— Любопытно, — не ответив, сказал Курт, озираясь и пытаясь услышать в этой гробовой тишине хоть один звук, увидеть хоть какое-то движение, — не вышло ли так, что мы разминулись с нею, и сейчас Урсула на полпути к лагерю… Не может же быть, чтоб она была все еще не в курсе того, что у нее гости.

— Никого не слышу, — качнул головой фон Вегерхоф, когда взгляды обратились к нему. — Впрочем, не стоит меня переоценивать, нас слишком много, и ваши дыхание, сердцебиение и запах наверняка помешают мне услышать ее, пока она не окажется слишком близко. Обычный охранный пес вместо меня сейчас был бы стократ полезней.

— Камень тут, внутри? — уточнил Мартин и, увидев кивки Хартов, переглянулся с Куртом. — Идем прямо к нему или осмотрим дом?

— Здание небольшое… Осмотрим, дабы не оставить внезапностей у себя за спиной.

— Вдруг нам повезет, и она просто спит в одной из комнат, — с заметной нервозностью хмыкнул Мартин и, перехватив поудобней арбалет, двинулся вдоль стены. — Надеюсь, дверь здесь есть…

Двери не обнаружилось ни в этой стене, ни в следующей, и при очередном повороте за угол Курт уже был готов к тому, что ее не найдется вовсе, и уже начал посматривать вверх, на двускатную крышу, и присматриваться к брусчатке под ногами в поисках замаскированного люка.

— Есть, — сказал бауэр с облегчением, когда отряд повернул снова.

Вход был здесь — небольшой портик с фронтоном, странным образом не заметным ни с одной из боковых сторон. На фоне почти идеально белого камня створка из темного мореного дерева, окованного бронзой, казалась черным провалом.

— Надеюсь, не заперто… — пробормотал Мартин и, помедлив, осторожно толкнул ее носком сапога.

Дверь растворилась медленно, без единого звука, открыв взглядам неширокую пустую комнату, всю в ярких, разноцветных пятнах света. Тишина все так же парила рядом, не нарушаемая ничем, кроме их дыхания, и Мартин медленно, ступая осторожно и чуть слышно, прошел внутрь. Курт просочился следом, пытаясь держать на прицеле вторую половину комнаты и уже видя, что она безлюдна.

— Боже мой… — чуть слышно проронил Грегор, войдя, и вдруг рухнул на четвереньки посреди комнаты, упершись ладонями в пол. — Боже!..

Мартин судорожно сжал приклад, рывком обернулся, шагнув к проводнику, и остановился, глядя на то, как тот поглаживает пальцами мозаику пола. Каменные осколки складывались в фигуру звезды, чьи многочисленные лучи были заполнены изображениями трав, цветов и животных, невероятно детальные и искусные, а в самом центре красовался гордый, как чествуемый правитель, павлин.

— Как будто вчера положили… — восхищенно пробормотал Грегор и, вскинув голову, оглядел стоящих вокруг, словно призывая вместе с ним припасть к этому памятнику искусства. — Посмотрите! Смотрите, как каждая тессера заполирована, а ведь они здесь с детский ноготь!

— Дурак, — облегченно вздохнул Мартин и, повернувшись к нему спиной, сделал два осторожных шага вперед, оглядываясь.

— Мозаика не римская, — произнес фон Вегерхоф задумчиво. — Я бы сказал… Возможно, лидийская[127]. Однако исполнение впечатляюще даже для нашего времени.

— Вот! — радостно подтвердил Грегор и, вскочив на ноги, бросил взгляд вверх, снова восторженно призвав: — Смотрите!

Курт поднял взгляд и на несколько мгновений замер, мысленно признав за парнишкой право на столь бурное выражение эмоций. От искусства он был далек, как Грегор Харт от мастерства ножевого боя, однако даже он не мог не оценить увиденное: потолок над комнатой был одним сплошным витражом, составленным из цветных, но удивительно прозрачных стекол, и каким неведомым образом удерживалась эта конструкция, оставалось только гадать.

— Матерь Божья… — проронил Харт чуть слышно. — Я даже примерно не скажу, какие умения и знания были у тех, кто строил этот дом…

— Давайте дальше! — нетерпеливо попросил Грегор.

Ушедший на несколько шагов вперед Мартин, не оборачиваясь, махнул рукой, негромко сообщив:

— Здесь труп.

