- Мама! - его стон потонул в сырой ткани.

Зараза появилась внезапно и спустя месяц охватила все северные провинции Эндроса. В сумбурных отчетах, приходивших в Сенат, говорилось, что болезнь пришла из-за лесов к северу от реки Тиуры. Сенаторы не спешили ответить на призывы о помощи, посылая на север краткие отписки. Причина была вовсе не в отсутствие средств в городской казне и даже не в опасности принести неведомую заразу в Эндрос - нет, все дело было в суеверном ужасе, который нагоняли на жителей большого города северные леса.

Дикие земли.

Это название так прижилось, что его даже стали наносить на военные карты. Там, к северу за руслом Тиуры, ни у сенаторов Эндроса, ни у чиновников Райгона - ни у кого в подлунном мире не было власти. Эти земли не принадлежали живущим. Здесь правила иная сила, названия которой никто не хотел давать. Даже жрецы предпочитали молчать, всячески уходя от разговоров о диких землях. Где же еще, как ни здесь, должна была появиться проклятая зараза?..

За считанные месяцы население северных провинций сократилось на четверть. Поселенья по берегам Тиуры опустели. Кто-то говорил, что местные жители прогневали лесное божество; другие - разумеется, шепотом! - винили Эндрос и его жрецов; и только ученый лекарь понимал, что виной всему назары - народ из горной империи Райгон, располагавшейся на востоке.

'Уж десять лет они сыплются на наши головы! - стонали северяне. - С тех пор, как в Райгоне свергли императора, народу жизни не стало. Самозванец лютует, вырезает целые деревни, вот люди и бегут... А куда им идти, беднягам косоглазым? Сразу ясно - беженец назарский! Стража схватит - пойдут на каторгу, попадутся работорговцам - на невольничий рынок... Вот и прячутся в лесу'.

Так и было. Гражданская война за императорский трон разорила казну и обескровила двор - последствия, от которых назары не могли оправится и по сей день. Десять лет империю преследовали неурожаи из-за нехватки рабочей силы и болезни из-за разрушенных больниц. Еды не хватало, поэтому бедняки не брезговали грызунами. Все большее число назаров пускалось в бега из родных мест; самые отчаянные сбивались в шайки, устраивали набеги на маленькие деревушки по берегам. Кто-то из них принес за собой болезнь, которую Эндрос прежде не знал. Мор шествовал по северным землям, оставляя после себя пустые деревни, отчаявшиеся города, разруху и плач.

Зараза не миновала и неприметного поселения, спрятанного на лесной окраине у самой границы Диких земель. Жители называли это место не иначе как Убежищем.

Едва поползли первые слухи о болезни, старейшины Убежища под угрозой изгнания запретили покидать пределы поселения, обязали всех мыться каждый день и кипятить питьевую воду. Но эти меры оказались тщетны: зараза уже проникла внутрь и через три дня после первого заболевшего охватила все поселение. Поначалу больных помещали в дровяной склад, но вскоре там не оказалось свободных мест, и заболевшие оставались дома, где за ними не было должного ухода. Рук не хватало, и те, кто был в силах, трудились день и ночь, не разгибая спин...

- Мама! - вновь простонал мальчик, отчаянно цепляясь за руку покойной.

Его отец, стоявший рядом, судорожно сжал ладони. Кулаки у него были огромные, как и рост, и разворот плеч - он был южанином по крови, диким на вид из-за густой черной бороды, закрывавшей нижнюю половину лица. Медленно раскачиваясь из стороны в сторону, он с тоской смотрел на свою жену. Огонек лучины дрогнул, и тень от ресниц покойной затрепетала - на миг показалось, будто она улыбнулась. Страшная болезнь не тронула ее лица, оно осталось таким же прекрасным, как при жизни: высокий лоб, изящные скулы, тонкий нос, маленький аккуратный ротик, росчерк темных бровей и удивительные глаза, раскосые, как у всех назаров. Черные при жизни, теперь они были закрыты... Пусть так: лучше сохранить в памяти смеющийся взгляд, чем остекленевшие зрачки.

Мальчик зарыдал пуще прежнего. Отец, точно очнувшись от забытья, посмотрел на сына со щемящей сердце нежностью. Тот был мал ростом и худ настолько, что сквозь тонкую сорочку торчали острые лопатки. Темные жесткие волосы закрывали шею, падали на глаза - пора было стричь, но кто станет беспокоиться об этом в такое время?

