«А эти-то, а эти! Ну надо ж... Собираются выдрать ни за что. Ещё и Яна сюда приплели, обрекая на муки. Я уж, грешным делом, пытался с ними всё миром порешить... Нет, захват, только захв...»

Порядком занемевшую на холоде мокрую спину резко обожгло по лопаткам, и бесстрастный голос Адриана произнёс:

— Раз!

Питер «работал» умело. Каждый его линек пробирал Михеля до печёнок, но каждый раз, глядя на побелевшее Виллемово лицо с намертво стиснутым ртом, с резкими желваками скул, но с торжествующе-насмешливыми глазами, Михель удерживал рвущийся крик. Возможно, присутствие Виллема и позволило Михелю достойно перенести незаслуженное наказание.

Освобождённый, он успел ещё и пройти пару шагов, прежде чем потемнело в глазах, в то время как Виллем так и сполз на палубу, тщетно цепляясь за мачту ногтями. Не мог же спексиндер при всех только имитировать наказание! К тому же, разозлённый частичной неудачей, в том числе и на Виллема, что тот не сумел зарезать Михеля, решив тем самым все проблемы разом, он и выдал старику по первое число. Со спексиндером ли, без него ли, но Виллем будет наказан — так решила команда. Нужно думать о будущем, а не терять авторитет, жалея неудачника.

Несмотря на столь незаурядное происшествие, шкипер продолжал упрямо-уверенно вести «Ной» к известному немногим, как он надеялся, фарватеру. На случай же, ежели в заветной бухте затаился вдруг какой-либо корсар — неважно, испанский или датский, — решили высадить разведочную партию под началом спексиндера. В помощники себе спексиндер выбрал Томаса-молодого и, что многим показалось невероятным, — Михеля.

Сам Томас-старший причину вскорости Михелю и растолковал:

— Ты ж вояка, в отличие от всех прочих. Прекрасно понимаешь, что ежели чего на берегу — никому пощады не дадут. Отсюда, будешь драться руками и зубами. Посему и меня сбережёшь, попутно. Независимо от того, простил ты меня али злобу затаил на веки вечные. Ну а за тобой, мил человек, шустрый Томас в свою очередь приглядит.

Уже в вельботе, нагруженный сверх всякой меры разнообразным вооружением, огнеприпасами, а также сдой и выпивкой, спексиндер разоткровенничался:

— Вот ежели бы там действительно какая-нибудь посудина застряла! Китобои, положим, чужие, такелаж правят. Неожиданно напасть, врасплох, а команда у них в любом случае не намного больше ноевской, — и всё нашим будет. Поделим приз на троих, но честности, — озолотимся.

Михелю особенно понравилось это — «по честности», тем более что и Томас, услышав такой оборот, не удержался и хмыкнул.

Спексиндер, кстати, и их навьючил изрядно запасами, утверждая, что в Гренландии нужно придерживаться простого правила: собираешься в поход на день — хлеба бери на неделю.

— Был тут случай, знающие люди поведали. Не совсем в Гренландии, правда, — на Шпицбергене. Побываем, Бог даст, и в тех краях. Такие ж скалы, камни, лёд. Партия московитов[24], вот как мы, сошла с корабля на берег, выбрать местечко для стоянки, а судёнышко их затёрло за ночь льдами и унесло бурей. И остались они с одним мушкетом на шестерых да дюжиной зарядов впридачу: ну, огниво там, ножи, в общем, обычная мелочь на поясах и в карманах. Топор вот, правда, имелся. И зимогорили они там, вы не поверите, шесть годков с гаком.

— Да не может такого быть! — непритворно изумлённо охнул Томас.

Михель, кинув взгляд на застившие горизонт мрачные зубья заснеженных скал, недоверчиво покачал головой.

— Вы не знаете московитов! — с жаром, достойным лучшего применения, крикнул спексиндер, явно оскорблённый их недоверием. — Они способны спать нагишом в снегу и нырять в прорубь за рыбой! Слава богу, что эти бородачи сидят пока что в своих лесах и не вмешиваются в нашу европейскую заварушку. Им сглотнуть старушку Европу, всё равно что мне махнуть стаканчик джину. Храбрые, выносливые, коварные, прожорливые и плодовитые.

