Борис приказал прекратить стрельбу и, укрываясь за холмом, отойти метров на двести вправо. Борис рассчитывал, что противник будет ждать сопротивления в том месте, откуда в первый раз стреляли Андрей, Степанов и Ольгин.
Новая позиция окажется неожиданной.
Из-за холма противник не мог увидеть передвижения пограничников, а маскироваться на новом месте было еще удобнее: там холм покрывала густая заросль елей.
Пограничники отползли, унося с собой мертвого Степанова.
— Не стрелять, — сказал Борис. — Пусть подойдут немного ближе. Тогда мы заставим их отойти назад. Не стрелять без команды, товарищи…
Борис старался говорить спокойно. Он оглянулся на пограничников. Андрей, Ольгин и те четверо, которые пришли с заставы, лежали в рыхлом снегу, как в окопе. У всех были сосредоточенные, взволнованные лица.
Мертвый Степанов лежал совсем близко. Их товарищ мертвым лежал на снегу совсем рядом с ними. Каждый думал об этом. Каждый думал: «Убит Степанов». Борис видел по их лицам, что все они думают об этом. Никто из них еще никогда, ни разу в жизни не был в бою. Война, вот она какая. Война, смерть… Спокойное лицо убитого товарища, спокойное лицо, и то, что нет крови, и то, что Степанов лежит так просто и естественно, совсем как спящий, — все было непохоже на смерть, смерть в бою, о которой они думали раньше.
Ярко светило морозное солнце. Снег ослепительно блестел.
Враги шли по склону холма. Они уже были так близко, что пограничники видели лица идущих впереди. Ближе всех был один офицер. Борис ясно видел его лицо с маленькими черными усиками.
Пограничники не стреляли. Борис не смотрел на них. Он и так чувствовал, какое бешеное возбуждение охватывало их. С каждой секундой возбуждение становилось все больше и больше. Борис знал, с каким нетерпением они ждут его команды. Он сам с трудом сдерживался. Хотелось скорей крикнуть команду, скорей начать стрелять. Труднее всего было лежать неподвижно и ждать. Борис со всей силы стиснул зубы. Он нацелился в офицера с усиками. Он нацелился ему в грудь. Он видел, как офицер с трудом вытягивал ноги из рыхлого снега.
— Товарищ лейтенант, — еле слышно шепнул Ольгин. Голос его дрожал. Товарищ лейтенант… Давайте…
Борис быстро оглянулся на Ольгина. Ольгин тяжело дышал. Слезы текли у него по щекам. Он целился и ждал команды.
— Степанова убили… — сказал он, не подымая головы от приклада винтовки. — Убили Николая… Сволочи… Давайте, товарищ лейтенант!..
Борис отвернулся и снова нацелился в офицера с усиками. Офицер кричал что-то. Борис нацелился в его грудь, в карман на левой стороне груди.
— Давайте, товарищ лейтенант!.. — глухо сказал Ольгин.
— Огонь! — крикнул Борис.
Залпом ударили винтовки. Четко застучал пулемет.
Борис видел, как офицер с усиками упал на колени, вытянув вперед руки, попробовал встать и неуклюже ткнулся в снег. Пулемет сбивал людей. Мертвый солдат упал на офицера. Винтовка солдата глубоко ушла в снег.
Солдаты бежали вниз с холма. Они проваливались в снегу, падали, поднимались. Пограничники стреляли с лихорадочной быстротой. Без остановки бил пулемет.
Один из офицеров выхватил шашку и размахивал ею над головой. Ему удалось остановить солдат. Он кричал на них и сам, один, побежал вверх по склону холма. Солдаты нерешительно двинулись за ним.
— Гранату, Борис! — крикнул Андрей.
Борис выхватил гранату. Срывая кольцо, он видел, как Ольгин вскочил на ноги и размахнулся гранатой.
Глухо ударили два взрыва. Снег взлетел на воздух. Облако желтоватого дыма заволокло наступающих солдат.
Потом Борис увидел убитых, и кровь на снегу, и бегущих вниз солдат. Офицер с шашкой в руках полз по снегу и кричал, широко разевая рот. Он силился поднять руку с шашкой. Лицо его было в крови.
Заработал пулемет. Многие из солдат не добежали до подножия холма. Офицеру с шашкой пуля раздробила голову. Он перестал шевелиться. Убитые лежали на снегу.
— Они отходят вправо, — сказал Андрей. Он смотрел в бинокль.
