— Мне стало ясно, что это нечто серьезное, этого мне хватило.

— А теперь слушай меня внимательно, — оборвал его Курт. — Я скажу несколько очевидных вещей, после чего мы продолжим беседу… Или не продолжим, все зависит от того, как ты воспримешь эти очевидности. Итак, Йенс, сейчас все мы идем в лапы к чародейке, чья сила нам неведома, но совершенно точно имеем все шансы полечь там. Мы, не ты. Ты имеешь шанс лечь прямо здесь. Стало быть, есть два варианта будущего. Primo. Я задаю вопросы, ты молчишь, я пускаю тебе стрелу в лоб, и мы идем дальше без тебя. Secundo. Я задаю вопросы, ты отвечаешь. В случае, если победа будет за нами, вам с Урсулой уже будет все равно, сколько и что мы о вас знаем, а в случае, если верх одержите вы — тем паче. Id est, объективных причин упираться и молчать у тебя нет, ибо никакая информация не даст нам оружия против нее, лишь удовлетворит любопытство. В то, что ты невинная жертва любви, я, как видишь, не верю, посему крайне рекомендую не тратить время на попытки убедить. Не выйдет. Я могу дать тебе минуту подумать, — подытожил Курт, когда паломник упрямо сжал губы, не ответив. — Решение очевидно, но я могу понять, что для его принятия нужно время.

Гейгер медленно вдохнул, задержав дыхание и прикрыв глаза, точно перед нырком в ледяную воду, коротко выдохнул и снова поднял взгляд к допросчику.

— А когда я отвечу на вопросы, — проговорил он неспешно, — меня все равно ждет та самая стрела в лоб?

— Тебя ждет крайне неудобное путешествие по лесу со связанными руками, кляпом и арбалетом, смотрящим в спину. Кто знает, вдруг ты прав и Урсула в самом деле поддалась простой человеческой слабости и воспылала нежным чувством к одному из своих сообщников. Зачем же я буду лишать себя столь удобного заложника. Еще одна очевидность: заупрямишься — твое будущее однозначно, согласишься отвечать — останется надежда освободиться, если мы переоценили свои силы и не сладим с твоей подружкой.

— Вы не сладите, — ответил Гейгер тихо. — Какие бы еще нелюди ни скрывались среди вас, вам ее не одолеть.

— Как я понимаю, мы пришли к соглашению и все же поговорим, — кивнул Курт. — Стало быть, коли уж мы заговорили о нелюдях, с них и начнем. Как тебе удалось убедить в своей невиновности инквизитора в Винланде? Неопытных новичков, которых можно уболтать, туда не шлют.

Бывший поселенец ответил не сразу, но Курт не торопил его. Гейгер будет говорить, это уже не вызывало сомнений, и в спешке не было смысла…

— Когда меня посадили под надзор, — произнес тот, наконец, — меня приходил навещать сосед, Хорст. В первый раз он принес мне стряпню своей жены, утешал. Во второй раз тоже. А когда пришел в третий раз — сказал, что произошедшее я запомнил неверно, что не только я лгу допросчикам, но и моя память лжет мне самому. Мы говорили долго, и тогда я все вспомнил.

— Вспомнил, как стал виндиго?

— Да, — коротко кивнул паломник, и краем глаза Курт увидел, как беззвучно, одними губами, ругнулся Мартин. — В тот момент я хотел немедленно позвать инквизитора и все рассказать, но Хорст меня переубедил. Тогда — не знаю, почему я его послушался. Наверное, меня слишком ошеломила новость, что отобедал собственной женой. В следующий раз Хорст пришел спустя два дня, и к тому времени я уже не находил себе места.

— Хотел повторить?

— Да, — просто ответил Гейгер. — Я почти не спал: опасался, что во сне то, что скрывалось во мне, возьмет верх и выдаст меня. Мне уже не хотелось сдаваться вашим, мне хотелось выжить, хотя жену было, клянусь, очень жаль.

— Это очень мило, — сухим, как камень, льдом, прошелестел голос фон Вегерхофа рядом, и бывший поселенец вздохнул:

— Судя по тому, что я вижу, не вам меня упрекать, майстер помощник инквизитора; убежден, у вас за спиной истории не менее душераздирающие. Жену было не вернуть, а мне хотелось жить.

— И убивать, — договорил Мартин. — Как вы это устроили, если ты был под охраной?

