Квадратная дыра захлопнулась, засовы и цепи загремели, и они снова остались в темнице одни.

Алекс отвернулся от двери, по-прежнему держа чашку и тарелку, готовый пнуть сам себя или завопить от гнева.

– Я… Извини, – произнес он. – Это… Это действительно правда, что никто не посмеет убить меня?

– Увы, да, – ответил князь. – Если бы только я предупредил тебя! Я видел, что ты не понял, – он отвернулся от Алекса и сел на солому. – Если кто-нибудь из нас в этом государстве убьет кого-нибудь из Внешнего мира, наступит конец всему – каждому мужчине, женщине или ребенку.

– Ты уверен? – спросил Алекс. – Откуда ты знаешь?

– Так написано, и каждая живая душа знает об этом. Смерть пришельца из Внешнего мира от наших рук влечет за собой гибель государства. Некоторые говорят, что мы все растаем, как снег, другие – что мы упадем замертво в тот момент, когда умрет пришелец. Я не знаю. Но абсолютно точно никто здесь не осмелится убить тебя.

– И у меня в кармане был нож! – воскликнул Алекс. – Я взялся за него и выпустил, поскольку подумал, что он бесполезен. Я не понимал, что он имеет в виду, пока не стало слишком поздно.

– Ты наверняка был бы ранен. Но они не посмели бы ранить тебя серьезно. Какая жалость, что я не сказал тебе, потому что ты мог бы прикончить этого чудовищного человека. Почему я ни разу не догадался, какой он изверг? – потом он раздраженно вскинул голову. – Ешь эту еду. Перестань стоять с ней.

Алекс посмотрел на то, что было у него в руках. На тарелке лежал ломтик хлеба, а кружка была наполовину наполнена вроде как водой. Он проголодался после долгой езды по снегам, но никоим образом не умирал от голода. Обед, который он получил в библиотеке, был слишком хорошим, хотя теперь он жалел, что не съел ту грушу.

– Я не очень голоден, – сказал он. – Мы можем разделить.

Князь Эверард резко отодвинулся от него.

– Нет, – сказал он. – Нет! Ешь, пей воду. Разве ты не понимаешь? Я не смею позволить тебе умереть от голода.

– Но я не умираю от голода. Я великолепно поел в Фаллейфелле. Никто не может умереть от голода за несколько часов, дурак! Позволь мне отдать тебе половину.

– Ешь, – повторил Эверард и уткнулся лицом в колени.

Обуреваемый желанием потрясти его и жалея, что здесь нет колючего куста, в который его можно было бы швырнуть, Алекс вместе с едой встал рядом с ним на колени.

– Давай. Возьми половину.

– Я не голоден.

– Голоден. Или будешь к утру, и к тому времени я точно не умру. Мы должны делить между собой то, что нам дают, по крайней мере до тех пор, пока не начнем по-настоящему умирать от голода.

– Нет, – ответил Эверард, не поднимая лица от коленей.

Алекс вздохнул. Он никогда в жизни не встречал никого настолько упрямого, как этот князь.

– Разве ты не понимаешь, – спросил он, – как я буду себя чувствовать, позволив тебе умирать от голода рядом со мной?

Эверард не ответил. Алекс отказался от этой аргументации и попробовал другую:

– Люди месяцами могут выживать на очень скудной пище, неделями – точно. Может, тебя спасут в течение недели. Яснее ясного, наша толпа лошадей оставила следы по пути сюда, разве ты не заметил? У тебя должны быть друзья, которые пойдут по ним и найдут тебя. Твой долг перед ними – не умереть от голода, пока они не смогут тебя освободить.

Он слышал, как солома зашуршала, когда князь пошевелился, и почувствовал, что, наконец, произвел впечатление.

– У меня нет друзей, – сказал Эверард.

– Должны быть, – воскликнул выведенный из себя Алекс. – Подумай!

– Нет. Думаешь, я не думал? Я рассмотрел каждую душу при Дворе, и из тех, кто не является ставленниками Тауэрвуда, половина ненавидит меня из-за Хауфорса, а остальные поверят, что я в самом деле сошел с ума. Говорю тебе, у меня нет друзей. А теперь ешь свою еду.

После таких новостей Алекс не мог есть. Даже если бы он был достаточно бесчувственным, чтобы позволить князю обходиться без еды, он не смог бы съесть ни кусочка. Он сидел на соломе рядом с тарелкой и кружкой и отчаивался. Значит, их не спасут. Даже Сесилия, скорее всего, не сможет помочь, ведь, насколько Алекс знал, она по-прежнему пленница в Фаллейфелле, не имеющая средств выяснить, где он. Он был оставлен один на один с этой ужасной ситуацией, по меньшей мере столько времени, сколько нужно человеку, чтобы умереть от голода.

