Карел покачивался в лодке на воде и ничего не делал. Голову поднял только тогда, когда среди обращенных к нему воплей узнал знакомый голос.

Бонифаций айт Досандо стоял на нижней трибуне и раскатистым рыком перекрывал остальные голоса.

— …ты творишь?!! — донеслось до Карела окончание фразы. — Ты чего встал, скотина?!! Вперед давай!! Вперед!!!

Карел ничего не отвечал.

Бонифаций побагровел и продолжил кричать:

— Ты понимаешь, что от этого зависит?! Понимаешь?!! — Бонифаций с тревогой смотрел за спину Карелу.

— Да ты же умрешь сейчас!!! Это ты понимаешь?! Ты сейчас сдохнешь!!!

Карел понимал. Но страха не было. Он уже ничего не испытывал.

Бонифаций с удивительной скоростью превратился из багрового в белого. Бросился на перила, будто упал и умоляюще заговорил, пытаясь, не звучать слишком громко:

— Карел, милый, давай! Плыви! Ты больше денег хочешь? — Бонифация кривило, когда он это говорил. Не от жадности. Боялся, что кто-нибудь услышит.

— Так я заплачу больше. Хочешь тысячу!!!

Карел склонил голову к плечу и продолжал покачиваться на воде.

— Десять тысяч!!! Это приз за финал игры! И ты его один получишь! Один! Десять тысяч! Ну, давай! Просто проплыви один фут вперед! Махни веслом! Карел! Плыви!!! — он опять перешел на крик.

Карел склонил голову к другому плечу и с тихим любопытством продолжал смотреть на беснующегося сенешаля Баэмундского княжества. Задумка удалась. И в полной мере. Он продолжал смотреть на Бонифация и когда мимо проплыли остальные игроки. Их по-прежнему было трое. Сожрали только корявого.

Он смотрел на Бонифация и тогда, когда перед ним закрылся барьер. Смотрел вплоть до того момента, когда первый подлетевший кайкап опрокинул Карела в воду.

— Встать, ублюдки!!! Всем построится вдоль стен!!!

Дверь камеры распахнулась с такой силой, что, ударившись об стену задребезжала. Дубовая, обитая железом дверь.

Арман вошел первый. Лицо перекошено так, что, если бы не голос, его бы и не узнали. За ним крейклинги. Бог его знает, сколько их было в здешнем гарнизоне, но казалось, что все кто носит красно-синюю форму в вертикальную полоску на этом острове, сейчас были в камере. Влился пестрый поток так стремительно, что у Курти в глазах зарябило.

— Быстрее, скоты!!! Встали! Встали! Встали!

Крейклинги грубо хватали растерянных, ничего не понимающих пленников, расставляли вдоль стен и нар. Никто не упирался, не сопротивлялся, все были слишком ошеломлены налетом.

Арман выхаживал по камере:

— Кто знает, почему он это сделал?!

Никто ему не ответил, так никто не понял вопроса.

— С кем он разговаривал перед тем, как его увели на Игру?!

Яснее не стало.

— Я же говорил вам ублюдкам, что нельзя портить Игру! Нам плевать на ваши жизни. Но с того момента, как вы попали в Цирк они принадлежат только Цирку. И только ему решать, как ими распоряжаться!

Арман остановился возле Жака и Сютреля, с недовольством посмотрел на их разбитые лица и недовольно произнес:

— И я говорил, что вы не можете себя калечить! Это наша забота! Наше дело! И только наше! Я ведь и об этом предупреждал.

«Бугры» ничего не отвечали, только настороженным взглядом провожали Армана. Развивать тему расквашенных физиономий Арман не стал. Он стремительно развернулся на месте, как механическая кукла на городских часах и отдал команду:

— Сели!

И снова его никто не понял. Несколько человек попытались неловко примоститься на, по-прежнему, мокрый пол, но крейклинги увещеваниями и пинками вынудили присесть нескольких на корточки, остальные, не дожидаясь удара дубинкой сели сами.

— Встали!

Камера приседала. Арман шел вдоль строя, остановился.

— Вот этого и этого, в сторону. Они мне нужны.

Курти и Эрика оттащили к двери.

— И еще двоих надо.

Курти взглянул на напарника и прочитал на лице то же, что чувствовал сам. Сейчас найдут в толпе Неправильного с Джусом.

Арман тем временем подошел к Курти вплотную и наклонился:

— Скажи, ты ведь хорошо ныряешь? И пальцы у тебя ловкие, верно?

Курти пытался сохранять выдержку, но предательски сглотнул. Этот гад еще и издевается.

