— Уверен, вы не хуже меня в этом разбираетесь, — бесцеремонно прервал его Радэк, устав смотреть на диаграмму, — Что же вы от меня хотите?

— Услышать вашу профессиональную оценку.

— Этот диаграмма изображает сдерживающую магнитную индукцию в одной из реакционных камер, я прав?

— Абсолютно.

— Тогда моя профессиональная оценка вам и так известна. Все плохо, и надо вырубать двигатели.

— Поверьте, мы бы не стали вас беспокоить по этому поводу, если бы ожидали от вас столь очевидных ответов, — наконец-то заговорил Ковальски.

— Хотите, чтобы я вам дал менее очевидный ответ?

— Мы и без того в курсе, что двигатель пора отключать. Сейчас нас очень интересуют сроки.

— Сроки? — сделала Радэк вид, что задумался, — Предлагаю отключить двигатели прямо сейчас.

— Это будет контрпродуктивно.

— Андрюс, вы точно специализируетесь на двигателях?

— Я понимаю ваше недоумение, — коснулся Андрюс нескольких символов на столе, и рисунок ломаной диаграммы слегка размасштабировался, — Но нам действительно надо выжимать пользу из каждой прошедшей секунды.

— Тогда вам самому следует изучить то, что вы мне сейчас показываете, — Радэк поднялся со стула, подошел к экрану, и его палец начал торопливо ползти вдоль изломов, — Вот тут произошел сбой магнитного контроллера. Затем он повторился через час и двадцать четыре минуты. А третий произошел уже через час и восемнадцать минут. Я, конечно, понимаю, что существуют всякие выбросы и погрешности, но мы сейчас не в том положении, чтобы позволять себе оптимизм. Магнитное поле в реакционной камере начинает опасно колебаться, и не делайте вид, что для вас это неожиданность. Как инженер я бы сильно удивился, если бы этого не произошло.

— Мы собираемся заглушить двигатели в любом случае, — поднялся Андрюс со стула, не в силах смотреть на то, как его коллега стоит перед ним, а его руки пчелами летают по воздуху в жестикуляции, — Но нам нужно определиться со временем.

— Это уже не вопрос времени. Мы износили наши силовые установки, и если мы поскорее не проведем техобслуживание и не заменим израсходовавшие ресурс узлы, магнитный контроллер даст критический сбой, и тогда могут сработать предохранители.

— Постойте-ка, — поднялся Ковальски, — Что значит «могут сработать»?

— Марвин не умеет предсказывать сбои в работе сдерживающего поля, — пояснил Андрюс, — В случае критического спада индукции он должен продуть реакционные камеры, но эти колебания непредсказуемы и теоретически могут произойти так внезапно, что Марвин просто не успеет принять необходимые меры.

— Вот именно, — оттопырил Радэк указательный палец, — Вы должны осознать, что термоядерные реакционные камеры представляют из себя что-то вроде взведенной паровой бомбы, только значительно круче. Может случиться так, что вышедшая из-под контроля плазма просто разнесет их на куски, именно поэтому Марвин и бьет тревогу. Он предупреждает нас, чтобы мы не доводили все до крайностей.

— Андрюс, почему ты мне об этом не сказал?

— Потому что таких прецедентов в коммерческом космоплавании еще не было, — развел он руками, — Опасность есть, но колебания не настолько критические, чтобы просто взять и дать полноценную брешь в сдерживающем поле.

— Есть одна очень важная причина, по которой прецедентов до сих пор не было, — Радэк присел обратно на свой стул, выдержав паузу для драматического эффекта, — До сих пор в отрасли коммерческого космоплавания не встречалось таких дураков, которые игнорируют предупреждения управляющего интеллекта из-за того, что им интересно, что будет дальше.

— Я просто хочу как можно меньше времени провести в дрейфе, — устало произнес Ковальски и бросил неуверенный взгляд на диаграмму, — Поэтому просто представьте, что кто-то приставил к вашему горлу нож и заявил, что очень не хочет останавливать двигатели.

— Ну, если вы ставите вопрос таким образом… — протянул Радэк и тоже принялся разглядывать диаграмму, словно та таила в себе зашифрованный ответ на все вопросы, — Я бы сказал, что во благо моего выживания силовая установка сможет потерпеть еще пару дней.

— Спасибо. Это мы и хотели услышать.

— Почему вы не зададите все эти вопросы более компетентному человеку? Почему не спросите к примеру Эмиля?