— Был труп, — уточнил стриг, когда, приблизившись, теперь уже все разглядели у самой стены то, что когда-то представляло собой человеческое тело.

Сейчас это был почти рассыпавшийся в прах скелет в ошметках истлевшей одежды. Оружия или хоть чего-то похожего на него рядом не нашлось, и определить, кем являлся покойный при жизни, было уже невозможно.

Курт медленно двинулся дальше, к выходу из комнаты, и, осторожно переступив порог, снова остановился, дожидаясь остальных. Еще одно истлевшее тело явно когда-то покоилось тут, прямо посреди короткого коридора-перекрестка, ведущего к трем дверям — по обе руки и большой двустворчатой впереди, явно ведущей во внутренний дворик. Кто-то, чтобы освободить проход, сдвинул ветхий скелет в сторону, разворошив кости и раздавив часть из них в сухую крупу.

— Думаю, она здесь бывала, — заключил Мартин и, переглянувшись с Куртом, вопросительно кивнул на дверь, уводящую из коридора вправо.

Он молча кивнул в ответ, и инквизитор так же осторожно, как и на входе, толкнул створку ногой. Комната, обнаруженная за дверью, на сей раз оказалась жилой; по крайней мере такой она была когда-то — посреди небольшого помещения стоял небольшой круглый столик с тремя ножками в виде сидящих львов, рядом — низкий табурет из темного дерева, в стене справа устроилась довольно аскетичная ниша-кровать, а у окна притулилась коротенькая невысокая скамейка.

— Окно, — ровно произнес Мартин, остановившись.

— И я, должен заметить, вижу через него ту часть площади, по которой мы проходили, — столь же подчеркнуто невозмутимо добавил фон Вегерхоф.

— Не может быть… — шепнул Харт, вдруг утратив заметную часть своей выдержки и, явно сдерживая желание кинуться бегом, медленно приблизился к проему, забранному одноцветными прозрачными стеклами.

Грегор опередил его, метнувшись к окну и почти прижавшись к стеклу носом.

— Это точно то место, где мы были! — сообщил он с неуместной радостью. — Мы проходили эту стену!

— Мы проходили все стены, — возразил Курт, — и окон не было нигде. Открывается?

— Нет, вмуровано наглухо, и я на вашем месте не проверял бы, что будет, если его разбить, — предупредил Харт. — Сомневаюсь, что у вас это вообще получится, но на всякий случай — я бы даже не пробовал.

— Мы не станем, — заверил его Мартин, — тем паче, что необходимости это делать у нас нет. Идемте дальше.

Дверь в противоположной стене вела в следующую комнату, сестру-близнеца предыдущей, только столик здесь был каменным и прямоугольным, на двух плоских резных ножках, и несколько угловых стеклышек окна были цветными.

— Интересно, — заметил Мартин, войдя в уже пятую по счету и столь же полупустую комнату. — Они связаны только между собой. Насколько я понимаю по тому, что мы видели из коридора, за вот этой стеной находится каведиум[128], и по логике вещей комнаты должны иметь двери, ведущие в него. Но их нет. Только смежные.

— Находясь снаружи, мы были уверены, что здесь нет и окон, — возразил Курт. — Возможно, дверей мы просто не видим… Или обитатели этих комнат попадали в каведиум как-то иначе.

— Урсулы между тем не видно, — заметил стриг тихо. — И даже не знаю, порадоваться этому факту или насторожиться.

— Если она решила вернуться за своим любовником и мы разминулись в лесу — это даже к лучшему, — убежденно сказал Харт. — Тогда мы сможем спокойно покончить с камнем, а когда не станет его — не станет и Предела. Тогда в лагерь мы возвратимся за каких-то два-три часа и, быть может, даже обгоним ее или настигнем на последних шагах.

— Кухня, — сообщил Мартин, раскрывший следующую дверь, и прошел внутрь, оглядывая стены и продолжая держать арбалет наизготовку.

Грегор метнулся за ним следом, прежде чем Курт успел его удержать, и со все тем же восторгом кинулся к стенам, оглядывая огромный очаг, развешанную и расставленную утварь — ковши, лопатки, крюки, жаровни всех размеров, от крохотной, почти с ладонь, до тех, на которых можно было, наверное, зажарить целиком приличного поросенка. Фон Вегерхоф прошел к очагу, присел перед ним, осторожно коснувшись кончиками пальцем горки золы и углей.