— Али! — приказал ганзеец одному из подчинённых. — Посмотри!

Тот спустился. Через пару минут он вернулся.

— Ага Рустем, — сказал он, обращаясь к тому, кого купец называл ганзейцем Розенбергом, — там две женщины. Говорят по-гречески. Спрашивают синьора Мендереса и говорят, что он очень захочет их видеть, потому что они от доктора Еросолино.

Водянистые глаза Рустема сверкнули. Он с едва уловимой досадой во взгляде невольно оглянулся на спальню, где осталось бездыханное тело купца.

— Где они? Ты впустил их?

— Разумеется, ага. Но я попросил их подождать во дворе.

— Мустафа! — Ганзеец кивнул, и тёмный мускулистый гигант бросился по лестнице вниз.

Ганзеец сделал едва уловимый знак своим людям. Они понимали его без слов. Они тут же рассредоточились по комнате, подобрались, как леопарды, приготовились. Мустафа быстро вернулся. Один и с обескураженным видом.

— Они ушли! — сказал он.

— Ушли? Не стали ждать?

— Их нет. Ворота двора приоткрыты. Они ушли.

Рустем впился на секунду своим ничего не выражающим взглядом в помощника, затем быстро, как кошка, слетел по лестнице вниз, выскочил во двор. Его люди поспешили за ним. Рустем не сомневался, что женщины ушли. Что-то их спугнуло. Что?

Он оглядел внимательно пространство двора. Кругом было тихо и солнечно. Где-то роились мухи. И он сразу понял, что спугнуло женщин. Он двинулся в угол двора, где под большим деревянным навесом стояли различные хозяйственные принадлежности — телега, сено, дрова, бочки. В том углу они бросили за бочки тело купеческого слуги, которому Мустафа свернул шею. За бочками, в грязи среди досок, тела не было видно. Но вот со второй жертвой их нападения они обошлись не так ловко. Рядом лежал труп собаки, которую заставили замолчать, чтобы она не лаяла на незнакомцев. Огромный цепной пёс с густой шерстью. То ли тот же Мустафа, то ли Лала одним мощным ударом размозжил собаке голову тяжёлым чугунным цепом. Собака издохла сразу; её никто и не вздумал трогать, иначе бы сообразил, что за те полчаса или более, пока они общались с купцом, из разбитой головы вытекла большая лужа крови, которая стекала к центру двора и была видна. Над лужей и роились мухи.

— Уходим! — тихо проговорил Рустем, и они немедленно покинули негостеприимный дом.

Вечером Рустем попросил Али подробно описать женщин, которые приходили к дому купца. По его словам, одна из них служанка — и по скромному внешнему виду, и по манере держаться. Вторая же... Чем больше рассказывал ему Али, тем больше он понимал, что они упустили ту, за которой приехали, — невольницу Великого Повелителя.

— Она сказала, что они от доктора Еросолино? Ты не ослышался?

— Нет, командир. Всё было именно так.

Она подходила под описание, полученное в Стамбуле от Мухзыр-аги. Статная, стройная, иссиня-чёрные вьющиеся волосы, тёмные большие глаза, очень выразительные, прямой нос.

Это наполняло его ликованием. У него оставалось ещё пять дней. Через пять дней он встречается с курьером из Рагузы и даёт окончательный ответ. Его ответ должен будет состоять из одного слова: «да» или «нет». То есть — да, невольница оказалась в руках венецианцев, и они организовали её побег и хотят войны; или нет, венецианцы не имеют к этому отношения.

Вечером Рустем разделил свой отряд на две половины. Взяв с собой великана Мустафу и ещё двоих, он отправился во главе этой группы на пристань и нанял барк в Лесину. Эта группа должна будет взять мальчика. Вторая группа из трёх человек, которую возглавил Али, осталась в Спалато. Им было приказано найти подозрительную женщину и, если она окажется той, которую они ищут, схватить. Если это не получится, то проследить за ней до возвращения Рустема.

— Мне кажется, я нашёл её, Али, — сказал Юсуф. — Ту женщину, которую мы разыскиваем. Я увидел её на Ста рой улице. Она была в сопровождении другой. Мне показалось странным их поведение. Они шли так, словно не очень хорошо знают дорогу, и в то же время они чем-то испуганы. Они всё время оглядывались. Я обратил на это внимание. Они бродили по городу, шарахались от всех, прятались при виде вооружённых караулов. Она вели себя очень странно.

