«Я вернусь, пап. Вернусь очень скоро, — пообещал Ниллон. — Пожалуйста, забудь на это время фамилию Сиктис, и всем знакомым скажи то же самое. Если в Пранте объявятся аклонтисты, у них не должно быть никаких зацепок. И еще… обними мать за меня. И передай, что я люблю ее всем сердцем и глубоко сожалею, что заставляю так переживать».

Омунд Сиктис понимающе кивнул, после чего отец и сын, заключив друг друга в прощальные объятия, расстались.

Ниллон очень хотел увидеть мать: самому обнять ее, расплакаться, попросить за все прощения. Но он не мог заставить себя пойти к ней — было ли это трусостью или чем-то иным — сказать было сложно. Снова выслушивать упреки матери и обвинения во всех бедах профессора Хидена Ниллону казалось невыносимым.

Следующей точкой отправления был Деоптис — как надеялся Ниллон, последней.

Однако таинственные приготовления профессора Хидена не добавили Ниллону оптимизма. Гелла же вовсе сделалась молчаливой, хотя с профессором она и словом не обмолвилась с самого момента их бегства.

«Должно быть, до сих пор дуется из-за того случая на лекции в Пранте, — думал Ниллон. — Девушка… Что тут еще сказать».

Деоптис был во многом похож на Прант: тот же архитектурный стиль зданий, те же неторопливые люди на улицах. Однако город этот был самым небольшим из всей четверки Союза Побережья, и самым южным. Как показалось Ниллону, воздух здесь был чище и свежее, чем в Пранте.

Однако именно в этом чистом и благообразном городе Ниллону вновь напомнил о себе неприятный кашель. Всерьез озаботившись здоровьем своего молодого товарища, профессор настоял на посещении врача. Возражения на этот раз не помогли Ниллону.

— Да будет тебе известно, мой юный друг, — с настойчивостью заявил Райджес Хиден, — что мы сейчас находимся в городе лекарей: Деоптис всегда славился своей сильной медициной. Для тебя будет преступлением не обследоваться: тем более, что я слышу этот жуткий кашель уже не впервые. Я хочу, чтобы ты сегодня же днем посетил одного моего знакомого врача по имени Гивис Манай — я напишу тебе на листке его адрес.

Вместе с листком профессор вручил Ниллону небольшой кошелек с золотыми монетами, который тот принял с большой неловкостью и даже пытался возражать. Однако Хиден ничего не хотел слышать, заявив, что со здоровьем шутить не следует, тем более что теперь и без этого проблем хватает.

Дом врачевателя находился в десяти минутах ходьбы от постоялого двора, на котором остановились Ниллон, Гелла и профессор.

Дверь открыл полный круглолицый мужчина с густой черной бородой. Выслушав объяснения о том, как и от кого Ниллон узнал о нем, Гивис Манай (а это был именно он) впустил молодого человека внутрь.

Усадив посетителя на просторном сером диване в гостиной, лекарь уселся в широкое кресло рядом с диковиной пальмой в огромном горшке и закинув ногу на ногу, с серьезным и внимательным видом приготовился выслушивать суть обращения.

Ниллон подробно описал, когда и как часто его настигали приступы кашля, попутно отвечая на множество уточняющих вопросов.

— Скажите, Ниллон, вы… не соприкасались с морской водой за какое-то время до того, как заметили у себя этот кашель? — напряженно поинтересовался Манай.

— Ну-у… я, — Ниллон мучительно напряг память, — вообще-то… да, был один случай не так давно. Я купался в море и… немного наглотался морской воды.

Врач тяжело выдохнул, помрачнев еще больше.

— Прошу вас… Пройдемте со мной.

Манай провел Ниллона в свой кабинет — просторное аккуратно обставленное помещение со множеством полок с самыми разными склянками и колбами и пухлыми справочниками и трактатами. Врач нацепил повязку на лицо, а затем (предварительно налив стакан воды) достал из стола какую-то небольшую капсулу черного цвета и протянул ее Ниллону.

— Это поможет выяснить, в чем причина кашля, — пояснил Манай, — Выпейте.

Ниллон повиновался и уже менее чем через минуту он почувствовал, как кашель сотрясает его горло.

— Пожалуйста, сюда, — попросил доктор, подавая заблаговременно подготовленную склянку.

