— А кто вы? — наконец спросил он.

— Прошу прощения, умеете ли вы читать? — спросил паладин и, получив утвердительный ответ, снова полез за пазуху и вынул оттуда множество раз сложенную записку. Бумага была великолепно изготовлена в одной из мастерских Протея и имела печати, аутентичные оригиналу папской печати.

Он аккуратно развернул записку и передал ускоку. Воин тщательно изучил её. Его брови поднялись вверх.

— Вы курьер пресвятого отца Климента VIII? — Ускок быстро перекрестился.

— Да. Можно сказать и так.

Ускок дёрнул головой.

— А кто ещё знает, что у вас в руках жена султана и султанёнок? Венецианцы знают?

— Нет. Не знают пока. Так же, как и турки. Но вскоре узнают все.

— Хорошо, — наконец проговорил ускок. — Я слушаю вас. Что мы можем сделать? Что вы хотите?

— Мы вытащили эту женщину из сераля для того, чтобы она помогла нам в святом деле войны с османами. Мы предполагали передать её в надёжные руки албанских или хорватских епископов. К сожалению, история с захватом Клисской крепости разрушила наши планы. Мы застряли в Спалато. Выбраться незаметно вместе с женщиной мы не можем. Нам нужна ваша помощь. Мы готовы передать её вам. Вы сможете доставить её в Сень, а там дальше — во владения императора или куда хотите. Объяснять вам значение этой... — Он запнулся, едва не сказав «жертвы», — женщины и тем более мальчика, сына султана, я думаю, не надо. Их нужно просто спасти. Они христиане. К сожалению, православные, но это не меняет сути дела. Они наши союзники. И мы можем использовать их благодарность в деле освобождения христианского мира от турок. Можете ли вы незаметно вывести их из города?

Ускок покачал головой:

— Вы представляете, какие сейчас облавы устраивает стража проведитора Моро? Они прочёсывают весь город, разыскивая участников захвата Клиссы. Вы сами сумеете вывести её за городские ворота?

— Мы постараемся завтра на рассвете переправить женщину за стены города, а там передать вашим людям. Вы выведете её с этой территории. Так пойдёт? — предложил мальтиец.

Ускок кивнул. Он так до сих пор не признался, что он ускок, а мальтиец делал вид, что по-прежнему верит, будто это контрабандист.

— Через час после рассвета. Бухта у местечка М. Договорились?

Коройя согласно кивнул, вглядываясь в контрабандиста. До конца он не доверял никому.

— Но это ещё не все. Можете ли вы доставить нас на остров Хвар? Нам нужно посетить там ненадолго один монастырь. Мальчик там, — наконец проговорил он. — Можете вы мне дать полдюжины вооружённых людей?

— Я должен подумать. Это смертельный риск.

— Я знаю.

— Я скажу вам завтра утром.

Ускок поднялся и, кивнув на прощание, быстро покинул хижину.

Мальтиец, завернувшись снова в тёмный плащ и низко надвинув на глаза шляпу, вышел под стены пристани. Он был уверен, что ускок ответит положительно. Захватить султаншу и султанёнка — это грандиозная удача, которая компенсирует ускокам провал с турецкой крепостью и потерю многих бойцов! Сам же рыцарь продолжал сомневаться и колебаться. Он отдавал себе отчёт в том, что операция была рискованной. Нет, не в монастыре! Тут он не сомневался, что мальчишку они отобьют у калуджеров. Но ведь он не собирался отдавать свою добычу ускокам! Он лишь воспользуется их ловкостью и умением, чтобы выбраться отсюда, а затем... Он должен обхитрить их... И избежать столкновения. Если завяжется схватка, в ней могут погибнуть и женщина, и ребёнок.

Коройя уже почти добрался до дома, когда судьба внесла свои коррективы. Обычно чрезвычайно осторожный и внимательный, мальтиец, уставший за последние дни и поглощённый своими думами, проглядел приближение патруля, внезапно показавшегося из-за угла.

— Стой! — от неожиданности вскрикнул начальник караула, поднимая фонарь и пытаясь осветить фигуру и лицо незнакомца, отпрыгнувшего в сторону и мелькнувшего перед ними у стены. — Стой! Патруль!

Рыцарь, привыкший никогда не сдаваться и не отступать, на этот раз мгновенно понял, чем грозит ситуация, и бросился бежать в темноту извилистых улиц, уводя стражников подальше от дома.