— И ты проследил за ними...

— Я шёл за ними, пока они, наконец, не забрели в один постоялый двор. Видимо, договорились с хозяйкой об оплате, сняли там комнату. Мне показалось также, что они шарахалась именно от вооружённых мужчин. Она старалась общаться только с женщинами — торговками, крестьянками. Я не решался слишком приближаться к ним — они часто оборачивались, но я понял, что не все понимают их. Служанка — немая, госпожа общалась с ней знаками. А госпожа говорила по-гречески. Она не знает славянского наречия. Значит, они не местные. И вот ещё что, при виде людей в мусульманской одежде они просто бежали от них, как от чумных.

— Немая, — проговорил Али, радуясь и вспоминая ту, которая показалась ему служанкой. А ведь у султанских жён в гареме, всё это знают, часто служанками служат немые! — Значит, ты знаешь, где они живут?

— Да. Но брать их там, мне кажется, не стоит. Это очень маленький дом. В нём много жильцов. Мы не сможем прокрасться туда незаметно, тем более бесшумно взять их и увести.

— Что ты предлагаешь?

— Проследить за ними! Они выйдут из жилища, и мы, улучив подходящую минуту, сможем схватить их в городе!

Елена вышла на многолюдную базарную площадь городка и принялась озираться. Весь прошлый день, сбежав из дома бедного купца, они с Хафизой в ужасе крутились в лабиринте городских улочек, не зная, где спрятаться и от кого спасаться. Сообразив, наконец, что нужно просто снять комнатку на каком-нибудь постоялом дворе, они подыскали подходящее жильё и весь вечер и ночь просидели в нём, запёршись, боясь покинуть его и размышляя о случившемся. Это Хафиза, молодец, увидела ручеёк крови, вытекавший из-под навеса во дворе купца Мендереса. Она заглянула под навес и, в ужасе размахивая руками, стала подзывать госпожу. Когда Елена подошла, они обнаружили тело убитой собаки, а за бочками и убитого человека. Тотчас Елена вспомнила странное напряжённое поведение смуглого человека, который открыл им ворота и которого она приняла за слугу. Почему он держал правую руку за спиной? Он прятал оружие?

Опасность! Они сразу это почувствовали! Что-то здесь произошло! Ноги сами вынесли женщин на улицу с того двора. В конце концов, к купцу они смогут прийти в другой раз.

Но вечером уже весь город говорил о жестоком убийстве Мендереса!

Что ей делать? Что ей делать? Как ей в одиночку перебраться в Лесину? Казалось, всё просто — это цель её путешествия. Нужно нанять барк. Однако что-то удерживало Елену. Она совершенно запуталась. Она мысленно возвращалась к событиям последних трёх дней и пыталась, мучительно и тщетно, связать их воедино: сначала неожиданное исчезновение венецианца, затем нападение военного патруля на их дом и уничтожение его отряда, затем убийство купца Мендереса. Всё это было связано. Но как? Неужели это она повинна в их смерти?

Теперь, по прошествии нескольких месяцев после её бегства, под влиянием пережитых опасностей она вдруг стала размышлять здраво. Она сообразила, что ей некуда бежать, некуда прятаться. Что её мальчик в монастыре на удалённом острове находится в большей безопасности, чем она. И забирать его не надо. Это собирался сделать венецианец, который хотел использовать её и Османа в своих страшных целях. Может быть, он исчез, чтобы выкрасть её сына? Нет, она была уверена, что венецианца постигла та же печальная участь, что и его людей. Но ей было не жаль его. Он не желал ей добра. Главное сейчас — успокоиться и придумать, как ей самой устроиться дальше и подыскать для себя и сына безопасное место, где можно будет навсегда забыть о турках и войнах.

С такими мыслями Елена и вышла в бывший перистиль Диоклетианова дворца, ставший рыночной площадью. Вдруг она увидела своего мальчика в десятке шагов от себя, на этой же площади! Елена замерла, поражённая, и когда поняла, что не обозналась, прикрыла рот то ли от изумления, то ли от страха, боясь закричать. Этого не может быть! Ей показалось, что она бредит наяву, что её долгие и беспрерывные думы о сыне и страх за него вызвали это видение, будто она теперь встречает его повсюду.