Он видел раненых. Его видели федералы. Они могут стукнуть мистеру Гуверу. Он напился и застрелил Чака. Потом протрезвел. Но все еще хотел выпить. Неоновые вывески ликеро-водочных магазинов все еще манили его.

Он убил Чака. После чего проспал двенадцать часов. Проснувшись, четко понял: пора уходить. Завязывать с преступным миром. Бросать все и бежать при первом же удобном случае.

Сэм сказал: да. Сэм благословил его. Правда, с одной оговоркой. Так же и Карлос. Мог согласиться, но со своей оговоркой.

Он служил мистеру Гуверу. Они с ним были заодно. Это он породил Черного Кролика. И Дикого Кролика. И погибших, и раненых. Запоздалая расплата. И явно недостаточная.

Озеро так и сверкало. Он видел штаговые огни яхт. И оркестрики, игравшие танцевальную музыку. И женщин.

С Джейн все стало плохо. Джейн оказалась хитрее, чем он. Она узнала о нем раньше, чем он узнал ее. Она знала, что он крал и прикарманивал деньги. И чей голос он слушал по ночам.

Она рылась в его бумагах. Он застал ее за этим занятием. Оба отступили. Не стали обсуждать эту тему. Оба постарались избежать конфронтации.

У Джейн были планы. Он это знал. Возможно, она захочет навредить ему. Или использовать. Или узнать получше, а уж тогда…

Это напугало его. Это его тронуло. Он стал желать ее еще сильней.

Совсем вблизи от берега проплыл прогулочный катер. Послышались звуки музыки. Мелькнуло голубое платье. Такие носила Дженис.

Она все еще не стеснялась в выражениях. С ней было все еще хорошо: ее рассказы и здоровый секс. Она рассказывала про Уэйна-старшего. С довольно жуткими подробностями. Уэйн-старший — Папа Кролик. Она презирала его. Но все еще не могла от него избавиться.

Катер уплыл. Исчезло голубое платье. Литтел позвонил в «Пески». Дженис не было дома. Литтел позвонил на базу — проверить, не было ли ему сообщений. Оказалось — были.

Позвонить Лайлу Холли — он там-то и там-то. Белый Кролик тебя ищет.

Литтел записал номер. Но сразу звонить не стал. Заправил ленту в магнитофон, приготовился сделать запись.

Сэм напугал его. Сэм ругался на чем свет стоит. Бобби ублюдок, он еще пожалеет.

Литтел стал вспоминать: Чикаго, 1960 год — «Призрак» любит Бобби; Чикаго, 1965 год — Бобби живет на пленке.

«Тигр» работал на полную катушку.

Сонни осаждали журналисты — скажите что-нибудь — поругайте этого придурка, Кассиуса Икса. Сонни не обращал на них внимания. Сонни хлестал «Чивас Регал». Сонни гладил норковый мех.

«Ослина» Дом украл норковые шубы. Он слишком много болтал. «Я граблю меховые магазины. Я трахаюсь с Сэлом Минео. Я имею в жопу Рока Хадсона».

Его дружок явно грустил и притворно побранивал Дома. Промышлял он сутенером проституток-трансвеститов.

Уэйн и Барби наблюдали за ними.

Дом принимал вызовы. Его дружок распределял заказы. Полдень — клиентов хоть отбавляй. Сонни купил норковые рукавицы. Норковый бандаж и наушники.

Какой-то писака спросил:

— Меха краденые?

Сонни немедленно ответил:

— Мозги у тебя краденые, а меха мои.

Еще один писака поинтересовался:

— А почему вы не боретесь за гражданские права?

Сонни ответил:

— Потому что у меня нет железной задницы.

Журналюги заржали. Уэйн заржал. Барби вышла на площадку и принялась глотать таблетки. И запивать, жадно глотая «Севен-ап» из бутылки.

Уэйн вышел и направился к ней.

— Пит скоро вернется. Стоит ему уехать, как ты тут же глотаешь «колеса».

Барби отступила на шаг:

— На себя посмотри, прежде чем осуждать других.

Уэйн подошел к ней:

— Посмотри на тех, кому мы продаем.

— Это ты посмотри на меня. Я что, похожа на шлюху-наркоманку, созданную вашим зельем?

— Смотрю. И вижу морщины, которых не было год назад.

Барби рассмеялась:

— Еще бы. Я пятнадцать лет якшаюсь с уголовниками!

