Ели совсем близко обступили узкую просеку, и снег больше не блестел: от елей падали густые тени на снег. В одном месте два толстых ствола стояли так близко друг к другу, что плечи Бориса чуть не ударились о них, и Борис съежился. Он глубоко вздохнул и почувствовал острый запах еловой смолы.
«Здесь ты испугался, Андрей!»
Ели разлетелись в стороны, снова ударило солнце, и снег заискрился. Лыжный след плавно заворачивал вправо.
«Тебе стало страшно? Тише ход! Очень хорошо, Андрей…»
Борис чуть-чуть разогнул колени, совсем немножко, чтобы не упасть. Он плавно повернул корпус вправо и еще немного выпрямился. Мышцы напряглись на спине и на ногах. Он как бы ввинчивал свое тело в упрямый, тугой воздух. Левую лыжу он слегка выдвинул вперед. Снег широким облаком поднялся над ногами. Скорость вдруг почти исчезла. Борис пригнулся, выводя лыжи из поворота. Скорость стала немного больше. Выпрямляясь и вытирая глаза, Борис увидел лес слева, выше по склону, и небо над лесом. Ниже, справа от Бориса, шла просека. Груда огромных камней едва видна была под снегом. След лыж Андрея огибал камни.
«Все-таки ты испугался, Андрей…»
Борис скользил наискось мимо камней, и скорость хода постепенно нарастала. Камни промелькнули мимо. Снег покрывал их только сверху. Сбоку и снизу камни чернели на снегу. Они были похожи на спящих зверей.
«Снова прямо вниз, Андрей?..»
Следы лыж Андрея огибали груду камней и устремлялись вдоль просеки. Просека, как прямая аллея, шла вниз по склону. Просека была длинная, снег лежал ровно.
«Здесь должно здорово нести, Андрей? Ты устоял. Посмотрим…»
Борис весь подобрался. Начинается…
Ветер ударил ему в лицо с такой силой, будто он падал, проваливался в пропасть. Ноги не чувствовали тяжести. Дыхание замерло. Ничего нельзя было разглядеть. Рядом неслась серая масса — это деревья на краю просеки. Впереди — белая земля, и земля стоит боком, земля падает, неудержимо падает вниз.
«Черт возьми, Андрей!..»
Падение продолжалось. Потом земля вдруг ушла из-под ног, ноги стали легкие-легкие и выпрямились сами собой. Уклон резко усилился, и Борис пригнулся совсем низко. Земля снова стала ощутимой, и ноги почувствовали опору, но он потерял равновесие, и его потянуло влево.
«Не упасть! Ни за что не упасть!»
Он немного выпрямил спину и судорожно взмахнул руками. Так подстреленная птица машет крыльями, и ей кажется, что она летит, но воздух не держит ее, и птица падает, проваливается вниз.
Он не упал. Он устоял, хотя нелепо задралась правая лыжа, и он некоторое время стоял только на левой ноге, но он не упал. Напрягая все силы, он перегнул корпус вправо, перенес свою тяжесть направо. Он хотел устоять, и он устоял.
«Нужно только хотеть, Андрей! Нужно сильно хотеть…»
Он хотел устоять, и он заставил себя, заставил свои мышцы перенести тяжесть в правую половину тела, найти равновесие, побороть, победить эту проклятую гору и эту бешеную скорость. Он с трудом и, как ему показалось, очень медленно прижал правую лыжу к земле и перетянул корпус направо — и устоял на ногах.
«Нужно сильно хотеть, Андрей!»
Он несся все скорей и скорей. Казалось, скорость больше не может расти, но скорость увеличивалась с каждой секундой, и он чувствовал это. Все падало, низвергалось. Небо, белая земля, лес и камни, стволы деревьев и снег на ветвях — все исчезло. Он видел какие-то смутные пятна света. Упругий воздух наполнил рот, воздух распирал грудь.
Потом вдруг стало светлей. Он ничего не видел, только вокруг все засветилось. Кончился лес, но он не понял этого. Он думал, все силы сосредоточил на одной, только одной мысли:
«Не упасть…»
Он несся прямо по ровному, покатому склону, и теперь только белый цвет окружал его. Белый, светящийся цвет. Он наклонился вперед, выпятил грудь и лег грудью на ветер. Воздух держал его, и теперь он крепко стоял на ногах.
