Однако он не мог не заметить, сколь невероятным было их сходство. У обоих были небесно-голубые глаза, острые лица и темные волосы, хотя у брата они были острижены на уровне середины шеи.

С уверенностью можно было сказать одно: Бонно выглядел измученным. Он не был похож на мошенника.

– Полагаю, сначала вы хотите увидеть платок, – сказал он, потянувшись за стоявшим под койкой маленьким сундуком.

– Нет. – Максимилиан скрестил руки на груди. – Я хочу знать, почему вы, рискуя собственной жизнью, вернулись в эту страну с человеком, которого сочли Питером Кейлом. Мы пересеклись с вами лишь раз много лет назад. Зачем так усложнять себе жизнь из-за меня? Потому что я не верю, что все это – по доброте душевной.

Лизетт укоризненно посмотрела на Максимилиана, однако Бонно встретил его взгляд спокойно.

– Не по ней. Не знаю, сколько Лизетт вам рассказала, однако в Англии меня разыскивают за то, что я украл коня, когда мне было семнадцать. Я надеялся, что если мне удастся вернуть вам вашего брата, вы сможете использовать свое влияние, чтобы с меня сняли обвинения.

Максимилиан моргнул. Такого он точно не ожидал. И то, что брат Лизетт не только признавал свое преступление, но и не пытался его оправдать, вызывало у герцога восхищение.

– Не поймите меня неправильно, – продолжил Бонно. – Мне нравится моя работа во Франции, в Sûreté. Но я скучаю по Англии. – Он сжал руку Лизетт. Когда он заговорил вновь, его голос звучал сдавленно: – И скучаю по брату и сестре. Теперь, когда и Лизетт, и Дом здесь, у меня больше никого нет. Мой домовладелец, Эжен Видок, очень добр ко мне, но…

– Он – не семья. Я это понимаю.

Максимилиан и сам несколько последних лет был одинок, не имея никого, кому он мог бы излить боль и печаль.

Пока в его жизни не появилась Лизетт.

– Уверяю вас, Бонно, если Виктор Кейл окажется моим братом, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуть вас Англии и вашей семье. Это меньшее, что я могу сделать.

– Благодарю вас, ваша милость, – сказал Бонно, а Лизетт улыбнулась Максимилиану улыбкой, способной, казалось, растопить даже лед и согревшей его сердце.

– Так с чего все началось? – спросил герцог. – Как вы нашли Виктора?

– Я был знаком с ним несколько лет, но никогда не предполагал, что он мог быть связан с вашей семьей, поскольку не помнил, что ваша фамилия – Кейл. Когда мы встретились, все называли вас «лорд Максимилиан».

Это было до пожара, когда он все еще был вторым сыном.

– Кроме того, – продолжил Бонно, – мы с Виктором редко беседовали о прошлом. По правде говоря, я думал, что он – сирота. После войны он еще несколько лет служил в прусской регулярной армии, в рядах которой сражался против французов в битве при Ватерлоо.

– Питеру тогда должно было быть всего восемнадцать.

– Да, думаю, что Виктор пошел в армию семнадцатилетним.

На мгновение Максимилиан задумался.

– Вероятно, это должно было произойти сразу после смерти моего двоюродного деда. По времени все совпадает. – Он взглянул на Бонно. – Но как ему удалось спастись во время пожара? Кем был мальчик, погибший на этом пожаре, если он был не Питером? И если Виктор – это Питер, то зачем он сменил имя?

– Я не знаю. Подробности пожара мне были известны слишком смутно даже для того, чтобы задать ему правильные вопросы, не говоря уже о том, что он все равно не хотел об этом рассказывать. Он признался, что поведает об этом лишь своей семье.

Это вызвало у Максимилиана подозрения. Ему нужно было быть осторожнее. Нельзя было позволить, чтобы желание видеть в этом незнакомце Питера заставило его потерять голову.

– Расскажите, как вы с ним познакомились.

– Несколько лет назад я расследовал одно дело в Антверпене. Мне нужен был переводчик, и мне порекомендовали Виктора, поскольку он знает несколько языков и уволился из армии, чтобы самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. После того как он помог мне с тем делом, я стал обращаться к нему каждый раз, когда мне нужен был переводчик. В последний раз он помог мне выследить фальшивомонетчика.

