А ещё мне было… стыдно, что ли? Перед Нэйвином. Нет, не за побег или что-то такое. Мне казалось, что это безумно несправедливо – то, что он потерял сестру, а я обрела. Я опустила голову и закрыла её руками. Я в этом не виновата! Почему же мне так плохо?
– А Тэр-гао? Ты слышал что-нибудь о нём?
– Он сейчас с Нэйвином. Тэр теперь Птица.
– Как так?..
– Не знаю. Нашли общий язык.
…Паук наконец остановился, Варха вышел и помог мне спуститься. Варха крикнул кому-то, чтобы позвали Темайю.
Я, дрожа от волнения, встала рядом с ним, оглядываясь. И когда из одного из домов вышла, неуверенно озираясь, светловолосая девушка лет двадцати, я не верила, что это она. Разве моя сестра не должна быть сильно похожей на меня? Тоже тёмненькой, что ли…
А девушка целенаправленно шла к нам, недоверчиво разглядывая меня. Когда между нами осталась пара шагов, она негромко спросила:
– Альва?..
И всё изменилось. Альва!.. Это имя прозвучало в голове голосом детства.
Вот почему я не узнала своё имя, когда услышала раньше – потому что Миальвен сокращают как Альва, а не как Мия!..
Майя, сестра! Перед внутренним взором одна за другой пронеслись мутные картины. «Альва! Оставь мне хоть кусочек!» – плачет Майя, а я уплетаю за обе щёки пирог с яблоком.
«Альва! Неправильно! Делай как я!» – строго велит Майя, тыкая меня носом в кривой шов на наволочке.
«Альва!» – отчаянно шепчет Майя, когда мимо проносится муравей Птиц. – «Не высовывайся! Не шевелись!..» Я не слушаю, мне страшно, я вскакиваю и бегу…
Альва. Родное. Моё. Настоящее. Я заплакала, а через секунду повисла у Майи на шее.
***
…Мы с Майей поселились в этом доме вместе. Сложно было привыкать друг к другу – мы действительно оказались совсем разными. Слишком много лет и бедствий разделяло наши жизни до сих пор. Мы притирались, изучали друг друга, но всё же точно друг другу нравились. У Майи сохранилось несколько фотографий – она везла их с собой, когда на них напали Медведи, и Варха потом достал эти фото из кабины и отдал ей. Родители и совсем маленькие мы, наш дом, грядки, качели, уютная комната с печкой. А ещё я узнала, что в смерти родителей винила Птиц действительно зря. Майя подтвердила слова Койи: мы уже были сиротами, когда Птицы напали на наш посёлок. Койя приходила к Майе, когда впервые о ней услышала; я извинилась перед Майей за то, что потеряла переданную мне фотографию. Она осталась где-то далеко, в Цветных Холмах, в комнате общежития.
А Нэйвин не пришёл. Даже не позвонил. Не попытался связаться. Видимо, он не хотел даже поговорить со мной, не то что увидеть. Я так и не могла узнать – злится он на меня или ему просто наплевать.
Иногда звонил Варха – спрашивал, как мы, и рассказывал новости. Планы Рэнна Гречки, похоже, уже воплощались. Новый союз собрал в себя не только Птиц и Медведей – к ним охотно присоединились ещё несколько кланов, и участь Д-6 и Серых решилась быстро. Оба клана были уничтожены, земли и оставшихся жителей подчинили власти союза. Майя сильно тосковала, волнуясь за своих соседей, и я утешала её, как умела.
Меня не позвали и на похороны Койи, хотя я хотела там быть, надеясь примириться с ней. Хотя бы так. Хотя бы теперь.
Однажды позвонил Тэр-гао. Спросил, как я живу, не нужна ли мне помощь. Я спросила, почему Нэйвин не приходит, но Тэр как-то ловко увильнул от ответа. У него самого, как я поняла, всё отлично – они с Нэйвином действительно нашли общий язык, и теперь Тэр-гао был одним из его ближайших друзей и советников. Это я узнала уже не от Тэра, а от соседей, по слухам – Соловей, как его теперь называли, стал довольно важной персоной и в клане, и в новом союзе вообще.
Я надеялась, что рано или поздно Нэйвин всё же вспомнит обо мне. Не случалось. Майя видела, что я волнуюсь, но о причинах я не могла рассказать даже ей.