— Примерно такими же эпитетами он награждал, на моей памяти, германцев, французов, испанцев и прочих неголландцев, — исхитрился шепнуть Михелю Томас.

— Я не удивлюсь, — вновь возвысил голос спексиндер, — ежели вскоре именно московиты будут господствовать над Европой!

— Скорее то будут турки. Ландскнехты, польстившиеся на Владиславов[25] бигос[26] и «вудку»[27], уверяли, что московиты в бою весьма посредственны. Силы много, ума мало. Потому и прихлопнули их, как зимних мух, под каким-то варварским Шмоленгом[28]. Добычей ребята разжились знатной — московиты в бой вырядились как на свадьбу.

— Как же ты-то оказался в стороне? — резко-язвительно поинтересовался спексиндер, всё ещё раздосадованный выказанным ему недоверием.

Михель лукаво почесал нос.

— Как-то не сложилось у меня тогда привычки рыскать по краям дальним.

— Поди-кось, и не мечтал, что такую красотищу обозревать будешь? — ткнул спексиндер в сторону унылых скал дымящейся трубкой.

Михель, продолжая улыбаться, только согласно кивнул.

— Однако ж и ты, ландскнехт, — спексиндер, как и прочие «ноевцы», настырно продолжал подчёркивать прошлое Михеля, — многое повидал, о многом можешь нам порассказать, да и поучить при случае.

— Это уж точно, — не сразу отозвался явно польщённый Михель. — Кстати, если уж говорить о турках, то я не согласен и с тобой, Томас, — обратился он к Томасу-младшему.

— Это насчёт чего? — вскинулся тот.

— Не возьмут турки Европу, не возьмут. Если Москва на подъёме, просто ещё не созрела, то у османов уже всё позади. И Габсбурги их колотят за милую душу. Если б не подлость Габора, Ракоци[29] и прочих христопродавцев, якшающихся с неверными, дела на юге пошли бы гораздо веселей.

— А я полагаю, не раз ещё Вена содрогается от топота османской конницы, — спексиндер отчаянно пытался выглядеть умным, важным и рассудительным, не замечая порой очевидных насмешек окружающих.

— Я вам так скажу, по-простому, — рубанул рукой по воздуху Михель, тоже привыкший оставлять последнее слово за собой, — один янычар[30] запросто может сразить ландскнехта в поединке. Одиночная подготовка у них на высоте, да и ярости не занимать. Зато янычарской роте ой как трудно совладать с нашей лейб-компанией! И уж совершенно невозможно представить, чтобы наш мушкетёрский или пикинёрный регимент сокрушило равное количество янычар или спаги[31]. Иное дело, что в любой крупной заварушке на каждый наш ландскнехтский, как правило, весьма некомплектный, полк наваливается по десятку и более полнокровных неприятельских таборов[32]...

— Привал, — хрипло прервал спексиндер Михелевы стратагемы. Как более грузный, он то и дело проваливался в снег, то по щиколотку, а то и по колено.

Михель и Томас, как по команде, удивлённо оглянулись. От кромки прибоя их отделяло всего несколько сотен шагов. И тот и другой готовы были ещё топать и топать, прежде чем попросить роздыху. Однако спексиндер явно задыхался под непомерным грузом своей поклажи: полная баклага, висящая на груди, стесняла и движения, и мысли его, и вообще оказалось, что по суше он не ходок.

«Это тебе не по киту с флешнером скакать да не Виллемову спину изукрашивать», — едва не сорвалось с уст Томаса. Однако и он, и Михель промолчали: есть командир, ему и решать.

— Томас, брось-ка свой плащ! Не на снегу же сидеть, — продолжал руководить спексиндер. Сам-то он плотнее запахнул плащ на беличьем меху, ибо как только остановились, сразу стали неимоверно зябнуть. — Закусить не помешало б, а также и горло промочить. — Спексиндер, не дожидаясь Томаса, завозившегося с застёжкой, свалил неряшливой кучей свои вещи прямо на камни и отошёл в сторону помочиться.