Тронув сына за худенькое плечо, отец сказал:

- Пойдем на улицу.

Мальчик дернулся, сбрасывая родительскую руку.

- Тут душно, - настаивал отец, взлохмачивая сыну непослушные вихры на затылке.

Мальчик упрямо мотнул головой, освобождаясь от заботливой руки и продолжая всхлипывать в одеяло.

- Сантар! - укоризненно промолвил отец.

Мальчик метнул на него злобный взгляд. Он походил на мать хрупким телосложением, но южная кровь тоже давала о себе знать - зачернила брови, округлила глаза. Прежде отец гордился этим, но сейчас вдруг пожалел.

Сантара пришлось уводить силой. Снаружи послышались голоса - мальчик, устыдившись своих слез, тщательно вытер щеки, прежде чем выйти на улицу.

- Давай отведу тебя к Чэн-Ку, - предложил отец.

- Не надо! Сам дойду, - буркнул Сантар.

- Я провожу...

- У тебя еще много дел! - выпалил Сантар и сорвался прочь, в темноту.

Отец проводил его взглядом и вернулся в лазарет: тела умерших вместе с простынями полагалось незамедлительно сжигать.

***

Сантар бежал, пока не выбился из сил. Остановившись передохнуть, он вытащил из-за пазухи длинный грубый шнурок, с непривычки натерший шею. На шнурке висел крупный горный хрусталь неправильной формы. Мама так любит это украшение...

Любила.

Сантар опять бросился бежать - мимо темных опустевших домов, мимо склада с провизией и сеновала... Он задыхался, но продолжал бежать вперед, пока не добрался до леса на окраине Убежища. Здесь стояли две сосны, сросшиеся стволами. Сантар лег на живот и, ловко извиваясь, пролез между крепких корней в узкую щель - глубокую нору, известную всем детям Убежища. Столько счастливых воспоминаний было связано у Сантара с этим местом! Ему казалось, что здесь можно спрятаться от страшных костров, грязных одеял и мерзкого сладкого запаха, витающего над ними... Сантар свернулся калачиком и закрыл глаза, отчаянно пытаясь забыться.

Вдруг его чуткий слух уловил среди привычных звуков посторонний шум. Кто-то крался в ночи, держась в тени пустых домов и неумело пытаясь скрадывать шаг. Но Сантара, приученного к охоте в диком лесу, не так просто было обмануть. Он осторожно выглянул из-за переплетенных сосновых корней, пытаясь понять, враг ли это и насколько он опасен.

В тени домов вырисовывалась приземистая фигура. Сантар подобрался, но тут незнакомец, споткнувшись и ойкнув, ступил на освещенные луной участок.

- Санта-ар! Ты где? - раздался жалобный голос.

Мальчик с досадой поморщился. Надо же было испугаться, и кого?.. Соседской девчонки!

- Чего тебе? - недовольно зашипел он.

Маленькая девочка, ниже Сантара на целую голову и младше на три года, пролезла сквозь корни; в норе сразу стало тесно.

- Чего тебе? - повторил Сантар.

У девочки задрожали губы. Мысленно дав себе подзатыльник, мальчик умерил тон:

- Ночь на дворе! Почему ты здесь?

- Я видела, как ты бежал, - шмыгнула носом девочка.

'Вот отчаянная! - подумал Сантар. - Не побоялась сбежать из дома!' Впрочем, отваги ей и в самом деле было не занимать. Малышку звали Райхана, и, несмотря на юный возраст, она всегда доставляла уйму хлопот окружающим.

- А где Кит и Жен? - спросила девочка.

Сантар вспомнил вечно смеющегося семилетнего Кита и тринадцатилетнюю назарку Жен с длинными, аж до колен, волосами.

- Кит отошел к духам прошлой ночью, Жен - сегодня утром, - не стал обманывать он.

- А теперь... мы? - спросила Райхана; голос ее прозвучал неестественно высоко.

Она порывисто привстала и расцарапала локоть о торчащий корень. Сантар потянул носом - в пещерке было темно, но запах крови резанул ноздри.

- Дай перевяжу, - вздохнул он, отрывая край своей сорочки.