И всё же я не хотела жаловаться на жизнь. У меня была маленькая, но настоящая семья, у меня был крохотный, но всё же дом – его прошлая хозяйка переехала в другой посёлок, выйдя замуж, и жилище вместе с небольшим огородом перешло в наше с Майей владение. Здесь было всего две маленькие комнатки да тесная прихожая, не считая душа и туалета. Мебель прежняя хозяйка увезла с собой, но соседи подарили нам на новоселье кое-как сколоченные из досок кровати и стеллаж с полками. Сложнее всего было привыкнуть постоянно мыть нашу единственную кастрюлю – в ней мы и готовили еду, и заваривали чай. С тряпками было проще – Варха привёз мои вещи с базы, да и Темайе отдали её вещи из захваченного паука.
Темайя учила меня многому, что было мне незнакомо – она всю жизнь прожила в посёлке и умела ухаживать за грядками и вести хозяйство. Но вскоре и мне нашлось, чему поучить сестру – Майя, как и многие другие, тоже не умела читать. Итак, с утра мы ковырялись в нашем огороде, днём уходили работать на общие поля и в теплицы, а вечером сидели под бледной лампой и, пока готовили ужин, заодно вырисовывали буквы вилкой на тесте или складывали их из фасолин. Многому так обучиться не получилось бы, и я попросила у соседки старые газеты; узнав, для чего они мне, соседка тоже напросилась на урок. Потом она передала другой соседке, и ещё, и ещё; через пару месяцев у меня был целый класс, так что мы занималась на улице, не помещаясь в нашем скромном жилище. То, что началось лишь обучением грамоте, вскоре превратилось в своеобразную школу: ученики поочередно читали заметки и статьи, удивляясь новой информации, а я комментировала прочитанное, вспоминая почерпнутое из тех многих книг и фильмов, что я успела изучить на базе.
Очень помогла Ренна, принеся нам бумагу и ручки, а потом и какие-то книги из своих запасов; но это были в основном научные труды по медицине, которых всё равно никто не мог понять, и их изучение пришлось отложить. Несколько занятий Ренна провела вместе со мной; ученики по очереди читали надписи на упаковках лекарств, а Ренна объясняла, что это значит.
Сначала приходили взрослые соседи, желая научиться читать надписи на пачках и руководства к технике; потом начали приводить своих детей, чтобы я учила их и заодно присматривала, пока родители в поле. Я удивлялась, понимая, что взрослые знают немногим больше, чем малыши.
Поначалу Майя сердилась, что занятия занимают много времени – из-за них я постоянно отлынивала от работы в огороде. Но постепенно соседи стали благодарить нас гостинцами – вкусной едой, мелочами для дома, семенами – и Майя тоже втянулась в этот процесс.
Осень закончилась, начались первые заморозки. Появилось больше свободного времени – и у меня, и у других жителей посёлка, так что теперь моя домашняя «школа» собиралась почти каждый вечер, и люди с трудом помещались в нашем тесном бараке.
К середине зимы я поняла, что не хочу никуда бежать. Хотя я уставала и от домашней работы, и от общественной, и на уроках, особенно если приводили особо шумных и непоседливых детей, я всё чаще ловила себя на мысли, что вполне довольна сложившейся жизнью – я никак не связывала домик в посёлке со своей прошлой жизнью на базе, и мне иногда казалось, что я просто убежала именно туда, куда хотела. С самого утра и до вечера я придумывала планы предстоящих уроков, а по вечерам, видя прогресс в обучении своих подопечных, чувствовала себя почти счастливой.
Но газеты теперь мало помогали, к тому же детям они были совершенно неинтересны; и в один прекрасный день я попросила Варху привезти нам какие-нибудь книги.
Я думала, что он просто молча возьмёт что-нибудь из запасов базы, и обещала всё вернуть в целости и сохранности после уроков; но Варха, видимо, решил поосновательнее поддержать нашу маленькую школу и обратился за помощью к вышестоящим.
Когда вечером на наше очередное занятие вдруг без всякого предупреждения зашёл Нэйвин, я думала, что провалюсь сквозь землю.
– Добрый вечер. Не отвлекайтесь, – спокойно произнёс Нэйвин. – Я тут немного посижу, если не возражаете.
От его голоса по телу пробежала дрожь. А я ведь почти забыла, как он выглядит. И как на меня действует его голос. И как хочется прикоснуться. Из головы вылетело всё, что я собиралась рассказывать ученикам. Я поймала его взгляд – мимолётный, едва зацепивший, ледяной. Он бегло осмотрел комнату, не нашёл ничего похожего на сидение – у нас в доме был всего один стул, на котором сидела соседка Лила, единственная взрослая из сегодняшних гостей, а дети разместились на полу на подушках и ковриках, которые принесли с собой – и просто сел на пол, прислонившись к стене.
