— Ну ты как всегда. У тебя всегда все плохо кончается. Ты и про австрийский Крестовый поход так же говорил, а что вышло? Вышло, что промазал. Наши победили.

— Ду-рак ты, — с чувством произнес недовольный голос, и скрипнула ножками по полу скамья. — Пошли-ка отсюдова.

Курт вздохнул.

Посмотрел в спины двух людей, переступивших порог.

Посмотрел с сожалением во вторую кружку, из которой сделал лишь три глотка.

Вздохнул снова, отставил кружку в сторону, поднялся и вышел следом.

Лис трусил по узкой сумеречной тропке, стараясь держаться ближе к низким веткам плотно стоящих кустов, там, где тень почти скрывала рыжее юркое тело.

Мыши здесь были пуганые, тощие и юркие. Их было мало, ловить их было нелегко, куда сложнее, чем жирных ленивых городских крыс, зато лис, наконец, вспомнил, каково это — по-настоящему охотиться, долго выслеживая добычу и вкладывая силы в каждый бросок. В городе было хорошо, сытно, на боках быстро нарос жирок, лапы довольно скоро забыли, как это — бегать подолгу, не уставая. Здесь он похудел, подобрался, и лапам пришлось многое вспомнить… Однажды в этом лесу он учуял волчий запах издалека и свернул на другую тропку, хотя мог и не сворачивать, но тратить силы на серого мерзавца было не с руки.

Лис обогнул небольшой овражек, пробежал мимо вытянутого, как сосна, дуба, свернул в ельник и уже спокойным шагом направился к домику в окружении малиновых зарослей. На пороге зверек остановился, опустив голову, точно в задумчивости, встряхнулся…

Если бы было кому это увидеть — он увидел бы ветер. Плотный мерцающий вихрь охватил рыжее тельце, скрыв его и будто размазав, будто на свежий рисунок кто-то капнул водой, и контуры поплыли, а краска растеклась по листу…

Человек на пороге еще миг стоял недвижимо, опустив голову, точно в задумчивости, а потом толкнул дверь и вошел.

Внутри он остановился снова, глубоко вдохнул, выдохнул и, медленно пройдя к лежанке у стены, сначала уселся, а после и улегся на нее, подложив руки под голову и глядя в потолок. Мысли в голове неслись галопом, как и всегда после пробежки по лесу, и пришлось приложить усилие, чтобы замедлить их и не дать разбежаться. Но сейчас это хотя бы получается просто и быстро. Сейчас контроль дается куда легче. А ведь едва не утратил его, едва не сорвался… Тогда, в Риме, когда в лисьем облике приходилось бегать днями — однажды поймал себя на мысли, что думает, как зверь, что помнит себя зверем, что чуть не лишился человеческой памяти… Тогда, возвратившись в людской облик, чувствовал себя разбитым и истощенным. Тогда едва не перешел грань, когда восстанавливал силы, выпивая их из прохожих. Знал, что злоупотреблять нельзя, помнил, чем это грозит. Стриги, вервольфы — да что они знают о настоящей цене потери контроля… Тогда удержаться было сложно. Тогда едва сумел. Тогда не перешагнул черту, за которой подстерегает утрата всего — себя самого, разума, силы, жизни, души…

Он прикрыл глаза и снова сосредоточенно перевел дыхание. Что ж, за эти два года вернуться в форму удалось, и это хорошо. С Коссой не срослось, и это плохо; как работодатель он был почти идеален — ровно до того момента, когда решил кормить свое Древо теми, кто под рукой. Проверять, дойдут ли у Коссы руки до него, желания не было, и лучше было довериться инстинкту. Инстинкт не подвел, удалось сделать ноги вовремя, и это хорошо. Империя все-таки добилась своего, всосала Австрию, покорила Рим, закрепилась в Риме, и это плохо. Припрятанный в тайном убежище запас средств на крайний случай цел, и это хорошо.

Но из Италии надо валить. Плохо ли это, Ленца еще не решил.

Январь 2020