Бонно глубоко вздохнул.

– В одну ночь во время этого расследования Виктор и я пошли выпить. Он вытащил платок, и я увидел, что он выглядит так же, как ваш, – включая замысловатую вышивку. Именно тогда я и вспомнил, что ваша фамилия – Кейл.

– Покажите мне платок, – сказал Максимилиан.

Вытащив маленький сундук, Бонно достал из него свернутый кусок льняной ткани. Трясущимися руками Максимилиан взял его и поднял на свет фонаря. Платок был изношенным, потертым и выцветшим, однако вышивка осталась целой, и он выглядел точно так же, как платок самого Максимилиана. Ему даже не нужно было видеть скрытые под ней кусочки белой материи. Максимилиан уже чувствовал их толщину.

Его сердце начало бешено колотиться.

– Ну? – спросила Лизетт мягко.

Он передал платок ей.

– Это Питер. Или, по меньшей мере, Виктор знал его или кого-то, кто знал его. – Он посмотрел на Бонно. – Так что вы сказали ему, когда увидели платок? Что он принадлежал наследнику герцога?

– Боже, нет! Я не дурак. Виктор – довольно достойный малый, но жизнь у него была непростая. Уволившись из армии, он служил наемником у любого, кто готов был его нанять. Я подумал, что разумнее будет соблюдать осторожность.

Максимилиан почувствовал огромное облегчение. Теперь он понял, почему Видок был столь высокого мнения о Бонно.

Затем ему пришла в голову одна мысль.

– Но вы сказали, кто я, врачу.

Бонно потер свои усталые глаза.

– Как только Виктору стало хуже и у него начался бред, смысла скрывать правду от доктора Уорта не осталось. Я не говорил ему, что Виктор может быть вашим братом, сказал лишь, что он может оказаться родственником герцога Лайонса. Виктор сейчас и своего имени-то не помнит, не говоря уже о способности осознавать свои слова. Он в основном несет всякую околесицу. И мне нужно было кому-то довериться хотя бы для того, чтобы выбраться с проклятого корабля.

Это имело смысл, особенно в сложившихся обстоятельствах.

– Что ж, продолжайте. Вы пили в таверне и увидели его платок…

– Я спросил, откуда он у него. Это его встревожило. Он пожелал знать, почему я его об этом спросил, и я сказал ему, что видел такой же в Англии. Это вызвало его восторг. Он сказал, что его отец – англичанин, который погиб при пожаре в Геле за несколько месяцев до Ватерлоо.

Максимилиана тоже охватил восторг. Более явного свидетельства и быть не могло. Но как треклятый сыщик, нанятый его отцом, мог упустить тот факт, что Питер выжил? Будь он проклят! Этот тип никогда не нравился Максимилиану, однако теперь он готов был его возненавидеть.

Бонно продолжал свой рассказ:

– По его словам, ему говорили, что у него нет других родственников, однако он всегда задумывался, правда ли это.

– Говорил кто? – потребовал ответа Максимилиан.

– Я не знаю. В ту же минуту, когда я начал задавать вопросы, он замкнулся. Он спросил, знаю ли я его родственников, и вот тогда уже замкнулся я. И подумал, что вы бы не хотели, чтобы я рассказал слишком много.

– Вы были правы, – произнес Максимилиан. – Благодарю вас.

– Мы пришли к определенному соглашению. Я сказал ему, что отвезу его на встречу с семьей, если он позволит мне организовать эту встречу. Впрочем, я уверен, что он уже успел заподозрить, что эта семья – влиятельная. Он упоминал, что вышивка напоминает вершину фамильного герба.

– А почему ты просто не написал герцогу обо всем? – спросила Лизетт.

Бонно покосился на сестру:

– Я даже не знал, помнит ли Лайонс о нашем разговоре, состоявшемся много лет назад, и не собирался идти на риск того, что он может так никогда и не увидеть это письмо. Кроме того, Виктор пребывал в решимости встретиться с ним, и я…

– Вы надеялись, что с моей помощью сможете добиться снятия с себя обвинения в конокрадстве, – сказал Максимилиан сухо.

– Именно. Мы оба подумали, что прибыть лично было лучшим решением.