«Понятно, почему придворные поверят, что он сошел с ума», – подумал он.

Борясь, они катались от одного конца темницы к другому. Солома разлетелась в стороны, и они катались по мокрой грязи, находившейся под ней. Алекс вырвался и почти встал, но Эверард схватил его поперек колен, и они снова упали, сражаясь. Дважды князь почти выкрутил нож из пальцев Алекса, и Алексу удалось его спасти, только в свою очередь укусив.

«Что ж, в итоге мы все-таки закончили борьбой», – подумал Алекс, пытаясь вырваться из захвата на его руке. Князь был настолько больше, что победил бы, даже если бы соблюдал правила борьбы, чего он точно не делал. Алекс перешел на смешанный бой и бил Эверарда, когда только предоставлялся шанс.

Это стало роковой ошибкой. Эверард немного уступил перед кулаками Алекса, особенно, когда вес кулака усиливал тяжелый перочинный нож, но это превратило его горячую ярость в холодный рассудочный гнев. Он позволил Алексу откатиться и вскарабкаться на ноги, а потом прыгнул на него и снова утянул вниз, на этот раз полностью подчинив себе. Алекс никогда прежде не встречался с таким захватом. Он почувствовал, как заскрипели кости шеи, и, кажется, у него была сломана левая рука. Он закрыл глаза и изо всех сил вцепился в нож правой.

– А теперь, – сказал Эверард, – я могу сломать тебе шею, если пожелаю. Отдай мне нож, или я попытаюсь.

Алекс поверил ему. У него перед глазами плясали огоньки, как будто кто-то держал фонарь вне поля зрения.

– Так сделай это. Отличный способ совершить самоубийство, – заявил он.

Алекс почувствовал, как при этом намеке Эверард немного ослабил хватку, но это не слишком помогло. Алекс держал руку с ножом вытянутой – так далеко от Эверарда, как только можно. Князю нужны были обе руки, чтобы держать его, так что он не мог получить нож, если Алекс не отдаст его. Алекс попробовал еще одну хитрость:

– Дай мне сначала встать. А потом сможешь получить нож.

– Я не такой дурак, – сказал Эверард и сделал крошечное, почти пробное движение.

Алекс завопил. Эверард снова ослабил хватку, словно испугавшись, но Алексу было уже всё равно.

– Эверард, ради всего святого, отпусти меня!

– Тогда дай мне нож. Почему ты зовешь меня Эверард?

– Разве это не твое имя?

– Да, но так меня зовут только друзья.

– Отпусти меня! Ты правда ломаешь мне шею. Я буду звать тебя, как захочешь. Хоть Шалтай-Болтай.

– Почему Шалтай-Болтай? Потому что он пережил великое падение? Ты!..

– Знать про Шалтая-Болтая, но не знать про Хабеас Корпус! – произнес Алекс. – Уй!

На этот раз он закричал по-настоящему, и, видимо, это испугало Эверарда, поскольку он отпустил его. Алекс бешено откатился в сторону и с трудом поднялся на ноги. Эверард снова медленно двинулся за ним. Алекс запаниковал. Похоже, единственным способом остановить Эверарда было избавиться от ножа. Единственным надежным местом была та решетка с лунным светом. Как раз когда князь добрался до него, Алекс подпрыгнул и выбросил нож.

Он и не надеялся, что нож пройдет сквозь решетку, но тот исчез между прутьями, и Алекс услышал, как он тяжело шлепнулся в ров снаружи. А потом они с Эверардом стояли в дрожащей полосе света, уставившись друг на друга. По лицу князя Алекс видел, что он опомнился.

– Урок мне против отчаяния, не так ли? – произнес Эверард. – Сожалею, Алекс. Это было наше единственное оружие.

– Знаю, – несчастно ответил Алекс. – Я тоже сожалею, – и, собравшись на случай нового нападения, добавил: – Я… Я ничего не имел в виду, сказав про Шалтая-Болтая. Я просто сказал первое, что пришло в голову!

– Да. Верю, – серьезно произнес Эверард. – Когда Роберт показал мне этот захват, я едва соображал, что говорю. Давай поищем тот хлеб. Мы должны съесть его.

Но они уничтожили хлеб. Они искали его по всему полу и нашли только разбитую тарелку и опрокинутую кружку.

– Если я и теперь не научусь не выходить из себя, то никогда не научусь, – горько произнес Эверард.

