— Разумеется.

Голос сорвался, Мартин распрямился, подняв голову и сдавленно кашлянув. Фон Вегерхоф вздохнул:

— Не беспокойся, слёз не будет. Их теперь никогда не будет. Я не знаю, почему… И вот что: тревожься о себе, обо мне печалиться не надо, у меня-то сейчас все как никогда хорошо. Удручает лишь то, что ухожу накануне большой драки…

— Справимся, — отозвался Курт. — Не впервой.

— И все же жаль, — чуть слышно проронил фон Вегерхоф, снова смыкая веки.

Вокруг вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь дыханием, и спустя несколько минут Мартин тихо сказал:

— Спит…

Курт не ответил.

Фон Вегерхоф просыпался и засыпал раз за разом, бодрствуя все меньше, говоря все тише и слова складывая все тяжелей, а в забытьи пребывая все дольше, дыхание звучало все болезненней, а когда рассветные лучи стали медленно, крадучись вползать в комнату, их свет озарил лицо глубокого старика на скамье. Старик открыл глаза, словно почувствовав касание солнца, и, медленно сместив взгляд к окну, улыбнулся:

— Хорошо… Обидно было бы уйти в темноте.

— Думаю, ты в любом случае получишь свой свет. Ты его для себя заслуженно вымучил.

— Немного все-таки страшно. А вдруг нет.

— Побойся Бога, — с усилием улыбнулся в ответ Курт, — тебе еще чуть-чуть благочестия — и получится Бруно, а он-то точно в святые нацелился.

— Ему это пригодится.

— В каком смысле?

— Не-ет, — протянул фон Вегерхоф, через силу изобразив усмешку, — я все еще член Совета и даже перед смертью секретной информацией разбрасываться не стану. Если все сложится — увидишь сам. Если нет… Это будет уже неважно.

— Вот ты ж сволочь.

— Иначе скучно, — хмыкнул тот вяло и, помявшись, серьезно сказал: — Напоследок, Гессе, я должен кое-что сказать. Это ничего не изменит, но раз уж исповедаться как должно у меня не сложилось, пусть хоть так… Ты ведь понимаешь, почему я так ухватился за возможность спасти Мартина? Хотя бы таким способом…

— Да, — кивнул Курт и, помедлив, осторожно добавил: — Но он не твой сын.

— И это не искупит, — тихо договорил фон Вегерхоф. — И быть может, решение было неверным…

— Это было и решение Мартина тоже, — возразил Курт твердо. — И он справится.

Фон Вегерхоф вздохнул, снова закрыв глаза.

— Я верю, — шепнул он чуть слышно.

Сомкнутые веки дрогнули, послышался еще один вздох — короткий и неглубокий, и тишина в освещенной солнцем комнате стала совершенной и полной.

Констанц, апрель 1415 a.D.

— Король Богемии, милостью Господней Император Священной Римской Империи, Рудольф Второй фон Люксембург. Присутствует! Герцог Саксонии, имперский великий маршал, Рудольф Третий фон Саксен-Виттенберг. Присутствует! Архиепископ Трира, имперский великий канцлер Галлии и Бургундского королевства, Вернер Третий фон Фалькенштайн. Присутствует!

Герольд, застыв подобно статуе, перечислял присутствующих, не сверяясь с церемониальным свитком, вздернув подбородок и устремив взгляд в пространство. В зале на первом этаже резиденции Императора царила тишина, вдребезги разбиваемая звучным голосом церемониймейстера, и витала темнота, сотворенная запертыми изнутри ставнями и изгоняемая в дальние углы факелами и светильниками.

— Маркграф Бранденбурга, имперский великий камергер, Фридрих Первый Хоэнцоллерн. Присутствует! Пфальцграф Райнский, имперский великий стольник, Теодор фон Лангенберг. Присутствует! Архиепископ Кельнский и герцог Вестфалии и Энгерна, Максимилиан Первый Винклер. Присутствует! Архиепископ Майнца, имперский великий канцлер Германии, Иоанн Второй фон Нассау. Присутствует!

Герольд умолк, выдержав паузу после перечисления курфюрстов, и с расстановкой продолжил:

— Также присутствуют. Король Германии, герцог Баварский, Фридрих Второй фон Люксембург. Нунций Святого Престола, великий канцлер Совета Конгрегации по делам веры Священной Римской Империи, кардинал Антонио Висконти. Великий Инквизитор Священной Римской Империи, канцлер Совета Конгрегации, Бруно Хоффмайер. Милостью Господней Император Священной Римской Империи, Рудольф Второй фон Люксембург, приветствует достойных мужей на этом райхстаге.

