_{Работал он всегда, везде, всюду, умел и любил делать все. Помню, как смешно и трогательно заарендовал он себе дачку. Пожил там зимой в холоде и мерзлоте несколько дней, потом пришел ко мне посмотреть слово «плита» в энциклопедии. Выяснилось, что два жулика-печника взялись построить на даче плиту, получили задаток и, «представляешь, растворились», как выразился Лев Владимирович. Он рассердился, впрочем не столько рассердился, сколько обиделся: он сам был человеком труда, человеком слова. А обидевшись, принялся сооружать плиту сам. В конце концов ему удалось соорудить нечто напоминающее очаг первобытного человека. В этом очаге затеплился огонь, Лев Владимирович сидел перед горячими угольями, попыхивал трубкой и радовался. А через несколько дней он исчез со своей дачки, соскучился и отправился к пограничникам. Он не умел быть один, не умел отгораживаться от людей, не нужна ему была никакая собственность: красное дерево, хрусталь и прочая дребедень, которая, к сожалению, еще существует в качестве «антуража» у некоторых писателей, художников, актеров и ученых. Пара добрых ботинок на толстой подошве, табак, лыжи, фуфайка, удобный перочинный нож, которым Лев Владимирович мог хвастаться неделями совершенно по-мальчишески, добрые друзья, но такие, С которыми можно подолгу спорить, и отъезды, отъезды, отъезды, причем без проводов, а вот так, сразу, смаху, — телефонный звонок и характерный голос:}

_{— Ну как ты там?}

_{— Ничего, а ты?}

_{— Я-то лично с вокзала.}

_{— Провожаешь кого-нибудь?}

_{— Боже сохрани! Сам уезжаю.}

_{— Надолго?}

_{— Не скажу.}

_{— Куда?}

_{— Не скажу.}

_{— Секрет?}

_{— Не секрет, а просто чтобы ты как следует помучился от любопытства, а в дальнейшем — от зависти. Будь здоров. Пока…}

_{«Пока» — на три-четыре месяца.}

_{И возвращение от новых друзей, и новые друзья, которые приезжали вместе с Канторовичем, и рассказы о великолепных парнях (о плохих людях Лев Канторович не любил говорить), новые работы, эскизы, масса планов—всегда и во всем.}

_{Помню, Канторович начал учиться управлять автомобилем. Я к тому времени ездил уже давно. Белой предвоенной ночью, за несколько дней до войны поехали мы за город. Всю дорогу с отчаянной смелостью Лев Владимирович «прижимал меня», обгонял, пропускал вперед и вновь обгонял. Это было не лихачество, он просто учился,, но по-своему, в соответствии со своим характером. Учился и хохотал, слушая мои упреки и жалкие слова о том, что так не ездят, что это черт знает что, что мы оба в конце концов разобьемся. А когда доехали, Канторович сказал:}

_{— Видишь, оба живы и нисколько не разбились, а я, к тому же, здорово подучился. Посмотришь — я буду великолепно ездить… Но и сейчас я вожу машину не хуже тебя…}

_{Лев Канторович погиб, его нет среди нас. Нет участника экспедиций, художника, воина, агитатора, политработника, писателя. Но мы его помним и любим, как всегда любили, когда он уезжал в свои всегдашние отлучки. Самое дорогое — свою жизнь — он отдал, не колеблясь, за нашу Родину. Он никогда не уходил с переднего края. Таким он и остался в нашей памяти — человек, литератор, друг, художник — Лев Владимирович Канторович.}

_{В первые дни Отечественной войны он писал своей жене:}

_{А в другом письме сказано:}

_{Накануне своей смерти Канторович написал:}

_{Вот таким человеком был Лев Канторович — автор этой книги.}

_{И таким он предстает перед читателем в этой мужественной, человечной и чистой книге.}

_{Юрий Герман}