— Болит?

Ленар все это время стоял за ее спиной и дожидался, пока все разойдутся, оставив капитана с оператором наедине.

Опять.

Ирма до сих пор не могла определиться, стоит ли ей пугаться такой тенденции или начинать привыкать к ней. Ни то, ни другое не казалось ей нормальным.

— Рана? — спросила она и бросила взгляд на оттопыренный безымянный палец, словно интересуясь его мнением, — Да, болит.

— Такие ранения в космосе очень опасны.

— Да, меня Карлсон уже просветил.

— Давай я сам.

Его жест располагался где-то между такими понятиями как грубость и забота. Он взял тарелку у нее из руки и легким движением бедра отпихнул ее в сторону. Она не стала сопротивляться. Ей показалось, что его все еще грызет совесть, и она не понаслышке знала, как хорошо такие жесты могут сточить совести зубы. Лучшее, что она могла сделать — это уступить ему.

— Значит, ты пользовался компрессионным костюмом, — завязала она разговор, чтобы воздух напряженно звенел чуть потише.

— Да, — ответил он после небольшой задумчивой паузы, — Так что я прекрасно понимаю, каково вам приходится в техношахтах.

— Поэтому я и не держу на тебя зла. Ты знал, на что меня отправляешь, и заставить тебя пойти на это могли лишь склонность к садизму или отчаяние. И садиста в тебе я не вижу.

— Я просто хочу завершить эту экспедицию, — закончил он мыть тарелки и начал растирать их полотенцем, — Потом я хочу завершить еще одну. А потом еще одну. И в конце будет финиш. Конечная цель, к которой мы все стремимся.

— Забавно, — иронично улыбнулась Ирма, — Я не вижу своей конечной цели.

— Дай посмотреть.

Она протянула ему руку, и он снял с пальца промокший пластырь. Рана выглядела, как укус какого-то крупного насекомого. Кожа вокруг свежего мелкого рубца переливалась оттенками красного и синего, а Ирма напрягала лицо, стараясь не выдавать в себе признаки боли.

— Похоже, ты занесла инфекцию, — спокойно заключил Ленар, выпустив ее руку.

— Я обработала рану антисептиком, когда вернулась.

— Рана, видно, глубокая. Под кожу могло попасть что угодно и остаться там, — она догадывалась, что он хочет сказать, но отказывалась в это верить, и тогда он произнес эти страшные слова вслух, — Тебе стоит показаться фельдшеру, иначе рискуешь остаться без пальца.

Ирма смутно осознавала, что очень любит этот палец, но одной любви недостаточно. Какое-то мерзкое чувство, похожее на трусость, наступало на горло доводам разума, мешая ногам направляться на Два-Пять, и все же Ирма заставила себя явиться туда, куда давно обещала себе явиться, просто чуточку попозже… когда будет повод… Она стояла перед заурядной дверью и смотрела на нее, словно на адские врата. Она откровенно не понимала, чего так боится и почему не заходит, но нерешительность настойчиво предлагала ей передумать, как обычно предлагает передумать вставать с постели с первым сигналом будильника. Мысли были главными врагами, поэтому она очистила голову, глубоко вздохнула, нажала на кнопку и шагнула в открывшийся дверной проем.

Фельдшер беззаботно восседал за своим столом, протянув ноги, и его глаза торопливо перебирали символы на пожелтевших страницах, но книга тут же легла на столешницу, сверкнув пестрой обложкой и мелким шрифтом, складывающимся в какое-то длинное название, и к Ирме обратилось мужское лицо, бровь и скула которого были покрыты маленькими черточками от еще свежих швов. На секунду у нее замерло дыхание, и она задалась вопросом, ее ли это рук дело?

Разумеется, ее.

— Добрый день? — вопросил он с таким ровным тоном, словно бы это вовсе не она недавно едва не проломила ему череп.

— Добрый, — согласилась Ирма из вежливости и сделала скованной походкой два шага вперед.

Шипение за спиной возвестило, что клетка захлопнулась, и трусливо выбегать из лазарета уже слишком поздно. Игорь протянул руку к соседнему стулу в приглашающем жесте, но Ирма лишь растерянно проводила его жест немым взглядом и не поняла, чего он хочет. Он был высоким человеком, а высокие люди нервничают, когда вынуждены задирать голову к вышестоящему собеседнику, поэтому он поднялся сам:

— На что жалуетесь?