Алекс сел на корточки и потыкал в пол, собирая пальцем грязный хлебный мякиш. «Отличная мораль, – подумал он. – Полагаю здесь есть урок и для меня. Я выхожу из себя почти так же бешено, как он, точно так же бешено, как Сесилия – только никогда этого не признаю». Но сейчас ему было слишком холодно, чтобы беспокоиться о своем характере или о характере князя. Пока они дрались, ему было тепло, на самом деле, даже слишком жарко, но внезапный жар исчез. Сырость темницы проникала до самых внутренностей, а сквозь решетку дули ледяные сквозняки. Там снаружи сильно морозило, даже в защищенной долине Эндвейта. У Алекса начали стучать зубы.

Эверард подошел к нему.

– Мне тоже холодно, – сказал он. – Нам надо навалить вокруг себя соломы и попытаться согреться. То есть, если…

– Если что?

– Если ты не против. Если ты поверишь, что я не стану снова пытаться сломать тебе шею.

Эти слова вызвали у Алекса смешок, который был наполовину дрожью.

– В следующий раз я буду настаивать на кулачном бое, и тогда, возможно, у меня будет шанс.

Эверард тоже засмеялся. Алекса безмерно подбодрило то, что князь умеет смеяться. А когда они наскребли холмик соломы и сделали в его центре углубление, он обнаружил, что Эверард умеет даже шутить.

– Гнездо пташки в клетке, – он взмахнул руками, будто крыльями, и с пронзительным криком прыгнул в углубление.

Устраиваясь рядом с ним, Алекс хихикнул.

Первые десять минут они думали, что согреваются. А потом зубы Алекса снова начали стучать. Его ступни так плохо ощущались, что он задумался, не получил ли обморожение.

– Мы не согреемся, пока не начнем думать о чем-то еще, кроме того, как нам холодно, – сказал Эверард. – Нам надо говорить. Расскажи мне историю своей страны.

Алекс старался изо всех сил. Стуча зубами, он наугад начал с Войны Роз[5]. Эверард был заворожен. Он восклицал, предлагал советы давно умершим королям, а то, как он принимал ту или иную сторону, шокировало бы школьного учителя, но привело в восторг Алекса. «К тому времени, когда мы оба умрем от голода, – подумал он, – он будет мне по-настоящему нравиться». Он понял, что стало гораздо теплее.

Потом Эверард рассказал истории о княжестве. Он рассказывал в той же официальной манере, которой пользовалась мисс Гатли, и Алекс в свою очередь был заворожен.

– А теперь, – сказал Эверард, – я расскажу тебе историю о князе Джеффри Добром и Элеоноре. Элеонора была пришельцем из Внешнего мира, и ее имя было Элеонора де Корси…

– Слушай, – перебил Алекс, – она жила здесь неподалеку? Я знаю людей по имени Корси. Они могут быть родственниками?

– Возможно, – ответил Эверард. – Часть земель Элеоноры граничила с этой страной, но часть лежала далеко. Князь Джеффри преодолел сотни миль, чтобы помешать ее свадьбе.

– Да, когда-то им принадлежали земли по всей Англии. Должно быть, они ее потомки.

– Они не могут быть ее потомками. Она была моим предком. Она вышла замуж за князя Джеффри, вопреки всем возражениям ее отца.

– Расскажи, – попросил Алекс.

И когда князь Эверард начал странную историю, он подумал: «Полагаю, это урок мне – я не должен был быть непослушным. Я должен был поехать на тот прием. Но, если бы я так поступил, бедняга Эверард оказался бы здесь совсем один».

Выйдя из палатки, Сесилия попала в разгар военного совета. Роберт стоял на хрустящем мерзлом снегу прямо рядом с палаткой и вел с друзьями торопливую беседу. Половина из них держала наготове лошадей. В тусклом утреннем свете Сесилия видела вокруг покачивающиеся стремена, выгнутые шеи и топающие копыта. Когда она вышла, Роберт и все остальные повернулись, чтобы весело поприветствовать ее, а потом немедленно вернулись к своему торопливому разговору. За их спинами изгнанники бегали и ездили верхом по всему лагерю, болтая, крича и делая приготовления к битве. К удивлению Сесилии, все были радостными – будто в восторге от того, что их вытащили на заре на мороз, чтобы сражаться за свои жизни.