«Замок», – решил он, когда они остановились рядом. Вокруг него располагался темный, блестящий, незамерзший ров с водой, а люди внутри опускали разводной мост. Лязг и грохот цепей на мосту так испугали Алекса, что у него застучали зубы. Они напомнили ему обо всем, что он когда-либо читал о темницах, оковах и пытках.

Разводной мост с треском опустился, открыв темный аркообразный проход, освещенный ярким факелом в кронштейне. Граф Герна и его солдаты с грохотом проехали вместе с ними в арку мимо яркого неровного пламени и въехали в крошечный темный двор. Ворота с грохотом закрылись, а разводной мост с бряцаньем поднялся обратно.

Солдат, сидевший за Алексом, спешился и грубо потянул Алекса за ногу.

– Слазай давай, ты, Внешник.

Алекс, как мог, соскользнул с лошади, используя для балансирования локти, поскольку руки у него были связаны. Все солдаты вокруг под нестройное позвякивание кольчуг спускались с лошадей. Он мельком видел, как князя Эверарда стянули вниз, схватив за загривок. Дрожа от холода, Алекс стоял среди солдат в темноте, пока другие люди уводили лошадей. Немного в стороне, на освещенном участке он видел раздающего приказы графа Герна. Затем граф прошагал обратно к ним. Алекс попытался перестать дрожать.

«Он решит, будто я боюсь, – подумал он. – А я не боюсь. Я не боюсь».

– Темница готова, – сказал граф. – Уведите их.

Солдаты развернулись и зашагали прочь от света – в глубокую темную арку. Там почти сразу же началась лестница, и Алекс споткнулся. Кто-то зажег фонарь, от которого по толстым каменным стенам вокруг запрыгали громадные тени. Внизу лестницы находилась массивная открытая дверь, а когда они вошли в нее, за ней оказалась еще одна лестница. На этот раз свет блестел на стенах, насквозь мокрых из-за рва снаружи. Потом была более низкая и узкая дверь, на отпирание которой ушло некоторое время. Солдаты не зашли внутрь. Двое из них взяли Алекса, развязали ему руки и толкнули внутрь. Помня, что темницы всегда глубокие, Алекс сохранил достаточно присутствия духа, чтобы прыгнуть, когда его толкнули. Он упал фута на три, приземлившись ладонями и коленями на сырую солому, и ему пришлось поспешно отползать в сторону, когда следом за ним толкнули князя. Дверь над ними с глухим стуком закрылась. Со скрипом встали на место засовы, и загремели цепи висячего замка. Затем Алекс услышал звук шагов уходивших солдат – очень слабый и далекий.

Тогда он встал и двинулся по темнице наощупь. Она была довольно просторной – около пяти широких шагов до стены оттуда, где он стоял на коленях, а пол покрывал толстый слой вроде как свежей соломы. Стена, когда он добрался до нее, оказалась сырой – гораздо сырее стен, мимо которых они только что проходили, а поскольку снаружи было ужасно холодно, стекающая вода была ледяной. Алекс с дрожью отдернул руки и развернулся обратно.

Было светлее, чем он ожидал. В боковой стене на недосягаемой высоте находилась крошечная решетка, которая, должно быть, располагалась прямо над уровнем воды рядом со рвом. Алекс догадался об этом, поскольку свет, который она пропускала, представлял собой рассеянный лунный луч, колыхавшийся и двигавшийся по мокрой стене. Не прямой лунный свет, а отражение в воде рва. И он позволил Алексу разглядеть бледность соломы и черную фигуру князя Эверарда, его белые волосы и еще более белое лицо.

Князь стоял, прислонившись к стене рядом с дверью, будто не двигался с тех пор, как дверь закрылась. Алекс понял – внезапно, как если бы кто-то швырнул ему в лицо холодную губку, – что, если его собственное положение было достаточно отчаянным, положение князя было не просто безнадежным, а кошмарным. Его отца убили – и, видимо, убили в этом самом месте. Его друга только что зарезали прямо у него на глазах. А поскольку граф Герна смог всё это совершить, похоже, во всем княжестве у Эверарда не осталось ни одного друга, на которого он мог бы положиться.