— До господина Эмиля очередь тоже дойдет. Мы решили провести опрос всех техников, знакомых с устройством реакционных камер, чтобы взвесить их суммарное мнение и окончательно определиться со сроками. Всех сразу, как вы понимаете, опросить не получается.

— Спасибо хоть на том, — едко ответил Радэк, осторожно отступая к выходу и опасаясь обстрела новой очередью неожиданных вопросов, — А то могли бы еще поинтересоваться мнением у гидропонных грядок.

— Надеюсь, до этого не дойдет.

— А я надеюсь, что вы понимаете, что у людей есть свой предел сговорчивости, — напоследок сказал Радэк, открывая дверь, — Мультисостав остановится не тогда, когда решите вы, а тогда, когда решит человек, наименее желающий взрывать двигатели своего корабля.

— Наиболее слабонервный, вы хотели сказать?

— Нет, я хотел сказать, наиболее благоразумный.

— И вы себя к таким относите?

— Это не важно, — бросил он на прощание, когда закрывающаяся дверь уже обрубала их разговор, — Я всего лишь инженер космических энерг…

Этот разговор продолжал крутиться у Радэка в голове, когда он стоял в машинном отделении и глядел в черноту экрана терминала. Нажав на кнопку, экран вспыхнул белой диаграммой с прямой линией, разделенной пополам резким изломом посередине.

«Гаялы» были слишком похожи друг на друга. При схожих нагрузках они даже ломались почти одновременно. Радэк обводил завороженным взглядом сломанную линию, словно врач, разглядывающий плохую кардиограмму, и пытался понять, чем может обернуться это заболевание, если немного затянуть с лечением. В лучшем случае они через два дня отключат двигатели и проведут техобслуживание силовой установки. В худшем случае один из четырех буксиров схватит небольшой сердечный приступ, и одна из восьми двигательных реакционных камер взорвется, прихватив с собой на тот свет спаренную камеру, тем самым полностью разрушив одну из четырех силовых гондол.

Это было все равно, что коту отрезать одну из четырех лап.

Это могло произойти и с Ноль-Девять, и это тревожило Радэка, заставляя насос в его груди болезненно сжиматься в сырой тефтель. Однажды, будучи слегка под градусом, он в порыве эйфории поклялся на разводном ключе, что будет чтить и отстаивать работоспособность своего корабля, и пусть момент клятвы он помнил урывками, но относился к ней с серьезностью человека, заключившего брачный контракт, а обручальным кольцом ему служил тот самый разводной ключ. Однако был и другой контракт, который он заключил многими годами ранее и на гораздо более высоком уровне, обязывающий его работать на благо экспедиции. И вот наступил момент, когда контракты начали вступать во что-то, издалека напоминающее конфликт, и Радэка изнутри в такт с желтой лампочкой начало клевать неприятное чувство, будто он сейчас что-то предал.

— Кто-нибудь сейчас есть на борту? — заставил его вздрогнуть голос Эмиля, выстреливший из интеркома, и Радэк погасил экран терминала.

— Я в машинном отделении.

— Отлично. Ты не мог бы подойти в челнок Б?

— Эмиль, у нас тут сейчас есть более важные проблемы, чем возиться с челноками.

— Дело не в челноке, — ответил Эмиль, сделав задумчивую паузу на поиски нужных слов, — У нас тут проблемы с Вильмой.

Радэк с Вильмой были отличными друзьями. Отличными в той степени, в которой в принципе могли отличиться друзья, однажды едва не переспавшие друг с другом. С тех пор между ними сохранилось некоторое напряжение, однако кодекс поведения экипажа был прописан четко, недвусмысленно, и предписывал не выражать к кому-либо из сослуживцев особого отношения, и они оба решили больше не перечить кодексу, ведь они оба являлись профессионалами… По крайней мере Радэк очень на это надеялся, и каждый раз, когда он слышал в одном предложении слова «Вильма» и «проблемы», он понимал, что в глубине души ожидал любого сочетания этих слов и тихо боялся, что кто-то произнесет их вслух. Но их все же произнесли, и Радэку оставалось лишь с головой нырнуть в эти проблемы, потому что любая альтернатива значила бы перечить кодексу поведения. У кого-то должна быть на плечах холодная голова, и голова Радэка стремилась к абсолютному нулю до тех пор, пока он не нажал на кнопку, и шлюзовая дверь отъехала в сторону.