Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Конь придавил Николаю Семеновичу ногу. Нога болела. В сапоге стало мокро. Кровь.

— Вот тебе и кентавр! — громко сказал Николай Семенович. Он попробовал выбраться, но, падая, конь проломил наст, и снег проваливался под руками, когда Николай Семенович уперся посильнее.

Некоторое время Николай Семенович лежал неподвижно. Ему было жарко. Он укусил снег, начал сосать твердый комок. От холода стало больно зубам. Николай Семенович выплюнул ледяной шарик и лег лицом на снег.

Вдруг конь захрипел и приподнялся.

Нога освободилась. Николай Семенович откатился в сторону и вскочил.

— Ты жив, дружище? — сказал он. Конь повернул к нему черную голову. Обе передние ноги его были перебиты пулями. Снег таял, залитый кровью.

Николай Семенович пошел к коню. На правую ногу было больно ступать. Кровь хлюпала в сапоге.

Издалека, приближаясь, донесся треск пулемета.

Николай Семенович увидел черную цепочку, скачущих всадников и белую тройку впереди.

Черные фигурки обогнули тройку кривым полукругом.

— Молодцы! — сказал Николай Семенович.

Тройка повернула.

Теперь белое пятно неслось прямо на него.

Черные всадники смыкались плотнее, окружая тройку.

Вдруг один из них упал, высоко вскинув руки. Его лошадь поскакала в сторону.

— Сволочи, — пробормотал Николай Семенович и сразу вспомнил: «Ахметдинова убили».

Ни один выстрел не отвечал суетливой трескотне пулемета.

Николай Семенович заковылял к коню. Конь опустил голову на снег.

Николай Семенович лег рядом с ним, отстегнул маузер и приладил приклад. Дуло маузера положил на спину коню.

Тройка быстро приближалась.

Николай Семенович приложил маузер к щеке, целясь в тройку. Ладонь привычно нащупала серебряную дощечку на прикладе. Маузер был боевой наградой.

Николай Семенович ждал. Он думал о том, что Ахметдинов, вероятно, убит, что, может быть, не одного Ахметдинова уложили нарушители. Можно было бы обойтись без жертв. Например, забросать тройку гранатами. Гранаты были. Имел ли он, командир Воронов, право приказывать не стрелять, не кидать гранаты и подставлять людей под пули?

Но нужно взять нарушителей живыми. Таков приказ начальника отряда. И война есть война.

Тройка была совсем близко.

Черные фигурки всадников двумя плотными стайками сжимали тройку с боков.

Николай Семенович прицелился в грудь кореннику.

— Молодцы, кентавры, — шепнул он и затаил дыхание, тихонько дожимая спуск.

Коренник упал, убитый наповал, и запутался в ногах пристяжных.

Николай Семенович видел, как Никифоров махнул шашкой, перерубая постромки. Обезумевшие пристяжные понеслись, волоча по снегу тело коренника.

Люди в санях вскочили. Один побежал в сторону. Его поймали. Второй, пулеметчик, выхватил револьвер и сунул себе в висок. Никифоров перегнулся с седла, и снова сверкнул клинок. Револьвер упал в снег. Пулеметчик вскрикнул, сжимая левой рукой перерубленную кисть.

Несколько бойцов спешились и с винтовками наперевес окружили пленных.

Никифоров подъехал к командиру.

— Как Ахметдинов? Кто еще ранен? — спросил Николай Семенович.

— Ахметдинов жив, товарищ командир. Ранен в плечо. Под Семеновым коня убили… Кириллов ранен в ногу… Остальные целы… — возбужденно говорил Никифоров, слезая с взмыленной лошади.

Он подошел к коню Николая Семеновича и стал на колени перед ним.

— Плохо с Тимофеем Ивановичем, товарищ командир. — Он снял винтовку.

— Плохо, Никифоров.

Николай Семенович видел, как слеза потекла по щеке Никифорова.

Никифоров приставил дуло винтовки к уху неподвижно лежавшего коня.

Николай Семенович отвернулся.

5

Утром Николай Семенович проснулся как обычно. Он хотел вскочить на пол, но сразу заныла забинтованная нога. Рана оказалась пустяковой, но нога побаливала.