— Мелкий! Ты, чего молчишь всегда, когда я тебя спрашиваю?! Ответь?

— Отлично я ныряю, — с досадой ответил Курти.

— Вот и я так подумал. К тому же ты мелкий… остальным приседать! Георг, почему не следишь?! — Арман на дерзость Курти никак не отреагировал. Пошли!

Как ни странно, ни Джуса, ни Неправильного, не тронули. Вместе с ним и Эриком, взяли еще двух разгильдяев, чьих имен Курти не помнил.

На выходе столкнулись с возвращавшимися с игры «артистами». Их было трое, вид ошалелый, но важный. Карела, среди них не было.

— А чё это было? — наконец озвучил интересовавший всех вопрос Шпринка. Ответа Курти не услышал, дверь закрылась. Арман не оборачиваясь, спросил:

— Кто-нибудь из вас знал этого Карела? Или как его там? Кем он был?

Между ним и пленниками шло двое стражников и спросил Арман негромко, но его расслышали.

Курти заметил, что, услышав вопрос, Эрик старается выглядеть спокойным, но все же озадачен. Что там у них случилось? Но, с другой стороны, раз спрашивает, значит им про ключ неизвестно? Тогда куда их ведут? Все это роилось в голове Курти, и он не знал, что отвечать.

Заговорил Эрик. Он спокойно спросил:

— Был?

— А ты думал, мы его в комнате со жратвой оставили? Нет. Его самого сожрали! Но как он перед смертью, подонок, нам подгадить умудрился, это Цирк надолго запомнит! Со ставками сейчас такая чехарда! Ругань, разбирательство, хоть и бесполезное. Формально придраться не к чему. Но на кой ляд он это сделал?!

Они завернули в ту же сторону, как уже ходили обычно. Значит, ведут на арену.

— А, что сделал-то?

— Вот тип ты мутный. Но спрашиваешь всерьез. Не придуриваясь. Я бы такое заметил в голосе. Значит и правда не предупреждал он тебя. А я потому тебя и выбрал, думал, может, что знаешь? И пока идем, хотел расспросить.

— Я не знаю, что отвечать. Что он сделал? И почему именно я должен был об этом знать?

— Ты как-то разговаривал с ним. И долго. Я подумал, может, понимаешь, в чем дело.

Оп! Откуда он знает про разговор Эрика с Карелом? Одна и та же мысль посетила и Курти и Эрика. Они переглянулись. Что еще он знает?

— «Пока идем». А куда мы идем? — спросил Курти.

— Дерзкий щенок, да? Понятно, почему вы сдружились. Мелкая копия тебя. Говорит, когда не спрашивают, улыбаться не хочет, плакать не умеет. Зато ныряет хорошо. Сейчас придем, узнаешь.

Их вывели на арену. Огромный овальный бассейн с мутной водой и плавающими пятнами переливался в полутьме зыбкими бликами. Приглядевшись, Курти увидел, что пятна, это тонкие деревянные дощечки, плавающие на поверхности и сбившиеся в кучи. Еще различный мусор. Много глиняных бутылок. Вода, подкрашенная красным, колыхала всю эту массу. Несообразным украшением выглядели лиловые и белые лепестки сирени, занесенные ветром из города и затесавшимися между хламом.

— Публика у нас сегодня расстроенная. И покидала в бассейн почти все, что принесла с собой. Еда, питье, ладно. Но они и таблички со ставками побросали, а это такая дрянь, что, когда на дно идет, все сливное отверстие забивает. Что и случилось. Разрабатывал наш маэстро механизмы, сложные и удивительные, а вот из-за такой мелочи, не можем воду спустить. Давайте, чистите!

Им выдали сачки. Курти сунулся было вместе со всеми, но Арман его остановил.

— А ты мелкий, давай ныряй. Будешь слив чистить, раз пальцы ловкие.

Работы было много. Мусор, плавающий на поверхности, дрейфовал, рассыпался при прикосновении и норовил вывалиться из сачка. Но хуже всего было Курти. Слив плотно забило самой разной дрянью и брать этот сор можно было только мелкими партиями, зажав в кулаках. Курти нырял туда-сюда и прислушивался к бою городских часов. Казавшийся поначалу, не очень глубоким бассейн, после пятнадцатого нырка стал казаться необъятным, а после пятидесятого, бездной. Дощечки с непонятными символами, должны были плавать на воде, как и полагается честным деревяшкам, но часть из них нагло утонула. Мало того, что утонула, еще забила сток и облепила его сверху. Глиняные осколки бутылок застряли между табличками, создав плотную плохо поддающуюся разбору массу.