Несколько секунд протекли в тишине; он вглядывался вперед и вслушивался, ничего не видя и не слыша, а застывший, как статуя, Мартин, кажется, вовсе забыл дышать.

— Камень тут, — чуть слышно сообщил Грегор. — Прямо вот тут, рядом совсем.

— Пришли, стало быть, — удовлетворенно констатировал Мартин и, помявшись, нетерпеливо уточнил: — Двигаемся?

— Предлагаю так, — решительно сказал фон Вегерхоф. — Ловушек и искажений больше нет, стало быть, если один из нас уйдет вперед — он не рискует после разминуться с оставшимися на месте из-за шуток Предела. В свете чего считаю самым разумным поступить так: я пойду один и проверю, что впереди, а вы подождете здесь.

— Один? — растерянно переспросил Грегор. — Нет, так нельзя, зачем разделяться? Из этого ничего хорошего никогда не выходит! Я читал такие истории, так всегда бывает, группа разделяется, и все идет наперекосяк!

— Жизнь не похожа на истории в шпигелях, — мягко возразил Курт и кивнул стригу: — Иди. Только уж будь любезен придерживаться тобою же озвученного плана: что бы там ни было — просто осмотрись и вернись сюда.

— Каково оно, быть на месте начальства, а, Гессе? — хмыкнул тот и, посерьезнев, кивнул: — Tu n'as plus à te soucier[124], я не стремлюсь в герои. Оценю обстановку и возвращусь.

— Cum Deo[125], — отозвался он. — И не задерживайся.

Вслед стригу, неуловимо быстро и неслышно растворившемуся в переломанной лесной чаще, оба Харта взглянули с нескрываемым интересом, но если во взгляде бауэра читалось любопытство исследователя, то глаза Грегора выражали откровенные зависть и восторг.

— Вот это я понимаю — таланты! — восхищенно пробормотал он, и Курт вздохнул:

— Только к этому таланту нераздельно прилагается множество не слишком приятных довесков.

— Почему неприятных? Он же высший. Это же точно как человек, только лучше и удобней. Или… — неуверенно предположил Грегор, не услышав ответа, — вы о чем?

— Потеряешь парочку друзей — узнаешь, — хмуро отозвался Харт, все так же глядя вослед ушедшему. — Сейчас и я ощущаю магистериум поблизости… Он просто пышет. Либо с той ночи напряжение копится и растет, либо она все-таки сумела с ним что-то сделать. Либо то и другое вместе.

— Одно мы знаем точно: Урсула хотя бы не контролирует подступы к камню, — сказал Мартин уверенно. — Иначе мы бы здесь не стояли и не беседовали так спокойно.

Курт не ответил, и больше никто не произнес ни слова до того мгновения, когда в пяти шагах впереди точно ниоткуда возникла знакомая высокая фигура.

— Ну что там? — нетерпеливо спросил Грегор и осекся, увидев лицо стрига.

Фон Вегерхоф был бледнее обычного, и во взгляде поселилась растерянность пополам с тем, чего в этом лице Курт не замечал уже много лет — самым настоящим страхом.

— Там живые, — ответил он не сразу, с заметным усилием разомкнув губы, и, присев на завалившийся древесный ствол, отер лицо ладонью, будто пытаясь стереть с него что-то липкое. — Только… не совсем и не все.

Месиво лесовала закончилось внезапно. Деревья, кусты, лесная низкорослая трава, пересохший валежник — все обрывалось разом, будто кто-то прочертил гигантский круг посреди леса, а потом просто вынул все, что было внутри этого круга, и вставил вместо него кусок из иной части сущего. Там, где кончался лес, начиналась идеально круглая площадка, почти площадь не менее сотни шагов от края до края, мощеная гладкими плотно пригнанными камнями, и в самом ее центре утвердился одноэтажный домус[126], сияющий белизной. Стена, видимая от кромки леса, была глухой, без единого окна и двери, и на фоне камня площади и потемневшего леса казалась блистающей, слепяще-белой, как свежий снег.

— Одуреть… — восторженно прошептал Грегор сиплым шепотом, и бауэр пихнул его в плечо, призывая к молчанию.