Николай Семенович осторожно сел на кровати, на одной ноге добрался до окна, распахнул форточку.

Бойцы чистили лошадей.

Никифоров вывел небольшую, изящную белую кобылу.

Николай Семенович вернулся к кровати, лег и поудобнее вытянул ногу под одеялом.

За окном запел Никифоров:

…По Дону гуляет,
По Дону гуляет,
Эх, по Дону гуляет
Казак молодой…

1935

ТРУС

…Обнаружено, что след собаки пересекает границу.

Из рапорта начальника заставы
Полковник Коршунов - img_27.jpeg

Ему исполнился год. Он был шестидесяти пяти сантиметров ростом. Его серая шерсть светлела на нижней стороне хвоста, на животе, лапах и шее. А морда у него была темная, почти черная. Его коричневые глаза сверкали желтой искрой.

Словом, он был очень красивый пес, стройный и сильный, и на вид казался злым зверем. Но он был совсем не злой и не страшный. Хуже того, он был трусом. Трусом от рождения. Возможно, его отец или мать были запуганы, забиты, и он унаследовал от них страх. Его купили совсем маленьким, и о его родословной никто не знал ничего путного.

Во всяком случае, с тех пор как он полуторамесячным щенком попал в питомник, никто никогда не бил его и не запугивал, и все-таки он жил в мире, полном ужасов. Телега, грохочущая по камням шоссе, казалась ему громом. Человек, поднявший руку, казалось, обязательно хочет его ударить. Стук дверей казался выстрелом. А настоящий выстрел так пугал несчастного пса, что он ложился на землю, зажмуривал глаза, хвост прижимал к животу и так замирал, ожидая смерти. При этом его задние ноги дрожали мелкой-мелкой дрожью. Вся красота пропадала бесследно.

В журнале питомника его записали под именем «Джек», но все называли его «Трусом». Начальник питомника сердился, когда слышал эту кличку, но пес отзывался на нее, и в конце концов за ним так и осталось имя «Трус».

Все считали Труса никуда не годным, ну, разве только на племя из-за красоты. Учить Труса считали лишним. Только начальник питомника странно относился к Трусу. Начальник питомника сам учил Труса и тратил на него очень много времени, и если Труса не пугали, он работал просто на «отлично», и нюх у него был замечательный. Но стоило прикрикнуть или замахнуться на Труса, как он останавливался на месте, прижимался к земле и, дрожащий, жалкий, прекращал работу. Куда же это годится?

Начальник питомника, опытный дрессировщик и тонкий знаток собачьей психологии, не переставал трудиться над обучением Труса и всегда говорил о нем:

— Погодите, этот пес еще себя покажет. Только бы Джек (начальник никогда не называл пса его второй, позорной кличкой), только бы Джек попал в руки человека, который никогда не крикнет, не разозлится на беднягу, никогда не ударит его. Тогда Джек так полюбит своего проводника, как не любит ни одна наша собака. Этот пес еще покажет себя…

Начальник пользовался в питомнике большим авторитетом, но этому утверждению, по правде сказать, не особенно верили.

Когда Трусу исполнился год, в питомник прислали одного парня Григория Маркова. Марков был красноармеец молодой, но сразу занял в питомнике твердое положение. Парень он был немного странный — уж очень тихий, молчаливый и сдержанный. Никто толком не знал, что он за человек, но все чувствовали в нем большую внутреннюю силу. Марков умел мягко, осторожно высказывать свое мнение, и почему-то сразу с ним соглашались.

Животных Григорий любил просто со страстью. В питомнике было много отличных проводников, но Григорий, казалось, родился дрессировщиком.

Начальник питомника сразу обратил на Григория внимание. Они были в чем-то похожи, эти два человека, несмотря на огромную разницу. Ведь Григорий годился в сыновья начальнику. Кроме того, Григорий с трудом читал и писал, а начальник был хорошо образованным человеком. Но у обоих, если можно так выразиться, главной чертой характера была любовь к собакам, к животным. Оба проявляли в работе с собакой, в обучении и дрессировке такое бесконечное терпение, такую изобретательность, хитроумность, знание психологии собаки, что можно было только удивляться.

116
{"b":"652870","o":1}