Занемели запястья. Онемели руки. Страшно хотелось ссать.

Он перебирал в уме возможности.

Не стоит звонить Литтелу. И мафии тоже не стоит. Как и строить из себя очень тупого. Барби тоже звонить не стоит — зачем ее пугать?

У него затекла спина. Занемела грудь. Пришлось намочить штаны. Он собрался с силами. Поднапрягся. И порвал цепочку от наручников. Пошевелил руками — кровь снова побежала по телу.

Вернулись легавые. Увидели, что сталось с цепочкой. Один аж присвистнул и зааплодировал.

Пит сказал: «Позвоните Уэйну Тедроу. Он работает в ЛВПУ».

Явился Уэйн-младший. Легавые оставили их одних. Уэйн-младший снял с него наручники.

— Мне сказали, ты собирался ограбить игроков в кости.

Пит потер запястья:

— И ты поверил?

Уэйн-младший нахмурился — обиженная примадонна. Уэйн-младший немедленно скис.

Пит встал. К нему постепенно возвращались силы. Щелкнули барабанные перепонки.

— Здесь действует закон о задержании на трое суток?

— Ага, а потом либо отпускают, либо предъявляют обвинение.

— Тогда не буду трепыхаться. Мне и раньше случалось так попадать.

— Что ты хочешь? Услугу? Чтобы я перестал ходить смотреть, как поет твоя жена?

Пит потряс руками в воздухе. Онемение постепенно уходило.

— Дерфи в городе. Тусуется с двумя типами по имени Кертис и Лерой. Я видел их возле железнодорожных путей на углу Трумена и J.

Уэйн-младший вспыхнул — от перенапряжения его лицо по брови налилось кровью.

Пит сказал:

— Грохни его. Думаю, он вернулся тебя убить.

Пикеты перед Белым домом:

Гражданские права и «Запретите бомбу»[66]. «Левая» молодежь.

Они маршировали. Они скандировали лозунги. Они перекрикивали друг друга. Было холодно. На них были теплые пальто. И высокие папахи.

Пикетчики разговаривали. Трепались и посмеивались. Про Джонсона и Кастро. Угрозу Голдуотера[67].

Выступающие делились кофе. Девчонки принесли бутерброды, Литтел огляделся — Бейярда Растина было не видать.

Он знал Растина в лицо. Мистер Гувер снабдил его фото. Он встречался с человеком, внедренным Гувером в Конференцию христианских лидеров Юга. Вчера вечером они беседовали.

Лайл Холли — бывший сотрудник чикагского полицейского управления. Работал в подразделении по борьбе с коммунистической угрозой. Изучал левое движение. Говорил как левый, а думал как правый. Они были тут практически в одном качестве. И разделялись тоже. Лайл постоянно отпускал расистские шуточки. Лайл сказал, что обожает доктора Кинга.

Он знал брата Лайла. Они вместе работали в сент-луисском отделении ФБР — с сорок восьмого по пятидесятый.

Дуайт Холли был ультраправым. Дуайт выполнял задания Ку-клукс-клана — под прикрытием. Дуайт выполнял их правильно. Семейство Холли было из Индианы. Семейство Холли было тесно связано с тамошним Кланом. Папаша братьев был клановским Великим Драконом[68].

Теперь времена Клана остались позади. Сыновья папаши Холли выучились на юристов и стали копами.

Дуайт ушел из ФБР. Но все еще оставался на федеральной службе. Дуайт поступил в Бюро по контролю над распространением наркотиков. Неугомонный Дуайт постоянно менял работу. Ему хотелось нового ответственного задания — и должности: главного следователя Минюста по южной Неваде.

Дуайт был жестким. Лайл — мягким. Лайл умел сочувствовать — так же, как Литтел.

Лайл и состряпал «легенду».

Уорд Литтел — бывший агент ФБР. Его выгнали со службы. Он впал в немилость у начальства. Мистер Гувер лишил его всего. И теперь он — адвокат мафии. Тайно сочувствует «левым». И — имеет доступ к средствам мафиози.

Что было весьма похоже на правду. Сам Лайл это тоже признал. Лайл рассмеялся. Лайл сказал, что ему помог мистер Гувер.