Курт медленно сделал несколько шагов вперед, к границе поваленного леса, ближе к каменной площади. Теперь они стали видны — те, кого фон Вегерхоф назвал живыми. Около полутора дюжин человек сидели на брусчатке или стояли неподвижно, глядя себе под ноги или в небо. Поодаль, у самой стены домуса, была хорошо различима фигура в монашеской рясе, а шагах в десяти прямо напротив, устремив взор в осиянное весенним солнцем небо, застыла фигура в полевом священническом облачении. Мартин торопливо шагнул вперед, запнулся на месте, до побеления сжав пальцы на прикладе арбалета, и с усилием отступил назад.

— Фёллер, — коротко шепнул он.

Курт молча кивнул. Итак, конгрегатский expertus был найден, и найден живым… Впрочем, вряд ли он теперь будет способен порадоваться своему спасению, даже если их маленький отряд сумеет совладать с малефичкой, уничтожить камень и закончить это затянувшееся безумие.

Кое-где на мощеной площадке виднелись грязные кляксы, похожие на растекшиеся кучи сгнившего мусора, и лежащие в неестественных позах тела, вспухшие, потемневшие и покрытые пятнами, словно выловленные из реки старые трупы. Курт сощурился, всмотревшись, переглянулся со стригом, и тот молча кивнул.

— Урсулы, похоже, здесь нет, — дрожащим голосом заметил Грегор, вытянув шею и всматриваясь в пространство за деревьями. — Но камень глушит всё собою, и я не поручусь за свои ощущения… Боюсь, здесь я ее не замечу, она сольется с общим фоном.

— В любом случае, стоять тут вечно нет смысла, — сказал Мартин решительно, и Курт, кивнув, сделал три шага вперед, выйдя из лесного завала на камень площади.

Никто из застывших впереди людей не обернулся и даже не шевельнулся, оставшись стоять и сидеть, как прежде. Курт услышал позади шаги бауэра, подошли и встали рядом Мартин и стриг, а в его локоть вцепились чьи-то дрожащие пальцы.

— Простите, — неловко пробормотал Грегор, торопливо убрав руку, когда он обернулся, и указал на домус: — Камень там. Нам туда.

— Быть может, стоит взять Фёллера? — тихо предложил стриг. — Думаю, если его повести за собой, он пойдет.

— Нельзя, — возразил Курт твердо. — И он будет нам мешать, и мы его подставим. Если все кончится хорошо — выведем. Если нет — ему и нам все равно конец.

Фон Вегерхоф бросил взгляд на неподвижную фигуру expertus’а и молча вздохнул.

— Вперед, — скомандовал Мартин и первым двинулся к домусу.

Вокруг висела все та же кромешная тишина, гнетущая, теснящая со всех сторон, и звуки шагов, шелест одежды, даже собственное дыхание казались громоподобными. Неподвижные человеческие фигуры вокруг так и стояли, не обращая никакого внимания на пришельцев, оцепеневшие, застывшие, и было сложно отделаться от мысли, что их маленький отряд идет по владениям какого-то безумного чучельника, вздумавшего украсить подступы к жилищу своими творениями.

Проходя мимо одной из мусорных куч, Грегор глухо подавился, зажав ладонью рот: в расплывшейся жиже и рваных остатках грязной ткани явственно были видны глазные яблоки, фрагмент челюсти, лишь отдаленно напоминавшей человеческую, и клок длинных волос. В нескольких шагах дальше, расточая зловоние, смотрело в небо пустыми глазницами невообразимое существо, наполовину разложившееся и начавшее распадаться на части, похожее разом на свинью и человека, словно кто-то вознамерился лепить новое создание, но посреди этого занятия передумал и смял свое произведение в комок.

— Похоже, времени она зря не теряла, — заметил Мартин шепотом. — Эксперименты по сотворению нового существа шли полным ходом, благо подопытных скопилось предостаточно.

— И творец из нее по-прежнему хреновый, — подытожил Курт.

— Будем надеяться, — так же чуть слышно сказал Харт, — это означает, что с силою магистериума эта женщина не сладила.

— О Господи… — глухо пробормотал Грегор, по-прежнему зажимая рот ладонью, и когда до мраморной стены домуса оставалось два шага, почти упал вперед, привалившись к холодному камню и едва не сползя по нему наземь. — Она сумасшедшая… Она что ж, привела всех их сюда? Чтобы делать вот это?