Карел осторожно спросил:

— Джино. Я хотел тебя еще кое о чем спросить. Точнее о ком.

Джино отвернулся.

— Она ждала тебя, Карел. Долго ждала.

Карел почувствовал, как, что-то оборвалось у него в груди. Хотел спросить, но не мог произнести ни слова. Краем глаза отметил, как Жак и его компания забились в угол, который вчера разыгрывали в тараканьих бегах.

Джино, удивленно косясь на них, продолжил разговор сам.

— Когда ты пропал, тебя и не искал сначала никто. Честно. Не потому, что всем плевать было. Ты и раньше пропадал куда-то. Может, загулял? Паолина первая начала искать. Отец ей запрещал, выговаривал на площади, что это позор, что дочь такой почтенной семьи позорит себя, разыскивая бродягу, оборванца. Она слушала, до сих пор помню, опустив голову и губу закусив. Отец ее домой увел, а она потом опять, вечером по домам ходила. У знакомых твоих. Вырвалась как-то. Говорила, чувствует, что с тобой случилось что-то.

Карел тяжело задышал.

Джино продолжил:

— Отец ее запирал. Братья караулили. Потом ей жениха нашли. Не из местных. Фредерико какой-то. Фамилию не помню. Купец. Молодой, не урод. Хотя по мне, женоподобный. Богатый. Она долго не соглашалась. Я точно знаю. Да вся Ривосса знает. Она в комнате запиралась, а отец под дверью кричал, просил вразумиться. Город и слушал.

Карел смотрел в одну точку и не перебивал.

— Не могло же так продолжаться долго. Как-то вот уломали. Не знаю как. Я на месте этого Фредерико, послал бы всю затею к черту. Нужна такая жена?! Ладно, тебя не любит, но ведь она кого-то другого любит. Хотя он, кажется, увести ее собирался.

— Почему «кажется»? — встрепенулся Карел.

Джино вздохнул.

— Она ждала тебя Карел. Долго. — Он затих.

— Да не молчи!!!

— Я был на той свадьбе. Это как раз после того, как я с порта вылетел, было. Паолина молчала всю свадьбу. У них в доме отмечали. Во дворе. Всю улицу Трильяни столы заняли. На площадь часть вывели. Богатая свадьба была.

— Что ты мне про улицу рассказываешь?!

— Улица к утесу ведет Карел. Ласточкиному утесу, — Джино сглотнул. — Его теперь утесом Паолины называют.

Карел сжал зубы. Точнее челюсти сжались сами. Он попытался что-то сказать, но вместо слов вырвался стон.

— Никто не понял сначала, куда она идет. Прямо в свадебном платье. Встала и пошла. Мало ли. Это уже потом…

Двери распахнулись. В камеру, колонной по двое вошли хмурые крейклинги. С годендагами в руках. Впереди все те же двое здоровяков в кожаных безрукавках.

Начиналась Игра.

«Неизвестный рыцарь стоял один посреди ристалища. Его доспехи были разбиты, из-под плечевого щитка на наруч капала кровь. Поверженный барон лежал рядом. Он был жив, хоть и оглушен.

— Почему вы не добьете вашего врага? — В изумлении вскричал с трибун герцог. Уверяю вас незнакомец, он бы на вашем месте не был так благороден! Благородство — это прекрасно, но в данном случае оно излишне! Поверьте мне.

Рыцарь устремил пламенный взор на говорящего и хрипло произнес:

— Поверьте и вы мне. Благородство не бывает излишним. Никогда. И он не на моем месте. Более того, я мечтал бы быть на его месте, — незнакомец перевел взгляд на Памелу, сидящую позади герцога. — И это одна из причин, поэтому я не могу добить безоружного противника. Моему поступку могут придать корыстные мотивы, а я не могу позволить дурной молве опорочить мое имя.

— Ваше имя? Но мы даже не знаем его!

Лицо Памелы закрывала плотная вуаль. Если бы читатель мог заглянуть за нее, то увидел бы еще одну пелену. Пелену слез, сквозь которую дева смотрела на рыцаря. Она узнала голос Антуана».

— Все, не надо дальше. Не читай, — Селестина возбужденно замахала руками. — Вернемся, дочитаешь, а я пока додумывать буду. Так интереснее. А потом сравню с тем, что там будет написано. У меня уже столько всего в голове!

— Как скажете Ваша Светлость, — Оливия положила между страниц закладку, — можно вас спросить?

— Спрашивай, моя милая.