— Хорст вывел меня за пределы Ахорнштайна. Провел мимо охраны — эти парни меня попросту не увидели, хотя я шел рядом с Хорстом — и вывел за ворота. Там, в отдалении, я позволил виндиго взять верх, а потом Хорст вернулся за мной и так же провел обратно. Вскоре ко мне пришел инквизитор и сказал, что подозрения с меня, скорее всего, будут сняты, потому что неподалеку от крепости тварь убила одного из поселенцев. Потом Хорст скормил мне еще одного — и меня оправдали и отпустили.

— Кто он такой, этот Хорст?

— Хотите знать, был ли он малефиком и состоял ли в каком-то заговоре? Да. Он рассказал немного, но достаточно, чтобы понять: в Винланде он не просто так, а здесь, в Империи, множество его приятелей плетет заговор в надежде сбросить Императора и Конгрегацию, для чего они собирают подле себя всех, кто способен хоть на что-то сверхобычное, кого угодно, всякой твари по паре.

В голосе Гейгера, уже уверенном и почти спокойном, прозвучала явная насмешка, и Курт уточнил:

— Как я понимаю, связываться с ними ты не пожелал.

— Поначалу я был как во сне, — помолчав, неохотно проговорил паломник. — Внутри меня словно шла какая-то кровавая драка, и разум подчинялся мне с трудом. Я слушал Хорста. Он говорил, что я должен научиться владеть вторым собою, что это возможно только с практикой, для чего он еще несколько раз обеспечивал мне тыл, говоря всем, что был со мной в моем доме, а сам выводил за стены. Вскоре мне и правда стало легче, виндиго как будто уснул, и…

Гейгер снова умолк, глядя в землю, то ли подбирая слова, то ли решаясь сказать нечто, чего говорить не хотелось и что вместе с тем рвалось быть высказанным.

— Однажды я подумал, что больше не хочу, — договорил он через силу. — Мне не понравилось то, что со мной было, но если меня казнить — мертвых не вернуть. Я словно очнулся от сна и начал понимать, что происходит, кто я, где я и чего хочу. Хорст… Спасибо ему, что научил уживаться с собой, жажда убийства больше не мучила меня, но он все настойчивей вбивал в меня мысль, что в благодарность я должен примкнуть к их шайке заговорщиков, а вот этого мне совершенно не хотелось. Я хотел просто жить, приключениями я был сыт по горло. Поэтому последней жертвой виндиго стал Хорст, а я покинул Винланд. Я думал, если оставлю эту землю — виндиго оставит меня в покое.

— Ты говоришь о себе самом как о другом существе?

— Больше нет, — улыбнулся Гейгер. — Так было тогда. Теперь мы с ним примирились.

— Ты знаешь, что это ненадолго? — спросил Мартин сухо. — Ты же наверняка слышал легенды, пока шло дознание. Знаешь, как появился первый виндиго и что происходит со всеми.

— Это легенды, майстер инквизитор.

— А как он появился? — шепотом спросил Грегор.

— По ошибке, — пояснил Мартин, прежде чем Курт успел потребовать тишины. — Когда-то была великая война, и шаман-недоучка вызвал добровольца-воина, дабы провести над ним обряд объединения с божеством-предком своего племени — «тотем», так они это называли. Но что-то пошло не так, и вместо божественного предка в душе воина поселился злой дух зимнего леса. Битву они выиграли, враги были повержены, но воина изгнали из племени, потому что жажду крови и плоти ему погасить так и не удалось. И ты знаешь, Йенс, чем эта легенда кончается. Всегда. Исключений нет.

— Или о них никто не слышал? — возразил паломник. — За несколько лет пребывания в Германии я пережил несколько приступов — иногда он брал верх, я убивал, после этого мучился раскаянием, пытался совладать с собой, он затихал, и я снова думал, что все кончилось и я свободен…

— Но все не кончалось и становилось лишь хуже.

— Одно время я даже помышлял о самоубийстве, — кивнул паломник с усмешкой. — А потом я встретил Урсулу, и она научила меня мириться с собой. Теперь… Теперь я просто живу, а не выживаю. И когда все это кончится, я продолжу жить, как прежде, майстер инквизитор, не превращусь в чудовище, живущее в глуши в берлоге, не утрачу разум и…

— Ты уже утратил и уже чудовище, — оборвал его Курт. — Без разницы, каков при том твой облик… Кто такая Урсула?