Патруль кинулся за ним, грохоча каблуками по узким мостовым. Коройя старался бежать, создавая как можно меньше шума, чтобы в подходящий момент скрыться, исчезнуть в развалинах. Однако, пока он бежал по узкому коридору, образованному глухой стеной и стеной дома с другой стороны, сзади послышался грохот выстрела. Что-то с силой ударило рыцаря в правую ногу над коленом. Дикая боль пронзила её. Мальтиец, сделав по инерции ещё несколько неуверенных шагов, упал и прокатился по камням, оставляя на них кровавые брызги. Попытался подняться, превозмогая чудовищную боль, проковылял немного на здоровой ноге, волоча совершенно отказавшую раненную, и упал снова.

Тогда, понимая, что все кончено, он пополз что было сил к стене дома, к расселине, и там, борясь с обморочным состоянием, перевернулся на спину, достал пистолет и шпагу и приготовился к отражению неприятеля.

Солдаты подбежали, грохоча башмаками.

— Он где-то здесь! — слышал Коройя. Затем раздался визгливый крик: — Вот он! Вот он! — Кто-то направил на него свет фонаря.

— Me kago en Dios![136] — прорычал рыцарь грубое и мерзкое богохульство.

Он, не разбирая, выстрелил прямо в лицо солдату, склонившемуся над ним. Страшный вопль разорвал ночную мглу.

— Брось оружие! Брось! — кричали перепуганные распалившиеся солдаты, и одновременно несколько клинков вонзились в тело раненого рыцаря. Они кололи его до тех пор, пока тело не перестало дёргаться, а шпага мальтийца наконец не выпала из ослабевших рук.

Рыцарь умирал, солдаты обшаривали его одежду, ища оружие, деньги, ценности, бумаги.

В ту же ночь в квартале у Порта Фереа, где патруль столкнулся с вооружённым злоумышленником, была организована тщательная облава. Большой отряд солдат прочёсывал двор за двором, дом за домом, будил перепуганных горожан и заставлял их полуодетыми, сонными выходить на улицу.

Елена проснулась от грохота внизу, у входной двери. Она вскочила с постели. Шум и грохот были такими, словно кто-то собрался разрушить стены. Хафиза тоже проснулась, стремительно вскочила и подбежала вслед за хозяйкой к маленькому оконцу, выходящему на улицу. Женщины испуганно переглянулись.

— Стража! Откройте! — внизу злобно стучали саблями по двери вооружённые люди. Отряд солдат был большой, человек в пятнадцать. В свете факелов и фонарей блестели их шлемы и кирасы.

Не добившись ответа — все жильцы дома, естественно, затаились, — солдаты сначала принялись заглядывать в тёмные оконца, а потом взялись вышибать дверь. Елена отпрянула от окна, оттолкнула служанку. Она быстро оделась и приказала то же самое сделать Хафизе. Внизу шум усиливался, слышались ругательства, треск ломаемого дерева, зазвенели разбитые стёкла.

Следом раздался грохот выстрелов, чьи-то крики, звон клинков и шум боя. Отряд венецианца отчаянно сопротивлялся.

Несмотря на испуг, голова Елены работала с удивительной ясностью. Она не знала, да и не собиралась гадать, кто пришёл и для чего. Она чувствовала одно: кто бы ни послал этих солдат, они и этот бой ничего хорошего ей не принесут. Она помнила, что сказал ей мнимый венецианец: «Как только ты попадёшь в руки венецианцев, они пытками вытянут из тебя местонахождение твоего сына, а потом выдадут вас обоих османам. А скорее всего, они сами поспешат убить вас».

И эти слова наполняли все её существо таким ужасом, что она действовала сейчас словно подхваченная каким-то ветром. Она схватила что-то из одежды, вспомнив, где оставила верёвку, которую заготовила для побега. Она выскочила из комнаты и побежала вместе с Хафизой по тёмному коридорчику, выбила дверь в последнюю комнату. Там было спасение — люк на чердак, к которому вела хлипкая деревянная лесенка.

— Помоги мне! — крикнула Елена, взобравшись по лестнице, и с трудом — головой и плечами — подняла люк. Хафиза взобралась к ней, и они вдвоём вытолкали люк вверх. Взобравшись на чердак, Елена втянула и лесенку, а потом закрыла люк.