— Так, — сказал Борис. — Я так и думал.
Выстрелы стихли. Пограничники не стреляли. Внизу, у подножия холма, черные фигурки беззвучно двигались по снегу.
Ветер прошумел в верхушках елей. Мягкие хлопья снега тихо упали с ветвей. По-прежнему ясно светило солнце. Снег блестел так, что было больно смотреть.
— Там, — Борис протянул руку направо. — Там долина. Русло ручья. Ручей впадает в реку. По долине ближе всего пройти к мосту. Я знал, что они все равно пойдут по долине. У входа в долину я оставил старшину и шесть бойцов.
— У них около роты, — сказал Андрей. Он не отнимал бинокля от глаз.
— Знаю, — сказал Борис. — Важно было выиграть время. Я же говорил тебе: обманный удар. Мы заставили их атаковать холм, и они потеряли людей, и главное — они потеряли время.
— На лыжах отойти к долине, — сказал Андрей.
— Верно, — сказал Борис. — Они поняли, что потеряли время, и они не пойдут через холм.
— Уже пора, — сказал Андрей.
— Верно, уже пора, — сказал Борис.
Пограничники отползли вниз, в ложбину возле холма, и надели лыжи.
— Товарищи! — сказал им Борис. — Все обстоит очень просто. Нам нужно не пропустить их на мост. Они пытались перейти холм, но мы не пустили их. Теперь они хотят пройти долиной. Мы не пустим их в долину. На лыжах мы подойдем к долине скорее, чем они. Там, у входа в долину, старшина и шестеро наших бойцов. Нас семь человек. Всего четырнадцать. Четырнадцать пограничников — это не так уж мало.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Андрей бежал на лыжах по лесу. Он бежал один. Он сильно работал руками. Мешок оттягивал спину. Вдалеке, сзади, глухо гремели выстрелы. Там шел бой.
В лесу было тихо. Неподвижные, занесенные снегом ели, и тонкие веточки берез, и кривые сучья старых сосен, и крестики молодых сосен, торчащие из сугробов, и синий снег в тенях, и белый, сверкающий снег на солнце, и голубое небо вверху…
— Черт!.. — громко сказал Андрей. — Черт побери… Скорее… Скорее…
Он бежал так быстро, что в висках его стучало и шумело в ушах. Все лицо его было покрыто потом. Едкий пот застилал глаза.
Андрей не чувствовал тишины. Спокойный лес не казался ему неподвижным.
Неясные, слабые звуки стрельбы, звуки боя доносились до Андрея, и оглушительно стучало в висках, и Андрей дышал громко, и все рос, все усиливался шум в ушах. Красные пятна плыли перед глазами. Черные и белые полосы проносились мимо. Все неслось, все летело мимо.
Воздуха не хватало… Он дышал, широко раскрывая рот, и хрипел при каждом вздохе. Руки и ноги двигались сами собой, двигались автоматически сами собой.
— Скорее… скорее… скорее… Черт… черт… черт…
Андрей бежал все скорее и скорее. Звуки боя становились все глуше и невнятней…
Борис послал его на мост. Борис послал его на мост со связкой гранат, с катушкой провода, с подрывной машинкой.
Борис сказал: «Прямо по просеке до горы. Потом напрямик через гору. Под горой мост».
Какой тяжелый этот мешок! Гранаты и провод.
Борис сказал: «Молчи. Ничего не говори мне, Андрей. Никто из ребят не умеет ходить на лыжах, как ты. Ты должен идти. Не надо спорить со мной, Андрей…»
Стреляют, стреляют, стреляют… Сколько времени они смогут продержаться?
Борис сказал: «Беги изо всех сил… Дорога простая. Спуск крутой, внизу поворот у самого моста…»
Скорее… скорее… скорее…
Борис сказал: «Спуск крутой. Там деревья. Будь осторожен…».
Борис сказал: «Беги изо всех сил. Заложи гранаты под средний пролет моста и тяни провод обратно».
Вот начался подъем. Значит, скоро конец. Скоро мост. Спуск и мост. Кажется, будто с каждой секундой мешок становится тяжелей. Они страшно тяжелые, гранаты… Гранаты и провод.
Борис сказал: «Только в самый последний момент. Только в самом конце, только когда уже ничего нельзя будет сделать, когда уже никого из нас не останется, когда останется последний из нас, только тогда должен быть взорван мост».