Ниллон откашлялся в нее, оставив на стенках некоторое количество жидкости, и вскоре его приступ прекратился.

— Теперь мне нужно изучить вашу мокроту, — сказал Манай, забирая склянку и удаляясь в соседнее помещение. — Ожидайте здесь.

Ниллону пришлось провести несколько по-настоящему волнительных минут. «Нет, нет, это не может быть что-то серьезное, — пытался успокоить он себя, — В моем-то возрасте — проблемы со здоровьем… нет, такого быть не должно…»

И вот, наконец, Гивис Манай вернулся… и лицо его выражало полнейнее смятение.

— Я исследовал вашу мокроту, — объявил врач дрожащим голосом, — и… обнаружил в ней частицы яда гаскумбайской медузы. Эти твари редко заплывают в наши воды, но… похоже, вам сильно не повезло, мой дорогой.

— Ч-то это значит? — упавшим голосом проронил Ниллон.

— Гаскумбайская медуза — возбудитель водяной чахотки, — пояснил Манай. — И ваши симптомы говорят о том, что именно этот недуг вы и подхватили…

Голова у Ниллона пошла кругом.

— Это… смертельно? — выдавил он через силу.

— Мне неизвестно ни одного случая исцеления, — сдавленно проговорил Манай, тяжело опершись на стол.

Ниллон оцепенел. Голова его загудела, сердце в одно мгновение словно превратилось в огромный свинцовый сгусток.

— Я… я не понимаю… как… как это…

— Я могу вам лишь предложить приобрести у меня редкие бирюзовые сиппурийские бобы — если будете принимать их раз в неделю, сможете продлить себе жизнь на несколько месяцев… может быть, на год.

Как в каком-то тумане Ниллон достал золотые монеты, оплатил предложенные ему бобы, и, пробормотав что-то невнятное на прощание, отправился обратно к Гелле и профессору.

«Нет. Я не стану им говорить», — сказал себе Ниллон, попытавшись изо всех сил принять более-менее естественный вид.

Впрочем, профессор не стал его сильно допрашивать, удовлетворившись сообщением о том, что Ниллон купил-таки необходимое лекарство. Райджес Хиден был уже вовсю занят подготовкой к отбытию с постоялого двора. А вот Гелла нахмурилась и тревожно покосилась на Ниллона, точно почувствовав неладное.

Через пару часов Ниллон, Гелла и профессор Хиден прибыли на городской пирс. Куда лежал их путь дальше, можно было только гадать, поэтому Ниллон твердо решил, что теперь-то он непременно выведет профессора на чистую воду.

— Куда мы направляемся? — осведомился он решительным тоном.

Райджес Хиден будто не слышал его, глядя на группу лодочников неподалеку.

— Я жду ответа, сэр, — Ниллон негрубо схватил старика за рукав.

— На остров Скорби, — ответил профессор Хиден, никак не реагируя на встревоженность молодого человека. — Там мы будем в безопасности.

— На остров Скорби? Я всегда считал его необитаемым.

— Наши враги тоже так считают — и это нам на руку.

— Но где мы будем жить там? — внезапно вмешалась Гелла.

— Ну, у меня имеется там особняк… Правда, я не был на острове уже лет сорок. Должно быть, все пришло в упадок.

Профессор направился к лодочникам, чтобы обсудить цену за перевозку. Ниллон с Геллой

стояли поодаль, поэтому не слышали разговора, хотя можно было представить, как отреагируют лодочники просьбе переправить троих людей на необитаемый остров.

Однако Райджес Хиден вновь удивил Ниллона: вернувшись, он заявил, что не стал платить за переправку на остров, а просто купил лодку. Профессор объяснил это соображениями секретности: ни один человек в Деоптисе не должен знать о том, что они плывут на остров Скорби.

Затем Ниллон, Гелла и профессор, забрав пожитки с постоялого двора, отправились на пирс. Погрузив все, что у них было, в лодку, они забрались в нее сами и оттолкнулись от берега веслом.

Город постепенно удалялся, а лодка, покачиваясь на волнах, неспешно рассекала водный простор Пряного моря. На веслах сидел профессор Хиден — несмотря на уговоры своих более молодых спутников, он отказался от их помощи, уверяя, что гребля полезна для его рук.