Уэйн отступил на шаг:

— Ты уклоняешься от разговора.

— Нет. Просто хочу сказать: я знаю эту жизнь лучше тебя — потому что дольше в ней варилась.

— Скажи это Питу. Он не поверит, но все равно скажи.

Барби подошла ближе:

— Это ты повязан с ними, не я. Повязан — и все еще не знаешь, как с ними работать.

Уэйн подошел к ней совсем близко. Так, что они столкнулись коленями. Уэйн почувствовал запах ее мыла.

— Ты просто злишься — оттого, что тебе нет среди них места.

Барби отступила на шаг:

— Тебе придется делать такое, с чем ты не сможешь примириться.

— Может, уже пришлось.

— То ли еще будет. Может, ты станешь делать штуки и похуже — исключительно ради того, чтобы доказать: я могу.

Испытание.

Четверо торчков, которые не хотят платить. Коллекторский дебют Сонни.

Торчки оккупировали подвал церкви. Поселились там самовольно — на правах скваттеров. Их пастор кололся демеролом.

За рулем сидел Уэйн. Сонни чистил ногти карманным ножичком и прихлебывал виски. Западный Вегас жарился на солнце. Народ плескался в детских прудиках и зависал в машинах — там были кондиционеры.

Уэйн сказал:

— В Сайгоне я убил цветного.

Сонни ответил:

— А я замочил белого в Сент-Луисе.

Вот церковь — неприглядного вида строеньице, обшарпанное, как после пескоструйной обработки. И — с ума сойти — неоновая вывеска! Руки, сложенные в молитве, и кресты. И Иисус, бросающий игральные кости.

Они припарковались и побрели к двери подвала. Подобрав ключ, открыли дверь и вошли.

Увидели четверых наркоманов — те балдели на автомобильных креслах, явно свинченных со старого «кадиллака». Увидели ложки и спичечные коробки, шприцы и жгуты для вен, пакетики с порошком и белые следы.

Стереосистема и пластинки — сплошные церковные песнопения.

Торчки откинулись на сиденьях — ловили Дерматиновый Приход. И тут они увидели Сонни и Уэйна. Захихикали, заржали, завздыхали.

Уэйн сказал:

— Давай.

Сонни свистнул и затопал ногами. Сонни ворвался в страну Дерматинового Прихода.

— Даю вам, ублюдкам, десять секунд на то, чтобы покинуть храм Божий и заплатить нам долг.

Один торчок захихикал. Его приятель почесался. Второй приятель хмыкнул. Третий зевнул.

Уэйн включил стереосистему, вытащил пластинку из конверта и поставил на нее иглу. Взвыла восторженная музыка — хорал Кроудэдди, ни больше ни меньше.

Уэйн сказал:

— Пошел!

Сонни пнул кресла и вытряхнул из них нариков. Те поплюхались на пол и принялись извиваться и повизгивать — прощай, Дерматиновый Приход.

Сонни выдал им пинка. Сгреб за шиворот — и снова расшвырял по полу. «Уронил» им на головы автомобильные кресла.

Они завизжали и закричали. А когда пошла кровь, взвыли.

Сонни отвесил каждому по оплеухе и вывернул им карманы. Повыбрасывал найденный там мусор. Один вывернул карманы сам. Второй принялся умолять о пощаде.

Сонни поднял его в воздух — и швырнул на пол. Пнул и наклонился, чтобы послушать его мольбы.

Сонни встал и улыбнулся. Подал знак Уэйну. Звук хорала все нарастал. Уэйн вырубил стереосистему.

Сонни с улыбкой сказал:

— Еще весной Уэнделл Дерфи держал проституток-нелегалок в калифорнийском Бейкерсфильде.

Вот и катера — из тех, что сдаются напрокат: тиковый корпус и мощные моторы.

Сорок стапелей — тридцать из них пусты. Значит, тридцать катеров занято.

Пит спустился на пристань и посмотрел на стапель № 19. Вот он, «Отлив». Метров пятнадцать в длину, высокий фальшборт.

Славное суденышко — мачты и просторный грузовой трюм. Отполированный до блеска металл.

На палубе возился человек. Среднего роста и комплекции, лет сорока с небольшим. Он заметно хромал.

Жара стояла невыносимая. Влажность почти сто процентов. На небе сгущались тучи. Мобайл-Бэй — сущая дыра — рыбацкие магазинчики да толпы зевак.