Лаэф главный лжец среди всех, так без него решили: он — главная беда, главная проблема, самое страшное зло. У него же никогда не спрашивали, хочется ли ему быть злом. Впрочем, он никогда и не был против.

—  Тэхэ права, — бросил сквозь зубы Заррэту. — Побереги силы, брат.

— Да какие силы! — фыркнул Заррэт. — Это разве силы? Если какого-нибудь Иного ножиком царапну — поможет?

Ух'эр фыркнул. Этому — все смешно...

— Тэхэ, думаешь, силы мои поберечь хочет? — продолжал Заррэт. — Да она сны видит, как я слабее стану! За свою мелюзгу она переживает. Никак не пойму, почему. Их у нее — режь не хочу. Плодовитая!

— Сказал тот, кто новую жизнь ни принести, ни сохранить не умеет, — процедила в ответ Тэхэ. — Лишь забирает!

— Зави-идует, — протянула Эйра из ветвей.

Будь она жива сейчас, уже качалось бы на тонкой ветке у самой верхушки и, конечно же, с яблоком в зубах.

— Хватит, — устало вздохнул Лаэф.

Кажется, он начал понимать отца. Невозможно их в кулаке держать: золотистым песком сыплются сквозь пальцы, норовят вцепиться друг другу в глотки. Пока — словесные перепалки. Но лишь потому, что достать друг друга не могут. Мертвые же.

— А напомни мне, Темный, — задумчиво пробормотал Ух'эр. — Почему ты командуешь?

“Ты же всегда был на моей стороне! — удивился Лаэф. — Конечно, не настолько, чтобы не попытаться убить, останься мы вдвоем, но мы всегда шли рука об руку… Сейчас — что пытаешься кому доказать?”

Чувствуешь, что не удержу, стоит тебе рвануться в сторону? И — самое главное — что и не нужно больше тебя держать. Ни тебя, ни кого-то еще. Вы уже почти живы. Уже можете не опираться на меня… Но почему опять ты, Ух’эр? Почему тебе первому всегда так не терпится меня предать? Будто боишься, что кто-то успеет раньше тебя.

Лаэф за все минувшие века так и не смог разобрать, что творится в голове младшего. Проломить бы и рассмотреть...

— Потому что, если бы не я, — мягко напомнил он. — Вас бы не было сейчас.

— Врешь! — хмыкнула Тэхэ. — Неудивительно.

— Были бы, — неожиданно поддержал ее Заррэт. — Только не вместе.

— Мы и сейчас можем, — якобы небрежно бросила Эйра. — Смотрите, я не держусь!

И Лаэфу привиделось: сидит на ветке, ногами болтает, раскинула руки в стороны, полупрозрачная и невесомая, но уже там.

— И вот думаю, — продолжала Эйра. — Не сходить ли прогуляться, а то ужас как надоели ваши вечные драки…

— Драться нам не надо, — напомнил Лаэф. — Всего лишь охранять эльфенка.

— А мне вот думается... — протянула Тэхэ. — Может, наоборот, на твоем эльфенке трюк Заррэта с ножом испробовать? Слишком уж ты за него вцепился, прямо интересно, что будешь делать без него...

— Убьет это брата, думаешь? — хмыкнул Ух'эр задумчиво, как будто и впрямь пытаясь решить, не покончить ли с ним.

— Хватит! — властно оборвал Лаэф. — Еще не время проверять, кого из нас и что именно убьет. Пока вы по отдельности будете обретать прежние силы, пройдет немало времени. Сорэн же вот-вот восстанет. Я чувствую ее, как чувствую вас...

— Или ее — сильнее? — невинно уточнила Эйра.

— Он восстанет во плоти, сильная и живая, — продолжил Лаэф, не обратив внимание на неразумное дитя. — И в который раз повторяю: только сейчас, только вместе и только с помощью существ живых, живых, не как мы — истинно живых, из плоти и крови, только так мы справимся. Я не собирал бы вас будь возможность сделать что-то по-другому. Не звал бы из небытия. Но я позвал...

— И дальше что? — со смешком перебил Ух'эр. — Ты не переоценил наши силы? Не лучше ли нам пока рассредоточиться, затаиться? Что мы — даже вместе, даже с твоим эльфенком, — сейчас сделаем против Иных? И уж тем более — против Сорэн? Не забываешь ли ты о Затхэ, который дурак дураком, но тоже уже во плоти? И никто не знает, куда его занесет в следующий миг! Может, он не к Сорэн примкнет, а просто нас всех решит уничтожить! С твоего же эльфенка станется проболтаться! А мы — что? Заррэт, положим зарежет кого-нибудь. Тэхэ веткой махнет. С ветки Эйра рухнет. И будь еще во плоти наша Эйра — может, кого-нибудь грохотом и распугала бы...

— Эльфенок только проболтаться и может, — мрачно прогудел Заррэт. — Даже если я направлю его руку, с Сорэн ему не справиться. Вспомни: даже ты, Темный, Истинный, ты не смог!

— В защиту Лаэфа, — тут же встрял Ух'эр, — он не потому не смог.

— А если и Затхэ встанет на сторону Света, — хмыкнула Тэхэ, — это твое насекомое дважды, трижды не сможет, по всем возможным причинам.

— Он еще не встал, — неожиданно тихо, неожиданно твердо напомнила Эйра.

“Лишь бы тебя куда не надо не понесло, малявка, в самый ответственный момент, — подумал Лаэф. — Впрочем, ты никогда не рвалась слишком рьяно защищать своё дитя, тебе удобнее потом страдать вечность".

И вряд ли что-то изменилось. Не у Эйры. Да он, Лаэф, больше рвется эльфенка защищать, чем эта — родного ребенка!

Только эльфенок все упрямее. Все сильнее Сорэн. Все ближе битва.

Остановить бы время…

Нет, у Эйры он просить не будет. Он лучше с Ух’эром еще раз поговорит. И если не время, то Нивена остановить сможет, хоть ненадолго. Одной проблемой станет меньше.

Останется удержать в кулаке еще пять. И раз и навсегда покончить с шестой.

— Берегите силы, — приказал он. — А я сделаю все, лишь бы завтра они не понадобились.

И прежде, чем Ух’эр снова возмутился, мол, чего раскомандовался, Лаэф щелкнул подобно ему пальцами — привлек внимание. Отозвал кивком в сторону.

И подумал — знал, что Ух’эр услышит — чтобы не говорить вслух, чтобы больше не слышал никто: “Нужна твоя помощь”.

Ух’эр расхохотался от души.

“Брат, — выдохнул он, отсмеявшись , — ты хоть что-то без моей помощи можешь сделать?”

***

Они собирались на склоне холма. Рихан то и дело пропадала из виду, заслоняемая огромными черными тенями — добиралась летучая живность с горных кряжей, что стояли кольцом вокруг лесов Тэхэ. Крылатые дети Уандора прибывали в числе последних. Остальные уже ждали на склонах: пока на холмы не поднимались, там, за ними, если пересечь зеленую равнину, начинался Запретный Лес.

И конечно, ждали не просто так.

Костров развели несколько и небольших, только там, где нужно было тепло. Но светло было, почти как днем: сотни мелких существ, сверкающих пульсирующим живым светом, кружили в воздухе над самыми головами собравшихся, не выше.