— Зачем мы идем в Цирк? Сегодня обычный день. Гонки или жмурки. Ничего выдающегося.

— А это не ради меня. Супруга Лоренса, София попросила сопроводить ее. Ей, оказывается, вчера Цирк понравился. Странно, мне показалось, что ей он не по душе. А ты видела, ей понравилось?

— Может самую малость, — вежливо ответила Оливия, пряча улыбку.

— А мне не сложно, все лучше, чем здесь сидеть. Дети с учителем, потом нянька их полдничать поведет, потом все равно играть будут, даже если я рядом и прошу сосредоточиться на том, что говорит гувернер. Ты сама о детях не задумывалась еще?

Улыбка мгновенно пропала с лица Оливии.

— Нет, — ответила она.

— Ах, да. У тебя же какая-то странная история с мужем. И говорить о ней ты не хочешь.

— Надеюсь, вы меня простите.

Но Селестина уже не слушала.

— София обещала мне прислать несколько романов из Эсселдейка. Я спросила — «несколько это сколько?», а она говорит, что, сколько в магазине будет, столько и пришлет. Представляешь, у них там есть магазины, в которых торгуют книгами. Такая вот милая и добрая девушка…Чему ты улыбаешься?

— Я за вас радуюсь, Ваша Светлость. Для вас такие романы настоящая страсть.

— Вот это верно. Другой страсти у меня давно нет. — Селестина взмахнула перед собой рукой, — если только гости. Мне так интересна жизнь ТАМ. За островами. А потом выкладываешься перед гостями и нарываешься на такого вот барона. Петер, как его там. Арман молодец. Поставил наглеца на место. Поблагодари, кстати Армана.

— Непременно Ваша Светлость, — Оливия вновь не смогла удержать улыбку.

Кого ему выбрали в соперники, Карел не смотрел. В зале ничего не ел, вина не пил. Вспомнил, как час назад Бонифаций побрезговал налить ему вина. Сидел, рассматривал сначала фреску на стене, потом статую с топором перед ней. Впервые подумалось, — а что это за тип?

На него навесили номер. Крейклинг, надевавший квадратную полоску ткани с номером, похлопал его по плечу и подмигнул.

— И снова здравствуй, моя любимая публика, — к голосу этого белобрысого фигляра невозможно привыкнуть, сколько бы его не слышал Карел. И сейчас, когда их выводили на помост, он невольно скривился, когда до него донеслись резкие нотки голоса Фабриса. Скривился, хоть и мысли витали далеко отсюда. Странно, он совершенно не боялся. И дело не в том, что сказал Бонифаций. Прежде, несмотря на все заверения в слабости соперников, его бы все равно колотило от страха. К кайкапам нельзя привыкнуть. А сейчас не боялся.

— Мужчины любят скорость. Мужчины любят быть первыми. Мужчины любят опасность! Проще говоря — мужчины любят гонки! И если не участвовать самим, то наблюдать за соревнованиями! Впрочем, в этом к ним присоединяются и дамы! — Фабрис выдержал паузу и продолжил:

— Постоянные зрители знают условия состязаний. Тем более, что гонки давний и один из самых любимых конкурсов. Но для тех, кто впервые посетил наш Цирк, я расскажу о нем.

Карелу и остальным дали знак выходить на арену. Ветеран, он окинул остальных взглядом и прочитал в глазах девяти новичков животный страх.

— Десять участников, каждый в своей лодке, с одним двулопастным веслом должны будут пройти дистанцию. Дистанция — окружность бассейна. Пройти ее нужно трижды. Победитель может быть, как один, так и несколько. В принципе, могут остаться в живых все участники и тогда вся интрига будет состоять только в том, кто придет первый? Но на моей памяти, такой интриги еще не случалось, — рассмеялся ведущий.

На трибунах кто-то захлопал, но его не поддержали и аплодисменты стихли.

— В живых останутся не все участники потому, что вслед за ними будут плыть наши с вами любимцы с далекого юго-востока, кайкапы. Многие из вас наверняка удивятся такому, казалось бы, неравному состязанию. На дальней дистанции человек не способен уплыть от нашей зверюшки. Ни вплавь, ни на лодке. Но в который раз напомню вам, что у нас с вами не простой Цирк. Он не только водный, но и механический. Поэтому, начинают путь артисты в одиночестве. Без кайкапов. Но как только артист, вырвавшийся вперед, достигает определенной точки на маршруте, то в воде автоматически открываются дверцы вольера, откуда и появятся наши зубастые любимцы. И тогда обычные гонки превращаются в гонки на выживание.