Сделка была заключена. Деньги ему выделили — Сэм и Карлос.

Он выложил им все начистоту: это целиком и полностью задумка мистера Гувера — не мафиозная — направленная на дискредитацию КХЛЮ.

Карлос и Сэм были в восторге от идеи. Лайл поговорил с Бейярдом Растином. Лайл расписал все так: Уорд Литтел — мой старый приятель. Уорд разделяет наши взгляды. У Уорда есть деньги. Уорд — сторонник КХЛЮ.

Стоявшие с плакатами «Запретите бомбу!» разошлись. Подтянулись активисты Молодой Америки. И замелькали новые плакаты: «Вырвать Бороду!», «Распять Хрущева!».

Подошел Бейярд Растин. Высокий мужчина, ухоженный и хорошо одетый — на фото он выглядел не таким стройным.

Он сел. Закинул ногу за ногу. Расчистил место на скамейке.

Литтел спросил:

— Как вы меня узнали?

Растин улыбнулся:

— Вы — единственный, кто не вовлечен в демократический процесс.

— Юристы не размахивают плакатами.

Растин раскрыл свой дипломат:

— Верно, но некоторые делают взносы.

Литтел раскрыл свой дипломат:

— Будет больше. Но если меня прижмут, я буду все отрицать.

Растин взял деньги.

— Способность отрицать. Я это ценю.

— Вы должны всегда иметь в виду источник этих средств. Те, на кого я работаю, не шибко дружат с борцами за гражданские права.

— А следовало бы. Итальянцев тоже иногда ущемляют в правах.

— Они так не считают.

— Может, оттого-то так и преуспели в своей, так сказать, области.

— Ущемляемые сами учатся ущемлять. Я понимаю их логику, но не принимаю ее.

— А вы не считаете, что у итальянцев жестокость в крови?

— Не больше и не меньше, чем глупость в крови у негров.

Растин хлопнул себя по коленям:

— Лайл сказал, что вы сообразительный.

— У него тоже этого не отнять.

— Он упоминал, что вы давно знакомы.

— Да. Познакомились во время митинга «Свободу супругам Розенберг!». Кажется, в пятьдесят втором.[69]

— На чьей вы были тогда стороне?

Литтел рассмеялся:

— Мы вели видеонаблюдение из одного и того же здания.

Растин засмеялся:

— Я тогда не участвовал. Я никогда не был истинным коммунистом, что бы там ни думал обо мне мистер Гувер.

Литтел сказал:

— Согласно его логике, вы таковым и являетесь. Вы знаете, что это значит. Это значит, что он желает держать под колпаком всех, кого боится.

Растин улыбнулся:

— Должно быть, вы его ненавидите.

— Нет.

— После того, что он с вами сделал?

— Тяжело ненавидеть того, кто так верен себе.

— Вы учились пассивному сопротивлению?

— Нет, но лично убедился в тщетности других путей.

Растин рассмеялся:

— Невероятно — и это говорит мафиозный адвокат.

Подул ветер. Литтел вздрогнул:

— Мне кое-что о вас известно, мистер Растин. Вы — талантливый человек, и вам известно, что такое компромисс. Скажем так, до ваших талантов мне далеко, но о компромиссах я тоже кое-что знаю.

Растин поклонился:

— Прошу прощения. Я стараюсь не предугадывать мотивов других людей, но с вами я только что допустил ошибку.

Литтел покачал головой:

— Неважно. Главное — мы хотим одного и того же.

— Ну да, и оба делаем для этого то, что в наших силах.

Литтел застегнул плащ:

— Я восхищаюсь доктором Кингом.

— Настолько, насколько католик может восхищаться человеком по имени Мартин Лютер?

Литтел рассмеялся:

— Я восхищаюсь Мартином Лютером. К этому компромиссу я пришел еще тогда, когда был более набожным.

— Вы наверняка услышите много гадостей про нашего Мартина. Мистер Гувер рассылает кучу писем на этот счет. Мартин Лютер Кинг — черт с рогами. Он соблазняет женщин и нанимает на работу коммунистов.

Литтел надел перчатки:

— У мистера Гувера много друзей по переписке.

— Ну да, в конгрессе, среди священнослужителей и газетчиков.