Элементарнейший вопрос заставил ее задуматься, на что она могла бы пожаловаться. Список ее жалоб мог хоть сейчас дотянуться до Нервы, а перечисление всех пунктов могло легко убить время на оставшийся путь без помощи криостаза. На языке плясала жалоба, которая никак не могла прорасти в связное предложение, но уже просилась наружу, и пока Ирма собиралась с мыслями…

— С вами все в порядке? — спросил Игорь, не дождавшись, пока его гостья соберется с мыслями, — Вы выглядите очень… бледной.

— В последнее время я теряю очень много крови, — наконец-то смогла она что-то сказать, и ей показалось, что прозвучало это излишне обвинительно.

— Карлсон мне уже сообщил о вашем недавнем приключении на Шесть-Три.

— Видимо, он очень любит рассказывать про чужие болячки.

— Нет, он просто беспокоится о своих коллегах.

— Я бы не сказала, что он проявлял много беспокойства о Синге.

— Он не хотел, чтобы о нем беспокоились вы, чтобы не… — прервался он, словно утратив мысль, — …чтобы не случилось того, что случилось.

— Кажется, у меня инфекция, — наконец-то решилась она перейти к основной цели своего визита.

Он принял ее руку, выбрал безымянный палец и начал осматривать свежий рубец с пытливостью человека, достающего занозу. Он несколько раз надавил на него, поинтересовался ощущениями, всеми силами вел себя профессионально и, наконец, изрек:

— Кажется, это обычное воспаление.

— Рана глубокая, — настояла Ирма, — По ощущениям заусенец едва не пробил мой палец насквозь. Внутрь могло попасть что угодно.

Он выпустил ее руку, открыл шкафчик с лекарствами и принялся взглядом вылавливать этикетки со стеклянных пузырьков, населяющих полки. Их ровные ряды были выстроены так ровно, что буквально рябили педантизмом, что не помешало Игорю легким прикосновением пальца поправить несколько криво стоящих продуктов фармакологии, и наконец он выхватил из строя револьверный барабан, заряженный стеклянными пулями с белым порошком. Другой рукой он взял бутылку с физраствором, и, наконец, позволил себе нарушить тишину:

— Насколько я понял, вы поранились о срезанную дверь на третьей палубе Шесть-Три, — выдвинув ящик из тумбы, он выловил из нее многоразовый шприц.

— Да, все верно, — кивнула Ирма, уколовшись взглядом о сверкнувшую в свете ламп иглу.

— Тогда поправьте меня, если я где-то ошибусь, но если я правильно все представляю, то та дверь подверглась резкому перепаду давления, пережила волну металлической плазмы, затем остыла до отрицательных температур, затем снова нагрелась от струи ручного плазмотрона, снова остыла до отрицательных температур, и все это происходило с ней в среде космического вакуума.

— Кажется, все так и было, — снова кивнула она, и послышался глухой треск, с которым Игорь отломил от стеклянной ампулы головку.

— В таком случае, вы едва ли могли найти на всем мультисоставе более стерильное место, о которое могли бы уколоться.

Таинственный белый порошок утонул в физрастворе, а Ирма в проклятьях в адрес Ленара. Он все же был бессовестным, и очень даже оппортунистом, а она была наивной дурой, пришедшей к фельдшеру из-за травмы, которую даже дети способны комфортно пережить без постороннего вмешательства. Ленар намеренно свел их вместе, и без сговора с Игорем едва ли это могло обойтись. Ее лицо зажглось огнем, а шприц тем временем выпил из ампулы смешанное лекарство.

— Что это?

— Противовоспалительное, — ответил он и повторил жест, приглашающий сесть на стул, — Так же немного облегчит компрессионный синдром.

Ирма присела и смиренно подставила ему свою вену. Плечо обхватил жгут, кожу над веной обжег холодом антисептик, игла пронзила оболочку и пустила лекарство в кровоток, а Ирма молча наблюдала за всем этим и думала, почему их разговор идет так легко, и почему ей от этого так тяжело? Что-то пыталось вырваться из нее наружу с успехом рыбы, стремящейся полететь в космос. Она ждала, пока произойдет какой-то толчок, и Игорь совершил его, едва вынув иглу у нее из-под кожи.