Идти пришлось долго.
Уже потеряли компас Чеффи. Ориентироваться приходилось по солнцу. Стемнело. Стали находить дорогу по звездам.
Небо затянуло дымкой. Звезды исчезли. А тропинка разделилась надвое. Пришлось выбирать дорогу по наитию. Но тут сквозь пелену проступила Малая Медведица. Стало ясно, куда идти, и они повернули назад.
Шли, светя фонариками, пока не забрели в подлесок. Густой, зараза, — листва и корни.
Пришлось пробиваться. Снова небо заволоклось дымкой, и Малая Медведица исчезла. Тем временем батареи фонариков окончательно разрядились. Отряд двигался в темноте.
Вдали показались огни. Третий марвин сообщил: в паре километров отсюда деревня — много крестьян. Я иду туда. Я попрошу помощи. Я приведу проводника.
Пит дал добро. Тот ушел. Они стали ждать. Все молчали. Никто не курил. Уэйн отсчитал, одну за другой, сорок шесть минут.
Вернулся марвин, таща за собой Фидо № 2. Тот оказался благообразного вида стариканом. Этакий «папа-сан» — бородка а-ля Хо Ши Мин и тапочки на резиновой подошве.
Чак надел на него ошейник и немедленно окрестил Ровером. Угостил его сигаретами. У Ровера оказались отменные легкие. Он ловко перепрыгивал через ветви и кучи хвороста.
Снова вырубка. Снова врассыпную. Образовали дугу в триста шестьдесят градусов. В десять часов они увидели зарево — вспыхнул и тут же погас розовый огонек.
Они рассеялись. И принялись стрелять в темноту кассетными снарядами. Раскаленные стрелы врезались в землю.
Кто-то закричал: «Свои!»
Кто-то завопил: «Чан Динь!»
Чан разбил в джунглях палаточный лагерь. Пит окрестил его «Чановым Фонтенбло».
На территории одного акра. Сорняки и грязь. Москитные и противогранатные сетки. Сарайчики, крытые матовой сталью.
Спали крепко и долго. Чановы люди приготовили бранч[123].
Чан воровал у Стэнтона. Стэнтон — у американской армии. Стэнтон крал тесто для блинчиков, шкварки и консервы.
У Чана было шесть рабов — дезертиры армии Южного Вьетнама. Этакий Цезарь в миниатюре. Капризный, что твоя примадонна.
Рабы подали жратву. Блинчики фламбе — их облили дешевым вином и подожгли. Чаку и Питу еда понравилась. Боб выплюнул свой кусок на тарелку. Месплед — тоже. Вьетнамец уплел завтрак за милую душу. Уэйн откусил кусочек — не пошло. Уэйн тайком отдал свой завтрак ручной змее Чана.
Чан говорил по-английски и по-французски. И начал излагать план. Прилетают два вертолета. Мы выезжаем. Прибываем на маковые плантации и ведем «переговоры».
Пит отвел Чана в сторону. Уэйн наблюдал за их междусобойчиком. Услышал «разберемся по ситуации». Пит ухмыльнулся. Чан ухмыльнулся и захихикал. Уэйн все понял — на хрена нам переговоры?
Чак выдал всем патроны и дал инструктаж: никаких кассетных снарядов — только дробь. Уэйн разрядил свое оружие и выполнил просьбу. И задумался. Патроны ближнего действия. «Разберемся по ситуации». Пит знает, Чан знает, Чак. Словом, все в курсе — кроме него.
Чан толкнул речь, в которой гневно обличал преступления Вьетконга и ругал французов (исключая Пита и Меспледа). Чан поносил Хо Ши Мина. Обвинял во всех грехах Нго Динь Зьема. И несговорчивого Шарля де Голля.
Чан вознес хвалу убиенному Престону Чеффи. Потом принялся ругать Бороду. Потом снова хвалить — босса, Линдона Джонсона. Чан вопил. Чан кашлял. Речь длилась добрый час — к концу которого оратор окончательно потерял голос.
Уэйн услышал шум лопастей. Показались два вертолета. Приблизились и зависли над лагерем. Потом опустились и сели. Щелкнули двери. Вьетнамцы-пилоты выбрались из кабин.
Чан помолился. Чан раздал бронежилеты. Уэйн взглянул на Пита. Пит улыбнулся и подмигнул.
Улетали партиями. Боб — на первом вертолете. Он прихватил с собой снайперскую винтовку с инфракрасным прицелом.
Пит отсчитал семь минут. К тому времени и второй вертолет был готов к вылету. Чан завопил: «Все на борт!»