От этой мысли Алекс горестно передернулся. Эверард не осмеливался есть из страха убить его. Если Алекс умрет, умрут все в этой стране. А значит, Алекс станет убийцей, как бы он ни поступил. Он мог позволить князю Эверарду умереть от голода и тогда убьет его; или они могут оба голодать и оба умрут, прихватив с собой каждого подданного Эверарда. Это было немыслимо, но столь же немыслимо было для Алекса сидеть на соломе, отбирая у Эверарда каждый кусочек еды. По крайней мере, в одном он был согласен с Эверардом: Конрад Тауэрвуд был чудовищем – абсолютным, адским чудовищем.

Князь Эверард стремительно развернулся на соломе.

– Ешь – пожалуйста! – умоляюще произнес он.

– Не могу, – ответил Алекс, и ему в голову пришла еще одна возникшая из отчаяния возможность. – Я не буду есть. Я заморю себя голодом добровольно. Тогда никто не убьет меня, и все будут в порядке.

Эверард чуть ли не завопил на него:

– Нет! Насколько мне известно, это ничуть не лучше. Во имя неба, ты говоришь так, чтобы помучить меня? Конрад Тауэрвуд и не знал, как было умно запереть нас вместе – поскольку ты точно сведешь меня с ума. Ты предлагаешь искушения, прямо как сам дьявол.

Алекс был ошеломлен. Ему не приходило в голову, что князь считает его таким же сводящим с ума, каким он считал князя. Он был не в состоянии ответить, а Эверард тем временем задумался о другой стороне своих бед.

– И пока я сижу здесь, слушая твои коварные предложения, это чудовище Тауэрвуд принуждает мою мать выйти за него замуж. Подумать только!

– Или твою тетю, – напомнил Алекс, пытаясь сказать хоть что-нибудь, что не покажется князю злом.

– О, моя тетя! – воскликнул Эверард. – Она скорее примет яд. Он знает это не хуже меня. Так что согласится моя мать, поскольку она всегда любила жизнь и не привыкла к давлению и запугиванию.

Алекс вспомнил очаровательную светловолосую леди. Эверард был достаточно похож на нее, чтобы Алекс понял, что она была его матерью. Он боялся, Эверард прав. Она была слишком изнежена, чтобы противостоять такому отвратительному человеку, как граф. Лучше бы Алекс держал рот на замке.

– Алекс, – произнес Эверард другим, спокойным тоном. – Алекс, умоляю тебя, одолжи мне перочинный нож, который у тебя в кармане. Он мне нужен не надолго.

Алекс тут же накрыл нож ладонью и крепко сжал его. Во внезапной вежливости Эверарда было нечто тревожное.

– Зачем?

– Зачем? Затем, что я хочу покончить с собой, конечно. Ты ведь понимаешь, что у меня достаточно оснований?

Алекс встал на колени и отодвинулся назад, по-прежнему крепко держа нож.

– Нет! – отчаянно произнес он. – Ты не должен этого делать. Это неправильно. Вас тут разве не христианами воспитывают?

Эверард передвинулся за ним по соломе.

– Я такой же христианин, как и ты, но я лучше буду гореть в аду, чем переживу эту неделю. Дай мне нож, пожалуйста. Прошу тебя.

– Не дам. Возможно, всё не так плохо, как ты думаешь. Ты не должен быть таким испорченным.

Эверард снова пополз к нему. Окончательно испугавшись, Алекс встал и попятился.

– Пожалуйста, – произнес Эверард. – Умоляю тебя.

– Не моим ножом, – сказал Алекс.

Эверард встал.

– Дай мне нож, скулящий идиот! Они отпустят тебя, как только я умру.

– Даже если они сделают меня королем мира, – ответил Алекс. – Я не дам тебе нож. Не можешь понять, когда тебе говорят «нет»?

– Ты обещал одолжить его мне.

– Не для этого.

– Дай мне его! – крикнул Эверард.

И когда Алекс снова попятился, князь бросился на него. Алекс тяжело отпрыгнул в сторону, по-прежнему держа руку в кармане. Но приземлившись, он вынужден был высвободить руку, всё еще сжимавшую нож, чтобы защититься от бешеной ярости князя. Он жутко перепугался. Никогда он не сталкивался с подобным. Казалось, Эверард в самом деле сошел с ума. Алекс с усилием отодвинул руку князя от своего горла, только чтобы удариться головой о пол. Потом ему пришлось защищать нож, и пока он пытался вырваться, Эверард пинал и кусал его.