Медленно и торжественно скручиваемый пергамент заскрипел, и в тишине зазвучали шорохи и вздохи — собравшиеся заерзали на своих местах, усаживаясь поудобнее, расслабляясь, переглядываясь друг с другом. Фридрих поймал взгляд фон Хоэнцоллерна, и тот едва заметно шевельнул уголками губ в невидимой понимающе-ободрительной улыбке.

Майнцский архиепископ хмурился, косясь неприязненно на герольда и уже с открытым недовольством взглядывая на Императора, явно пытаясь понять, как отнестись к тому факту, что он был упомянут не только последним из духовных лиц, но и последним из присутствующих курфюрстов вообще. Рудольф не смотрел ни на кого, вдумчиво и неспешно перекладывая и просматривая тонкую стопку листов на столе перед собою, точно увлеченный работой секретарь. Тишина все тянулась и тянулась, становясь уже не просто напряженной, а почти зловещей.

— Кхм, — тихо проронил саксонский герцог, и Рудольф медленно и будто бы неохотно оторвал взгляд от бумаг.

— Столь внезапный райхстаг… — произнес райнский пфальцграф, на несколько мгновений умолк, явно ожидая ответа, и продолжил: — Во дни, когда все наше внимание поглощено текущим Собором и судьбой христианского мира, накануне одного из важнейших заседаний… Для чего вы собрали нас?

— Да еще и вот так, — недовольно добавил фон Нассау, широким жестом указав на запертую изнутри дверь и закрытые ставни.

— Я собрал вас, достопочтенные господа курфюрсты, — отозвался Рудольф все так же неторопливо, — дабы сообщить вам прискорбное известие. Со дня на день Империя начнет войну с Австрийским герцогством.

— Империя?!

— Войну?!

— С Австрией?!

Три возгласа раздались одновременно, и тишина на мгновение повисла снова; фон Ланденберг и Майнцский архиепископ переглянулись с саксонским герцогом, явно с трудом подбирая слова, и, наконец, фон Нассау с нажимом переспросил:

— Империя?

— Империя, — повторил Рудольф невозмутимо. — Вам ли не знать, сколь долгое время этот бесчестный правитель собирает на своей земле всевозможное отребье — преступников, малефиков и еще Бог знает кого.

— Именно, — кивнул тот. — Долгое время. Почему Ваше Величество сочло наиболее подобающей порой для войны именно эти дни?

— И почему все в такой тайне? — не скрывая недовольства, добавил фон Виттенберг, бросил взгляд на молчаливых представителей Конгрегации и договорил: — И почему здесь конгрегаты? Почему нет достойных мужей правящих воинских сословий, но сидят два монаха, чье дело…

— …бороться с ересью, — мягко докончил Бруно, незлобиво улыбнувшись. — А также с колдунами, сверхобычными тварями и с теми, кто привечает их, содействует им и сам пользуется их помощью.

Висконти рядом торжественно и молча кивнул, и герцог нахмурился:

— Это что, крестовый поход?

— Можно сказать и так.

— В любом случае, все это собрание проходит с нарушением всех мыслимых положений, правил и установленных обычаев. Да и обыкновенной учтивости тоже.

— Да, мы заметили, — все так же благодушно кивнул Бруно, и тот побагровел, поджав губы.

— Так почему сейчас? — спросил райнский пфальцграф, вновь обратясь к Рудольфу, и тот кивнул, показывая, что вопрос этот ожидаем:

— Потому что иначе будет нельзя. На ближайшем заседании Собора будет принято решение, которое не понравится Австрийцу и его союзникам; не понравится настолько, что войны будет не избежать.

— Вам известно, какие решения будет принимать Собор, Ваше Величество? — напряженно уточнил фон Нассау, снова переглянувшись с саксонским герцогом. — Простите мое любопытство и не примите за недоверие, но как это возможно?

— Примерно так же, как каждому из вас известно, что происходит в моем замке, моем окружении и даже в моей спальне, — просто ответил тот и, когда взгляды напротив смятенно скользнули в сторону, продолжил: — Как верно заметил наш дражайший великий маршал, сие собрание проходит не вполне типично, однако я счел, что прежние традиции, при всем моем почтении к обычаям и воле наших предков, сегодня стоит оставить в стороне, ибо негоже, когда обычаи старины идут во вред настоящему и будущему державы. Иными словами, я не хотел бы терять время на обыкновенные в таких случаях пустословия, а желал бы сразу перейти к делу, дабы решить его быстро, верно, во благо всех, и не задерживать более необходимого вас и себя.