холод, сырость и разруху. Если не прятать скот, он замерзнет, исхудает, подохнет. Слишком долгие дожди грозят забрать из земли всю силу, похоронив надежду об обильном урожае. О, Равва, как славно, что я теперь могу об этом не думать!

Сидя в кресле у камина в главном зале на первом этаже, кручу в руке свинцовые шарики пращи, задумчиво глядя на языки пламени. Грузно, не торопясь, спускается по ступеням Зарбенгу. Укрывшись пледом из овечьей шерсти, он открывает книгу, распластав ее на коленях.

Бормотание. Бормотание. Бормотание…

— О, Равва! — Восклицаю. — Что там такого, что ты не расстаешься с ней даже здесь?! Чем тебя забавляют эти значки на пергаменте?!

— Ты управляем настолько, насколько ты невежественен, мой дорогой друг. — Ухмыльнулся Зарбенгу в ответ.

— Говорит человек, признавший мое превосходство. — Бурчу недовольно.

— Потому что городу нужен был лидер. — Парировал он. Не дождавшись расспросов, Зарбенгу продолжил. — Ты чувствуешь, а я — мыслю. Человек до боли предсказуем, Аджо. Например, я знал, что ты не доверяешь Готто. Я знал, что ты раздавишь Ннамбди авторитетом. Поэтому я и отправил его к тебе, битком набитого той информацией, что приведет тебя в ярость. К нам. Поэтому арбалетчики были наготове. Потому что ты… Слишком предсказуем!

— Бред бешеной гиены! — Фыркаю в ответ. — Ты не мог предсказать, приду ль я сразу или чуть позже, приведу с собой солдат или нет, захочу власти или пойду на диалог.

— Ошибаешься. — Пожал плечами Зарбенгу. — Мы во власть страстей и в каждом властвует одна — минимум одна! Кто-то ведом алчностью, кто-то — гордыней, а ты — страхом. Аджо, ты боишься смерти, ты стремишься выжить, любой ценой. Безопасность же ищешь в достатке и власти, как раньше искал в свободе. И Эбеле ты выбрал, не способную покуситься на твою жизнь, по этой же причине, не так ли?

Молчу. Усмехнувшись, Зарбенгу продолжил:

— Ты догадывался, что тебя предал Адонго и ты знал, что солдаты пойдут за тобой, горя жаждой мщения за длинный дом и поруганные огороды. Одним ударом ты решил бы все проблемы, победив всех нас, собравшихся в одном месте. Сразу! Не откладывая! Пока кровь солдатская кипит! Верно?

— И я решил их! — Повышаю голос. — Я убил того, кто поднял на меня руку! Я стал хозяином города!

— Ты не туда смотришь, Аджо… — Издевательский смешок от Зарбенгу наиболее обиден. — Если ты не видишь всей картины, властен ли ты над своей судьбой? Властен ли я над моей судьбой? И кто кукловод всех кукловодов?!

Молчу. Зарбенгу уткнулся текст и снова бормочет.

— Ты узнал это из книг?.. — Тихонько спрашиваю у него. Он кивнул. Я восхищенно щелкнул языком. — Теперь ты просто обязан научить меня читать!

Дверь скрипнула и я разомкнул глаза, отрываясь от сладострастия. На пороге стоит Эбеле, ее взгляд испуган, походка тихая, плечи сгорблены — она больше не похожа на хозяйку, коей была в отсутствие Буру. Служанка ее не замечает, продолжая доставлять мне удовольствие. Взгляд Эбеле полон отчаяния и печали, но я не хочу на это смотреть. Отворачиваюсь. Слышу скрипучие шаги…

— Это я! — Испуганно пискнула Оо, когда я проснулся и сел. На этот раз, без ножа. Сквозь звезды в окно пробиваются первые лучи рассвета. Служанка, прибирая мою комнату, скрипит досками. Успокоившись — видимо, я перестал смотреть на нее разъяренным взглядом — она раздвинула уголки губ в простецкой милой улыбке. — Господин, вы видите?

Непонимающе смотрю на нее. Она кивнула на окно. Я посмотрел вновь.

Дождь кончился.

***

Мы отправились налегке. Из нас четверых на квагге не умеет ездить лишь Ннамбди — парниша вырос в большом городе и отродясь на кваггах не катался. После недельного обучения я худо-бедно мог держаться на скакуне с копьем наперевес, а Зарбенгу — махать мечом в одной руке. Взяв снеди и пульке на три дня пути, мы двинулись в столицу.

Как и всё в Клалва, Кважье Копыто — главный город клана — выдержал проверку времени, возмужал и укрепился тремя кольцами стен. Буру как-то поделился историей его основания. После смерти Кхато Завоевателя десятки кланов саванн вступили в кровавую усобицу. В те времена, как пишут в летописях, весь мир воевал — то была Малая замятня. Клалва одержали легендарную победу — без интриг, но мощью кважьих всадников. Побежденные теряли голову, их женщины — честь, а дети изгонялись на восток, в земли великого клана Гнанда. Враги Клалва пытались объединиться, но слишком поздно. Когда же это произошло, армия из тридцати тысяч воинов встретилась лицом к лицу с десятитысячным войском предков Буру. Прирожденные всадники, многие Клалва до сих пор не терпят жизни в одном месте, а тогда они и вовсе не знали оседлости. Кважья лавина рассеяла фланг врага, а подоспевшая черноногая пехота вклинилась в разрушенные ряды, заставив сопротивляющиеся кланы позорно бежать. На месте того боя и стоит ныне Кважье Копыто, ибо ему принадлежала и принадлежит сия земля.