«Как ужасно! – подумал Алекс. – Я, по крайней мере, могу вспомнить о доме, или о школе, или о Гатли. Я могу думать об отце или даже о Корси. Но у него вряд ли сейчас найдется хоть одна приятная уютная мысль». Ему стало так жаль князя, что он попытался придумать, что можно сказать утешающего. Однако это было сложно, поскольку Алекс понял, что, в сущности, не знает его. Могло бы помочь замечание насчет темницы, предположил он, и как раз уже собирался сказать, как здесь сыро, когда князь заговорил.

– Если бы только, – произнес он, – если бы только ты не был так мне противен, я смог бы перенести всё остальное.

Всё сочувствие Алекса испарилось. Он засунул руки в карманы и небрежно прошел под решетку.

– Похоже, ты хочешь получить еще один синяк, – сказал он. – Или предпочитаешь, чтобы я расквасил тебе нос?

– Давай хвались. У тебя преимущество, но если бы у меня не забрали меч, преимущество было бы моим.

– О, – противным тоном произнес Алекс, – у меня в кармане есть перочинный ножик, – он подождал, не захочет ли Эверард пойти на мировую, но тот промолчал; и Алекс беззаботно добавил: – Если хочешь, я одолжу его тебе, но я всё равно тебя побью.

Князь не ответил. Алекс повернулся от решетки и увидел, что Эверард, положив локти на стену, уткнулся в них лицом. Алексу снова стало его жаль, и это раздражало. Он сел на солому, опустив подбородок на колени, и сосредоточился на том, чтобы жалеть себя. Он находился в достаточно сложном положении. Отец вернется из Лондона через два дня, и к тому времени все уже решат, что Алекс умер. А потом его вдруг поразило осознание, что, возможно, они будут правы, посчитав его мертвым, и он понял, что готов в любую секунду разреветься. И он бы выплакал все глаза, пока Эверард стоит у стены, если бы кто-то не начал отпирать дверь.

Алекс тут же вскочил. Князь быстро отошел от стены, и оба, будто в чем-то виноватые, повернулись к двери. Она распахнулась, и наверху появился граф Герна. Он держал высоко поднятый фонарь, слабое пламя которого ослепило обоих. Алекс в надежде сжал пальцами перочинный нож, но увидев позади графа солдат, выпустил его.

Граф смотрел на князя и говорил так, будто Алекса здесь не было:

– Ваше высочество, я пришел объяснить, чего вам ждать в моей власти. Я подумал, что должен оказать вам эту любезность, прежде чем покончу с вашим кузеном Хауфорсом.

– И чего мне ждать? – спросил Эверард.

Граф улыбнулся своей жуткой улыбкой:

– Верной смерти от голода, ваше высочество.

Князь посмотрел на Алекса:

– Но он…

– Именно, – сказал граф. – Пока вы оба живы, вам будут давать ровно столько еды, сколько необходимо для поддержания жизни в одном теле. Ни крошки больше. Если вы примете пищу, пришелец из Внешнего мира умрет по вашей вине, что послужит гибелью для всего государства. Вы примете пищу, ваше высочество?

Один из солдат прошел через дверной проем, неся тарелку и крошечную кружку.

– Возьми, Алекс Хорнби, – сказал граф. – Это всё, что ты получишь до завтрашнего утра.

– Вы изверг! – воскликнул князь. – Вы чудовищный дьявол! Бери, Алекс, бери, во имя неба.

Алекс почувствовал, как он настойчиво пнул его по ноге, как если бы в его словах таился скрытый смысл. Он неуверенно прошаркал вперед, понимая, что существует что-то, чего он не улавливает – что-то крайне важное и для него, и для князя. Когда он протянул руки, беря тарелку и кружку, его озарило, в чем дело. Но было слишком поздно. Его руки оказались заняты, а дверь захлопнулась у него перед носом. Сквозь квадратное зарешеченное отверстие в двери проникал свет, и Алекс видел, как граф смотрит через него.

– Вам стоит всё разъяснить этому вашему врагу, ваше высочество. Он не понял, почему вы пнули его. Он должен понять, почему его долг – уморить вас голодом. А теперь – прощайте. Я собираюсь сначала предложить брак либо вашей матери, либо вашей тете – мне всё равно, которая согласится, поскольку обе дадут мне право претендовать на корону, – а потом уничтожить вашего кузена изгнанника. Я вернусь через неделю, и к этому времени, надеюсь, вы будете мертвы или на самом деле безумны. Спокойной ночи вам обоим.