Снег под ногами, снег справа, снег слева, снег впереди. Прямые следы лыж впереди. Следы лыж, узенькие полосочки, прорезали снег, казались черными глубокими щелями.
«Хорошо, Андрей! Мы с тобой не упали!»
Снег блестел так сильно, что стало больно глазам. Снег казался совершенно гладким, и только ноги чувствовали, как кидает вверх и проваливается неровный белый покров.
Уклон стал уменьшаться. Сначала незаметно, потом уже явно гора переходила в пологую равнину.
Тогда Борис увидел впереди на снегу черную точку. Скорость хода все еще была большая. Точка быстро приближалась и росла. Борис несся вперед, он низко присел, так что подбородок его касался колен, и руки вытянул вперед. Точка стала человеком. Человек сидел на снегу и слегка покачивался.
Борис повернул голову и поднял руку.
— Андрей!
Андрей сидел на снегу и слегка покачивался.
— Прыгай!.. Здесь канава!
Борис не успел ни о чем подумать. Мозг не работал. Тело само подчинилось команде, ноги сами выпрямились. Руки сами разлетелись в стороны. Когда мозг заработал, Борис уже приземлился. Он перепрыгнул канаву, и снег взлетел из-под лыж. Левая лыжа была выдвинута вперед. Борис немного проехал вперед и сделал крутой поворот налево. Он сделал классный поворот, и «христиания» удалась, он коснулся рукой снега, и снег широкой пеленой раскинулся из-под лыж.
Борис выпрямился, тяжело дыша, и засмеялся.
— Хорошо, Андрей!
Андрей сидел на снегу. Он сидел скорчившись. Он слегка покачивался из стороны в сторону.
— Я, кажется, растянул сухожилие на правой ноге, — сказал он.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Андрей лежал на спине. Больную ногу он положил на подушку. Нога тупо ныла, но после мучений по дороге к туристской базе, после острой боли в то время, когда Борис стаскивал с распухшей ноги ботинок, после всего этого тупая боль казалась Андрею почти облегчением.
Он очень устал. Его слегка подташнивало.
Спина его была влажная от пота, и ему стало холодно. Стараясь не шевелить больной ногой, он натянул одеяло и укрылся до подбородка.
Вошел Борис. Он принес бинты, вату и компрессную бумагу.
— Как же я буду биться? — сказал Андрей.
Борис ничего не ответил. Он присел на край кровати, осторожно поднял больную ногу Андрея, положил ее себе на колени и снял шерстяной носок. Нога страшно распухла, и большой синяк растекся под кожей.
— Плохо? — сказал Андрей.
— Плохо.
— Как же я буду биться?
Борис возился с компрессом. Андрей тяжело дышал и морщился. Он отвернулся к бревенчатой стене. Пот выступил на лице и на голове, под волосами. Было здорово больно.
— Готово, — сказал Борис. — Теперь готово.
Он положил на подушку забинтованную ногу и покрыл одеялом.
Андрей тяжело дышал. Не поворачивая головы, он лбом прислонился к стене. Круглое гладкое бревно с продольной трещиной посредине показалось теплым.
— Хочешь молока? — сказал Борис. — Холодное.
— Нет.
Андрея тошнило от боли. Вдруг ему показалось, будто рот его полон молока и вкус молока отвратительный. Он проглотил слюну и закрыл глаза.
— Как же ты будешь биться? — сказал Борис.
Перед глазами Андрея двигались красные светящиеся круги. Некоторые из них были большие, очень большие, и они медленно поворачивались, а некоторые были маленькие, крошечные, как точки, и они крутились, крутились, крутились без остановки.
— Как же ты будешь биться? — сказал Борис.
Андрей открыл глаза. Круги и кружочки исчезли. Только в самом углу левого глаза дрожало, дергалось что-то, чего никак нельзя было разглядеть.
Андрей повернул голову.
Борис раздевался. Он стоял посреди комнаты. Он был гол до пояса. Бросив свитер на стул, он нагнулся и стал расшнуровывать ботинки. Он снял правый ботинок, внимательно осмотрел его и бросил на пол. Тяжелый ботинок громко стукнул. Андрей молча отвернулся к стене.
Борис снял второй ботинок и осторожно поставил его под кровать.
— Ты слышишь, Андрей? — сказал он. — Я спрашиваю тебя: что ты думаешь о бое?