Они погрузились. Уэйн устроился у двери. Чак сел за дверной пулемет. Пит устроился на заднем сиденье. Месплед — рядом с ним. Чан — рядом с пилотом и марвином номер три.
Пилот завел машину. Зарокотали винты. Вертолет начал набирать высоту. Выровнялся. И полетел.
Высота — три тысячи метров. Сплошная зелень кругом — зеленые долины, холмы и кусты.
Уэйн посмотрел вниз. Увидел вспаханные поля. Заметил серый оттенок почвы.
Почва некислая, известковая. Для мака как раз такая и нужна. Рабы-наркоманы жгут деревья. Зола удобряет почву.
Кальций и калий. Высокое содержание фосфатов. Весной жгут лес — осенью собирают урожай. А в качестве «промежуточной культуры» высевают бобы и кукурузу.
Они пролетели Сараван. Уэйн увидел крытые жестью домики и шпили. Сараван быстро кончился. И снова пошла зелень.
У Чака началась воздушная болезнь. Его вырвало в пакет. Уэйн отвернулся и снова уставился вниз. Все то же: маковые поля, борозды, хижины рабов.
Пит снял с пилота наушники. Прислушался. И со смехом поднял три пальца. Чан засмеялся. Следом за ним — Чак и Месплед. Даже марвин забулькал.
До Уэйна дошло: Боб — в первом вертолете. У него винтовка. Он отстреливает часовых, которые сторожат окрестности. Уже троих уложил.
Пилот стал кружить. Уэйн увидел хижины и взлетно-посадочную полосу. Достал свой пистолет. Проверил магазин. Вытащил лишний патрон.
Вертолет выровнялся. Пилот начал снижение.
Уэйн разглядел казармы, тюрьму для рабов, волейбольное поле. Внизу их уже ждали — в приветственной шеренге выстроились сам Малыш Тодзё[124] и шестеро его людей. Маленькие лаосцы — в парашютных ботинках, камуфляже и шлемах, какие носили фашистские солдаты Второй мировой.
Пит рассмеялся. Чак махнул рукой далеко на восток — гляньте во-он на те кусты, видите — блестит? Уэйн посмотрел. Да, блестит. А вон Боб. Вон приземлился первый вертолет. А блестит здоровенный пулемет.
Пилот посадил вертолет. Тодзё отдал честь. Его люди вытянулись и подобрались.
Чан выскочил из вертолета. Пит тоже. Чак спрыгнул — и споткнулся. Марвин номер три поддержал его.
Месплед выпрыгнул из вертолета и тоже споткнулся. Уэйн подскочил к нему и помог удержаться на ногах. Земля качнулась. «Своих» оказалось семеро — а у Тодзё всего шестеро.
Чан обнял Тодзё. И стал всех знакомить. Фамилии у лаосцев были — не упомнишь. Самого Тодзё по-настоящему звали Донг. Остальных — Динь, Минь и так далее. Все смеялись, обнимались и толкались бедрами, отчего стукались висящим на портупеях оружием.
Уэйн оглянулся. Неподалеку маячили рабы. На них были только набедренные повязки. Они посасывали трубки. Раскумаренное рабство.
Уэйн откашлялся. Слишком плотно сидел бронежилет — аж дышалось с трудом. Чан сунулся в вертолет. Вытащил оттуда дробовики. Лаосцы заметно напряглись.
Донг свистнул и сделал жест рукой. Один из его людей побежал к казармам и притащил шесть винтовок М-1. Донг поклонился. Раздал своим парням по винтовке. Улыбнулся. Залопотал по-вьетнамски. Марвин номер три перевел: «Доверие — о’кей. Равенство — лучше. Обед и мир».
Донг поклонился. Чан поклонился. Донг начал: после вас. Уэйн и другие направились к столовой. Люди Тодзё пели по пятам. Путь лежал через маковые плантации — куда ни глянь, кругом стебли с сорванными головками — аккуратные рядки.
Рабы рыхлили почву. Разбрасывали семена. Выпалывали сухие стебли. На них были широкополые остроконечные соломенные шляпы. И цветастые трусы. Ноги скованы кандалами. Двигались они странно — еле волочили ноги. Кандалы вгрызались в кость.
Они шли. Солнце стояло в зените. Люди Тодзё тащились следом. От их дыхания пахло карри — Уэйн это чуял. И прикидывал: вот эти люди, которые идут в десяти метрах от нас, — люди Тодзё — у них старые винтовки. С продольным ходом затвора: один щелчок — один выстрел. И «тридцать восьмые» — в кобуре с клапаном — из такой быстро не выхватишь.
